Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 26

— Вот так, вот так! — сержант опустился возле инженера на колено и быстро пустил обмотку бинтом вверх по ноге.

— Побриться успеем?

Сержант не ответил:

— Кто оделся-обулся, выходи во двор. Шевелись, шевелись, на войну опоздаем!.. А ты, дядя дорогой, куда свою винтовку дел?

На востоке бледная полоска отделила холодную звездную ночь от земли. Отбоя воздушной тревоги еще не было. Во дворе их ждали пять «зисов». Моторы тихо урчали, отравляя влажный неподвижный воздух.

— Все собрались? — обошло строй ротное начальство.

Сержанты докладывали. И будто та невидимая сила, которая говорила необязательные слова, напоминала, как правильно ходить строем, показывала, как пользоваться обмотками, поругивала и пошучивала, вдруг сбросила добродушную маску, угрожающе дала команду:

— По машинам!

Ведерников поискал глазами стропальщика, но лиц в полумраке не рассмотреть. Заметил — в кабине последней машины пустует место:

— Можно?

Шофер, потирая глаза, откликнулся:

— Садись, все веселее будет.

К головному «зису» прошел понравившийся инженеру лейтенант, и колонна двинулась в путь.

Ведерников пристроил винтовку между ног и потянулся за папиросами. Шофер предупредил: с этим поосторожнее!

— А что, запрещают?

— Ну как запрещают? Он запрещает! — и показал на небо. — Но в кулак можно.

Инженер, пригнувшись, зажег спичку и прикурил, чему-то радуясь и удивляясь уже замеченным за собой переменам.

В кабину пробивался свежий ветер, лента шоссе легко бежала навстречу, уносились назад деревья. На поворотах была видна вся быстро движущаяся колонна.

— А куда, собственно, мы едем? Если, конечно, не секрет?

— Занимать позицию, дорогой товарищ. А где сейчас позиция, кто ее знает. Прет немец — вот ведь что. А где он, поди, сами маршалы гадают. Но где-то он снова прошел. А вас, вижу, даже подстричь не успели. Значит, худо дело. Вот ведь что…

Было уже совсем светло, когда колонна остановилась. Впереди бледнело зарево пожара. Народ прыгал на асфальт и разминался. Затихли моторы, и оказалось, воздух полон грозными низкими звуками. Если приглядеться, можно было увидеть в небе птиц, расстроенно летящих оттуда, откуда доносились звуковые перекаты. Курили. В застиранном и кое-как подобранном обмундировании все выглядели помолодевшими и разжалованными. Ведерников нашел мастера Завьялова и стропальщика дядю Мишу, которого любили за покладистость и смешные истории, случавшиеся с ним.

Разминка была короткой. Роту разделили на две группы. Одну повели влево от дороги, другую, в которой оказался Ведерников, лейтенант повел направо.

— Воюй, не умирай! — вслед крикнул шофер.

— К черту, друг, к черту! — по-студенчески ответил инженер.

Пошли по полю, потом спрыгнули в окоп и продолжали идти к виднеющейся под склоном рощице. Их стали расставлять в пятнадцати шагах друг от друга, — наверно, так ополченцев должно было хватить до рощи.

Сержант с короткими руками объявил: без его команды ничего не делать, место в окопе не покидать, завтрак получим позднее — приедет кухня. Времени не терять: углублять окоп и маскироваться.

Соседа слева у Ведерникова не было — поле, а за ним дорога, по которой сюда приехали. За спиной — затоптанное поле овса. Впереди тоже овес, потом пологий скат к большому ручью с зарослями лозняка. За ручьем чернел лес.

Стал делать то, за что принялся дядя Миша, — выбрасывать на бруствер песок со дна окопа. Лопат не было, дядя Миша приспособил обломок доски. Ведерников решил поискать что-то более подходящее в поле. Не успел сделать и двух шагов, как услышал негодующее «Назад!» с мерзкими добавлениями. Но этого сержанту показалось мало, подбежал к инженеру и прочитал целую нотацию: о том, что приказы отдаются не ради формы и не для отдельных лиц, о том, что Ведерников — взрослый человек, а не понимает, что из-за него немцы получили возможность обнаружить окопы роты.





«Однако не стоит преувеличивать», — попробовал возразить инженер, но прав был дядя Миша, который за спиной сержанта знаками показывал: молчи.

Успокоиться Ведерников долго не мог. Черт знает что такое! Допустили немцев до самого города! Пусть немцы техничнее, умнее, но лопату можно дать красноармейцу! Ло-па-ту! Не танк, не дот — малую саперную лопатку! Ведерников продолжал растравлять себя. Видите ли, самое главное — спрятаться в окопе и не высовываться, чтобы немец не знал, какая грозная рать здесь поджидает.

— Возьмите, Вадим Сергеевич, мой инструмент, — дядя Миша протянул дощечку.

— Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно, — продекламировал Ведерников.

Стропальщик сочувствовал инженеру: вчера он в цехе командовал, а сегодня его разделывает простоватый сержант. Сам же он не привык осуждать действия начальства, хотя бы сержанта: парняга ведь думает и отвечает за все отделение. За собой не всякий тут уследит.

— Эх, Вадим Сергеевич, наспех наши бабы окопы копали. А может, и ремесленники — им война веселая игра…

Дядя Миша отправил обойму в магазин винтовки и пристроил ее на бруствер. Ведерников сделал то же самое. Потом старался вспомнить, чему его учили на трехмесячных курсах. Но ничего, кроме скуки, из воспоминаний не вынес.

По окопу прошло оживление — откуда-то пронесли станковый пулемет.

Впереди, в низине, клубился туман. Солнце еще не пробило далекие облака. От утренней сырости знобило. Ведерников вернул дяде Мише доску («Нужно было бы ее сохранить для музея!») и опустился на дно окопа. Дядя Миша ушел к другому соседу…

Часы показывали 10.20, когда за окопом разорвался первый снаряд. Дядя Миша, как-то неприятно вскидывая подбородок, прокричал:

— Видел? Видел? Сейчас фашист пристрелку начнет!

И в самом деле, второй разрыв поднял столп белесого песка впереди окопа. По этим двум выстрелам можно было определить направление, откуда стреляет батарея.

— Смотри, смотри! — позвал дядя Миша Ведерникова к себе.

— Что там?

— Немцы!

Ведерников пригляделся. Среди длинных теней, тянущихся от леса, увидел движущиеся точки. Он хотел их лучше рассмотреть: какие они — немцы? Не так ли они прошли через всю Европу?!

Еще несколько взрывов справа, слева.

— Смотри, смотри! — метался стропальщик от Ведерникова к соседу справа.

Будто невидимый дирижер взмахнул руками: там, за ручьем, пробежали белые огоньки, а здесь — стало темно от фонтанов песка, смешанного с крошевом стеблей овса.

Оглушенный, Ведерников вскоре перестал различать отдельные взрывы, все слилось в бешеное метание земли и воздуха, как будто те, по другую сторону ручья, хотели выкорчевать окоп из земли. Пыль и песок смешались с аммиачным запахом. Инженер лег на дно окопа. Потом встал на колени и уперся головой в стенку. Потом сел, зажал голову коленями. Несколько раз валился на бок, но тотчас принимал прежнее положение, как будто только оно сейчас могло его спасти.

Он не испытывал того, что можно было бы назвать страхом — страхом перед тем, что происходило, — он испытывал ужас от своего собственного тела, которое вело себя никогда прежде не испытанным образом. Его била противная дрожь, тело покрылось холодным, липким потом, хотелось бежать и бежать все равно куда.

Когда обстрел прекратился, в ушах продолжало больно звенеть. Сплюнул слюну с песком и желчью. Поднял голову и увидел полоску неба с медленно оседающей пылью. Наконец решился встать. Поле было не узнать. Изрытое, оно дымилось. Лента окопа то возникала, то терялась среди воронок. Винтовка вывалилась за бруствер. Но осталась исправной. Показалась голова дяди Миши. Он силился улыбнуться серым лицом.

— Приготовиться! — слабо послышалось издалека.

— Приготовиться! — кто-то откликнулся ближе.

— Приготовиться! — повторил Ведерников, как будто кто-то еще мог его услышать.

Из лощины поднималась редкая немецкая цепь. Как-то не связывались эти никуда, казалось, не торопящиеся фигурки с теми, кто перепахал поле.