Страница 10 из 13
— Госпожа Вейдена — настоящая принцесса? — охнула я потрясенно.
— Истинно так! Добрее и прелестнее принцессы ни в одном другом королевстве не сыскать, — с неподдельной гордостью произнес Харль. — Разве ты не видела ее вблизи? От такой красоты в душе ангелы поют! Вот только этот божий дар не принес ей счастья…
Я тихонько вздохнула, признавая его правоту. Госпожа Вейдена была дивной красавицей, да еще так ласково обходилась с дядюшкой Абсаломом! В моей голове не должно было возникнуть и тени тех дерзких, глупых мыслей, что одолевали меня с той поры, как я увидела герцога Таммельнского.
— В этих краях была война? — я пыталась припомнить хоть что-то, но, увы, пару лет назад до моих ушей доходили известия лишь о том, что происходило на соседних улицах, — что уж говорить о событиях в чужих королевствах!
— Типун на твой черный язык, — Харль сделал отвращающий беду жест — таким же отгоняли сглаз и в моих родных краях. — Сюда война не дошла, хотя немало добрых таммельнцев, призванных в войско его величества, не вернулись в свои родные дома. Но зря мы радовались тому, что беда нас миновала. Вскоре сюда прибыл господин Огасто с самыми отъявленными из своих головорезов, да еще и…
Тут он замялся, и хитрое лицо его омрачила неподдельная тревога.
— Ты хотел что-то сказать о хвори господина Огасто? — предположила я, гордясь своей проницательностью.
— К лешему эту его хворь, пусть хоть совсем рехнется и перестанет выходить из своих покоев, — выпалил мальчишка, не сдержавшись, и тут же зажал себе рот, но затем продолжил, раззадоренный видом моего удивленного лица. — Я хотел сказать о том, что он притащил с собой! Мерзкую нечистую тварь!
— Нечистую тварь? — я почувствовала, как холодок пробежал по моей спине.
— Ну да, настоящего нелюдя, — Харль вздрогнул и еще трижды повторил отвращающий жест. — Ведь тогда на нас шло войной не соседнее королевство, а темная сила с северных гор! Те из наших, кто побывал на той войне, до сих пор плюются, когда вспоминают, каких гнусных дьявольских созданий им приходилось убивать в бою. Для эдакой-то погани и слов в человеческом языке нет! Кабы не господин Огасто — пропадать нам всем, уж больно безжалостен и силен был враг. Одно дело, когда в твои земли приходит иной король, пусть даже и порядочный кровопийца, а другое — когда власть над людьми берут чудовища.
— Так что же, господин Огасто взял в плен короля тех чудовищ? — от ужаса у меня едва ворочался язык. В моих тихих, спокойных родных краях о таком можно было услышать разве что в старой страшной сказке.
— Да почем мне знать? — Харля аж передернуло всего от отвращения. — Я тайно от матушки в щелку подсмотрел, как вносят в замок гроб, окованный цепями, и больше ничего не видал. Его спустили в подземелье, выставили охрану и объявили, что никому, кроме верных людей нового герцога, в то крыло ходу нет. Наемники сущими разбойниками оказались, и не вздумай к ним соваться! Они из тех, кому война — родная мать, ведь там можно жечь и убивать сколько душе угодно. Если увидишь где случайно их страшные смуглые рожи, прячься от греха подальше.
— Откуда же родом господин Огасто? — я вновь вернула разговор к герцогу, мысли о котором становились все навязчивее.
— Никто не знает, — отозвался Харль, к тому времени забывший о сборе трав и лениво разлегшийся на старом камне, нагретом солнцем. — Чего только не рассказывают о нем! Я слышал, что он родился на далеких островах, где поклоняются морским чудовищам, а его мать — морская ведьма, которая раз в сто лет выходит на сушу, превратившись в красивую девушку, а по спине у нее идет полоса черной с золотом чешуи. Тому, кто найдет такую чешуйку во время отлива, в море всегда будет сопутствовать удача, его корабль не потопит даже самый суровый шторм, а сирены и кракены станут держаться в стороне. Капитаны и пираты за такой талисман готовы отдать целое состояние.
Но горе тому, кто встретит ведьму ночью в полнолуние, когда она втирает в свою белоснежную кожу лунный свет, собранный с водной глади… Вскоре израненное тело несчастного вынесут на отмель волны, а спустя некоторое время на берегу найдут младенца, на теле которого в укромном месте есть ведьмин знак — та самая черная чешуйка. И стоит ее вырезать серебряным ножом, как младенец превратится в отвратительного морского гада, точь-в-точь как сама ведьма без человечьей личины. Убить того ребенка нельзя, ведь на город обрушится гнев моря и проклятие ведьмы, но едва сыну ее исполняется восемнадцать лет, его изгоняют из города и запрещают возвращаться…
Речь мальчишки стала вдохновенной, напевной, глаза горели, как это часто случается с увлеченными рассказчиками. Невольно увлекшись его сказками, я присела рядом и вскоре почувствовала, что меня вот-вот одолеет дремота — солнце пригревало так ласково…
— …А другие говорят, что мать герцога Огасто была дочерью знатного господина с юга, дерзкой и своенравной девицей. Как-то раз она побилась об заклад, что пойдет на кладбище в ту ночь, когда мертвые выходят, чтобы отведать угощение, оставленное для них родственниками. Все отговаривали ее, но она никого не послушала. Стоило ей ступить на кладбищенскую землю, как луна вышла из-за туч, и девушка увидела весело пирующих мертвецов, в чьих бездонных глазницах пылал огонь преисподней. Но гордая южанка преодолела страх и смело пошла вперед.
Мертвецы, завидев ее, принялись ласково приглашать девушку к своему столу и уговаривали съесть хоть крохотный кусочек поминального пирога. Она не слушала их и шла все дальше, дальше, пока не очутилась за кладбищенской оградой. К тому времени она очень утомилась, а столы у склепов ломились от яств, вид которых заставил бы изнывать от голода любого. Но девушка помнила, что нельзя прикасаться к пище покойников. Тут она заметила, что на большом камне за оградой лежит чудесное сочное яблоко, светящееся во тьме. Девица не удержалась и откусила от него кусочек, после чего упала в беспамятстве.
Через девять месяцев она родила сына, который сначала показался повитухе мертвым: он не дышал и не издавал даже тихого писка. Но только все решили, что младенец умер, как глаза его моргнули! Девушка же отошла в мир иной сразу после родов, успев признаться перед смертью, что съела проклятое яблоко в поминальную ночь. Люди пошли на то место, увидели старый камень — всё, как покойница и описала.
Самая древняя старуха в округе припомнила, что некогда там был похоронен нечестивый самоубийца, виновный в смерти многих добрых людей. Его имя было проклято, оттого на камне и не выбили ни буквы, ни знака. О происшествии этом запретили говорить, сына бедной покойницы отослали в далекий монастырь, а саму ее похоронили с пышностью и почетом. Но не прошло и семи дней, как надгробье на ее могиле оказалось разбитым, погребение раскопано, а следы, от которых разило тленом, вели к старому камню за оградой кладбища. Земля там была рыхлой, но никто так и не решился раскопать могилу самоубийцы, чтобы проверить, лежит ли там тело той, кто стала его посмертной женой…
— Ох и горазд же ты языком плести, — с некоторым презрением произнесла я, не дав Харлю начать третью историю о рождении господина Огасто. — Не трудись, я и сама таких баек сочинила добрую сотню в обмен на обед или ужин у случайного костра. Расскажи-ка лучше, давно ли за его светлостью водятся странности, о которых все говорят? Правда ли то, что его одолевают приступы душевной болезни?
Мальчишка принялся морщить лоб, припоминая.
— Сказать по чести, в те времена, когда господин Огасто прибыл в Таммельн, наша семья не так уж часто бывала во дворце, не по чину нам это было, — ответил он неохотно. — Матушка извелась вся, чтобы попасть в свиту ее светлости. С госпожой Вейденой прибыли несколько столичных дам, но разве для королевской дочери этого достанет?.. Все семейства Таммельна, считавшие себя благородными, едва не передрались, когда предлагали своих дочерей в наперсницы новой герцогине. Но к тому времени, как мы с матушкой обжились во дворце и осмотрелись, господин Огасто уже начал хворать, хотя о том поначалу и запрещали говорить. Слыхал, что он с первых дней повел себя нелюдимо, точно не сам выторговал для себя Таммельн. Вот и вышло, что у госпожи Вейдены есть свой двор, к ее светлости все горожане идут со своими бедами, а его светлость лишь со своими наемниками ведет беседы да вполуха слушает отчеты управляющего, точно ему нет никакого дела до своих владений. Приступы его в тайне держать не вышло, вскоре уж все в округе знали, что рассудок господина Огасто помрачен. Да он и сам о том знает — прячется от всех, молчит, а затем выходит из своих покоев, будто из могилы подымается.