Страница 161 из 184
Конечно, Александр I понимал суть аргумента, который приводили некоторые его советники, и который состоял в том, что сохранение мощной Франции необходимо для сдерживания амбиций Великобритании. В какой-то мере это соображение отчасти объясняло ту политику, которой Россия придерживалась в Тильзите и в последующие годы. Н.П. Румянцев хотел использовать Наполеона в борьбе против Англии, равно как Меттерних надеялся с помощью Наполеона уравновесить мощь России. Однако ключевым моментом являлось чрезвычайное могущество Франции, а Наполеон был чересчур честолюбив для того, чтобы австрийцы или русские могли без риска использовать его в собственных интересах. Подобные попытки просто обрекли бы Европу еще на годы вооруженных столкновений и нестабильности. Интуиция верно подсказывала Александру I, что Наполеон никогда не отнесется почтительно к соглашению, приемлемому для союзников, и что продолжительный мир может быть заключен только в Париже. В свержение Наполеона Александр внес вклад больший, чем любая другая отдельно взятая личность. Если бы главенство в коалиции по-прежнему принадлежало К. Меттерниху и К.Ф. Шварценбергу, очень возможно, что кампания 1814 г. завершилась бы тем, что Наполеон сохранил власть, союзники остались за Рейном, а Европа была бы обречена на нескончаемые конфликты и хаос. В день, когда Париж наконец капитулировал, сэр Ч. Стюарт, единокровный брат Р.С. Каслри, писал, что «было бы несправедливо» не отдать должное Александру как человеку, который привел союзников к победе и тем самым «справедливо заслуживает звания освободителя человечества»[797].
Однако в начале ноября 1813 г., когда союзники дошли до Франкфурта и встали лагерем на Рейне, все еще казалось, что до Парижа очень далеко. Во Франкфурте лидеры коалиции согласовали общую политическую и военную стратегию. Они собирались предложить Наполеону мир на очень умеренных условиях. Даже Меттерних признавался одному из своих подчиненных, что вероятность того, что французский император отвергнет эти условия, велика. Но предложение о заключении мира должно было прояснить цели союзников и дать им возможность продемонстрировать французскому народу непримиримость Наполеона. На протяжении кампании 1814 г. ключевой элемент тактики коалиции состоял в том, чтобы подчеркнуть, что она воюет против ненасытных амбиций Наполеона, а не против Франции, ее законных интересов и национальной гордости. Союзники боялись, что Наполеону удастся мобилизовать и обратить против них «вооруженную нацию», как это уже делали его предшественники-республиканцы в 1792–1794 гг. Напротив, если бы у них получилось отделить Наполеона от французского народа, это могло либо усилить давление на него, целью которого было бы заключение мира, либо способствовать установлению во Франции альтернативного режима, с которым союзники могли бы вести переговоры[798].
Для достижения своей цели союзники прежде всего полагались на военные средства. Имея перед глазами пример того, как Наполеон использовал зиму 1812–1813 гг. для восстановления сил после катастрофы, постигшей его в России, и создания новой армии, союзники твердо решили не давать ему второй такой возможности. Поэтому они планировали полномасштабное зимнее вторжение во Францию. Если кто из лидеров коалиции и сомневался в необходимости данного шага, их сомнения вскоре развеялись, когда из Парижа поступили известия, что к 15 ноября Наполеон собрал под своими знаменами еще 300 тыс. солдат, помимо тех 280 тыс. новобранцев, призыв которых уже был объявлен осенью 1813 г. Ответом коалиции на это стала звучная декларация, обращенная к французскому народу. В ней говорилось следующее:
«Французское правительство объявило о наборе 300 тыс. человек в армию. Приведенные ею доводы в оправдание этого шага являются провокацией против союзных держав <…> союзные державы ведут войну не с Францией <…>, а против господства, которое император Наполеон уже слишком долго распространяет за пределы своей империи к несчастью для Европы и Франции <…> Монархи союзных держав желают видеть Францию сильной, великой и процветающей, так как сильная и великая Франция является одной из фундаментальных основ всего европейского порядка <…> Но сами союзные державы желают жить свободно, счастливо и мирно. Они хотят такого мира, который вследствие мудрого распределения власти и устойчивого равновесия предохранил бы их народы от неисчислимых бедствий, обрушивающихся на Европу в течение двадцати лет»[799].
Выработанные коалицией условия мира были переданы Наполеону графом H. M. Сент-Эньяном, французским дипломатом и единокровным братом А. Коленкура, которого союзники захватили в плен во время преследования французской армии после битвы под Лейпцигом. 29 октября Меттерних и Александр I согласовали между собой эти условия. Теперь же, 10 ноября Сент-Эньян записал их в присутствии самого К. Меттерниха, К.В. Нессельроде и лорда Д. Абердина. Франции предлагалось вернуться к своим «естественным границам», проходившим по Рейну, Альпам и Пиренеям. Это сохранило бы за ней Антверпен и бельгийское побережье, то есть именно те территории, которые Англия намеревалась отторгнуть от Франции. Она должна была отречься от всех своих суверенных прав на земли, находящиеся вне этих границ, но не от влияния, которое Франция как великая держава естественным образом оказывала на своих более слабых соседей. Хотя Наполеон переставал быть королем Италии, предложение коалиции не исключало полностью возможности, что тогдашний вице-король Эжен де Богарне может сменить его в этом качестве. Еще более поразительным было то, что предложение включало в себя обещание, что Англия пойдет на большие жертвы во имя мира: это подразумевало возвращение Франции многих утраченных ею колоний и признание англичанами принципа «свободы торговли и навигации». Хотя сама по себе эта формулировка была расплывчатой, она означала, что на мирной конференции будет полностью обсуждаться вопрос о «морских правах», что было анафемой для британского правительства[800].
Даже К. Меттерних мог пойти на попятную, если бы Наполеон сразу согласился на эти условия, которые сильно ограничивали влияние Австрии в Италии. Ни Россия, ни Великобритания в действительности не подписали бы мирный договор на этих условиях. Тем не менее, если Александр I и согласился на рассмотренные выше условия, то сделал он это отчасти потому, что подобно Меттерниху ожидал, что Наполеон их отвергнет. Еще с лета 1812 г. Александр в глубине души полагал, что устойчивый мир мог быть подписан только в Париже, и, если выдалась бы такая возможность, не с Наполеоном, а с другим правителем Франции. Однако, если бы он поставил эту задачу в качестве цели войны, это могло отпугнуть его союзников, поэтому Александр был очень осторожен и держал свое мнение при себе. Даже в ноябре 1813 г. разговоры о походе на Париж и свержении Наполеона были преждевременны и опасны, особенно если их мог услышать К. Меттерних. Для Александра ключевым моментом являлось то, что военные операции следовало проводить в полную силу. Он всегда считал, что окончательный вариант мирного урегулирования будет и должен определяться успехами на полях сражений. Что касается Д. Абердина, то он, несомненно, боялся противостоять в одиночку единодушному мнению коалиции. К тому же он был грудным ребенком в сравнении со столь могущественными и тонкими дипломатами, каковыми являлись К. Меттерних и Александр I[801].
На самом деле союзники вскоре начали разбавлять свое предложение. Манифест 1 декабря, обращенный к французскому народу, сулил Франции не естественные границы, но «такую территорию, которой Франция никогда не имела при королях, ибо храбрый народ не утрачивает своего положения вследствие поражений, понесенных им в ходе упорной и кровопролитной войны, в которой он сражается со свойственным ему бесстрашием». Отчасти эта подмена отражала опасения лондонского кабинета относительно того, на что дал свое согласие К. Абердин. В дополнение к этому, однако, следует указать на то что изначальная убежденность Александра I в том, что военные и политические события будут определять условия мира, оказывалась верной[802].
797
Correspondence, Despatches, and Other Papers of Viscount Castlereagh. Vol. 9.412–413.
798
Fournier A. Op. cit. P. 242.
799
Манифест опубликован в кн.: Fain A. Manuscrit de Mil Huit Cent Quatorze. Paris, 1825. P. 60–61.
800
Соглашение между Александром 1 и К. Меттернихом в Майнингене упоминается в кн.: Fournier A. Op. cit. P. 8. Рапорт Сент-Эньяна Наполеону и его записка с указанием требований союзников приводятся в кн.: Fain A. Op. cit. P. 49–56.
801
О потаенных мыслях Александра I см.: Державный сфинкс. С. 181; Сборник императорского русского исторического общества. Т. 31. 343–345. Очень взвешенный более поздний «совет» Р.С. Каслри Д. Абердину см. в кн.: Correspondence, Despatches, and Other Papers of Viscount Castlereagh. Vol. 9. P. 73–76.
802
Fain A. Op. cit. P. 60–61.