Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 102 из 184

К мобилизации всех ресурсов Восточной Пруссии на военные нужды приступили немедленно. Русский генерал-губернатор задел бы чувства очень многих — как это в поистине грубой форме проделал Паулуччи в занятом русскими Мемеле, — если бы освободил местных должностных лиц от клятвы, данной ими своему королю, и завел разговор о возможном присоединении к России[503]. Впоследствии Александр назначил на эту должность барона фон Штейна, с июня 1812 г. бывшего главным советником императора по вопросам, связанным с германскими землями. Русским нужно было мобилизовать ресурсы Восточной Пруссии немедленно, но им также приходилось следить за тем, чтобы не отпугнуть пруссаков беспорядочными реквизициями и не создать у них впечатления, что Россия стремится присоединить эти территории. Когда русская армия начала переходить через прусскую границу, Кутузов выпустил прокламацию, гласившую, что единственной целью, которую преследовал Александр, ведя наступление за пределами России, было несение «мира и независимости» для всех европейских государств, которые он приглашал присоединиться к нему в деле освободительной борьбы. Он добавлял: «Приглашение сие обращается преимущественно к Пруссии. Государь император намерен прекратить несчастья, ее обременяющие, подать королю знаки дружбы, которую к нему сохраняет, и возвратить монархии Фридриха блеск и ее пространство»[504].

Снабжение наступавшей русской армии продовольствием не представляло слишком больших трудностей, поскольку численность ее была не так уж велика, ей не было нужды собираться в одном месте для битвы, а местное население и власти в Восточной Пруссии ненавидели французов еще больше, чем это имело место в других частях Пруссии, и приветствовали русских как освободителей[505]. Кутузов требовал от своих войск безупречного поведения по отношению к гражданскому населению и, несмотря на сильную усталость, русские солдаты охотно откликнулись на этот призыв и соблюдали дисциплину[506].

С политической точки зрения, гораздо большей деликатности требовало решение о созыве провинциальных сословий без согласия короля и призыв 33 тыс. человек в ряды армии и ополчения. К счастью, пока этот вопрос еще только обсуждался, Штейн получил зашифрованное послание от прусского канцлера князя Карла Августа фон Гарденберга, которое удалось провезти через расположение французской армии. В нем сообщалось о поддержке Фридриха Вильгельма III и говорилось, что союзный договор с Россией вскоре будет подписан. Это явилось ключевым достижением. Несмотря на весь энтузиазм, проявленный различными сословиями Восточной Пруссии, все население провинции насчитывало менее миллиона человек. Рассчитывать на победу над Наполеоном можно было только при условии мобилизации всех ресурсов королевства. А сделать это мог только Фридрих Вильгельм[507].

Король получил известия о заключении Таурогенской конвенции 2 января 1813 г., когда совершал свою обычную послеобеденную прогулку в своем саду в Потсдаме. Фридрих Вильгельм III терпеть не мог Наполеона и опасался, что французский император планирует раздел Пруссии. Он симпатизировал Александру, восхищался им и испытывал гораздо меньше недоверия по отношению к честолюбивым замыслам России, чем Наполеона. С другой стороны, Фридрих Вильгельм был большим пессимистом. Как сказал о нем Штейн, «ему не хватает уверенности в себе и своем народе. Он полагает, что Россия тащит его в пропасть». Кроме того, король просто ненавидел принимать решения. По натуре он был склонен спрашивать совета и проявлять нерешительность. Так, ему сильно не нравилась перспектива новых войн. Отчасти это было следствием достойного уважения беспокойства о своем народе, но также являлось отражением его собственного опыта сокрушительного поражения и последовавшего затем разочарования, которые постигли его в 1792–1794 и 1806–1807 гг.[508]

Справедливости ради следует сказать, что в январе 1813 г. у короля Пруссии были все основания нервничать и уходить от прямого ответа. Когда до него дошли вести о Таурогенской конвенции, русские армии все еще находились на удалении сотен километров — в Польше и Литве. Французские гарнизоны, напротив, были разбросаны по территории Пруссии, включая крупный гарнизон, располагавшийся в Берлине. Это означало, что первой реакцией Фридриха Вильгельма должно было стать публичное денонсирование конвенции и отправка Наполеону сообщений с заверениями в неизменной лояльности прусского монарха. Король воспользовался просьбой Наполеона прислать дополнительные войска для Великой армии и набрал новых рекрутов, увеличив численность своей армии. 22 января он сам, члены его фамилии и гвардейские полки покинули Потсдам и Берлин и направились в столицу Силезии Бреслау. Сделав это, он добился независимости от французов и обезопасил себя от возможного похищения. Поскольку Бреслау находился аккурат на пути следования русских армий, наступавших через Польшу, король мог выдвинуть полуправдоподобный предлог, будто он готовится к обороне Силезии.

В идеале Фридрих Вильгельм предпочел бы союз с Австрией, чтобы превратить Германию в нейтральную зону и исключить возможность столкновения французов и русских на территории своей страны. Прусско-австрийский союз мог также послужить связующим звеном в установлении мира на континенте, в результате которого Вена и Берлин должны были вернуть себе большую часть территорий, которые они утратили в 1805–1809 гг. С этой целью в Вену был отправлен доверенный военный советник короля полковник Карл фон дем Кнезебек. Он прибыл 12 января и пробыл там не менее восемнадцати дней.

С одной стороны, миссия Кнезебека окончилась провалом. Австрийцы дали ясно понять, что они не могут в одночасье отказаться от союза с Францией и сразу же попытаться стать посредником между противоборствующими сторонами. Соображения императорской чести и полная неподготовленность армии обязывали к более продолжительному отходу от союза с Парижем. Суть заключалась в том, что у австрийцев было гораздо больше времени для маневра, чем у Пруссии: русские войска не переходили границу с Австрией, равно как не грозило австрийским генералам проявить неповиновение своему монарху до тех пор, пока тот не изменит свою внешнеполитическую линию.

С другой стороны, однако, миссия Кнезебека принесла большую пользу. И Меттерних, и Франц I дали твердое обещание, что отвергнут попытки Наполеона заручиться поддержкой Австрии против Пруссии в обмен на передачу ей Силезии. Они сделали упор на том, что две германские великие державы должны, напротив, добиться восстановления своих территорий в тех границах, в которых они пребывали до 1805 г., и отстоять свои собственные интересы перед лицом Франции и России, обеспечив тем самым независимое положение Центральной Европы и сохранив общеевропейский баланс сил. Вовсе не противясь идее русско-прусского союза, австрийцы тем не менее намекали на то, что при сложившихся обстоятельствах именно этот вариант подходит Пруссии лучше всего. В то же время, как только Вена оказалась бы готова, она выдвинула бы свои собственные предложения по поводу мира. Кнезебек делал оптимистичный вывод, в определенном смысле отражавший сущность русско-прусской стратегии весной и летом 1813 г., что «рано или поздно Австрия пойдет войной против Франции, ибо условия мира, которых она хочет достичь своим посредничеством, недостижимы без войны»[509].

После доклада Фридриху Вильгельму в Бреслау Кнезебек был отправлен в Главную квартиру к Александру. Прежде чем объединять свои усилия с Россией королю требовалась ясность по ряду вопросов. По существу, русским требовалось организовать наступление таким образом, чтобы полностью освободить территорию Пруссии и сделать возможной мобилизацию ее ресурсов. Пока это не произошло, участие в войне на стороне русских было для Фридриха Вильгельма бесполезным и самоубийственным шагом, поскольку в этом случае победа была невозможна, а Пруссия неизбежно становилась тем объектом, на который должен был обрушиться гнев Наполеона. Король также хотел получить подтверждение, что Россия готова выступить гарантом целостности территории Пруссии и сохранения за ней статуса великой державы.

503

См. письмо Ф.О. Паулуччи Александру I от 27 дек. 1812 г. (ст. ст.) в кн.: Акты… Т. 2. С. 400–402. Злобное письмо П.X. Витгенштейна П.В. Чичагову по поводу дурацкого поведения Ф.О. Паулуччи: Война 1813 г. Материалы Военно-ученого архива. Т. 2. № 24.

504





Поход… С. 14–15.

505

Две важные записки Г. Штейна и М.И. Кутузова о продовольственном снабжении русских войск и использовании для этого прусской администрации см.: Там же. С. 6–8, № 53.

506

В подтверждение этого можно привести сколь угодно много документов, см., например, рапорт П.X. Витгенштейна М.И. Кутузову от 31 дек. 1812 / 12 янв. 1813 г. в кн.: Поход… С. 19–20. В этом документе говорится о том, что поведение войск в Кенисгсберг было образцовым и что местное население приветствовало их как освободителей и поставляло для них продовольствие через местных прусских чиновников — так, как того требовали приказы М.И. Кутузова.

507

Freiherr vom Stein: Briefwechsel, Denkschriften und Aufzeichnungen. Vol. 4. P. 234–236.

508

В изложении взглядов и политики Фридриха-Вильгельма автор во многом опирается на следующую работу: Stamm-Kuhlma

509

Oncken W. Op. cit. Vol. 1. P. 137–156, 166.