Страница 87 из 99
— Ты всю жизнь помалкивал, вот и домолчался, — говорил Антон. — Работаешь как вол, и что?
— А ты вот языком треплешь, и что? — отвечал дядя Ламбо. — Посмотри на себя! Техник-растехник, ученый человек, толкаешь тут железяку да пыль глотаешь. И все потому, что много знаешь…
Сашко слушал их и не мог понять, почему они так спорят из-за бура и из-за того, как товарищ Гечев его раздобыл; а ведь у товарища Гечева был не только бур.
Ему принадлежал и зеленый грузовичок, на котором они тряслись по пыльным дорогам дачной зоны, записанный, разумеется, на чужое имя; были у него и тачки для земли и бетона, и лебедки для колодцев, был у него и бульдозер. Хотя бульдозер принадлежал государству, можно было смело сказать, что он принадлежит товарищу Гечеву, который договорился с бульдозеристом, и тот работал под его началом — прокладывал дороги к дачам и участкам его клиентов.
Товарищ Гечев владел и монастырем.
Да, у товарища Гечева был монастырь, старый, заросший бурьяном и травой, с высокими каменными стенами и широким двором, утопающим в зелени деревьев и кустов. Стены уже разрушились, но каменная кладка кое-где еще держалась, еще видны были красные и золотые остатки росписей с неясными греческими буквами на них, закопченные дымом, полусмытые дождями; на стершемся каменном полу заметны были следы горелого воска; во дворе, как и раньше, журчал ручей и упирался вершиной в небо старый кипарис.
Тысячу восемьсот левов отдал за монастырь товарищ Гечев общинному совету соседнего села, на территории которого он находился; купил его, и монастырь стал его собственностью. И он разводил в нем свиней.
Место было удобное, чистого воздуха сколько хочешь, вода в изобилии, вокруг просторные поляны, двор широкий, здесь можно содержать, если потребуется, хоть пятьсот свиней; монастырь со всех сторон окружали стены, в солнечные дни они бросали тень, а когда шел дождь, свиней загоняли под покрытые копотью своды церкви. Если бы товарищ Гечев задумал построить свинарник, это обошлось бы ему в десять раз дороже, и неизвестно, когда бы этот свинарник построили.
А время шло, время не останавливалось, время не ждало, все должны идти в ногу со временем, иначе жизнь пройдет в ожидании. Упустишь время — и оно забудет тебя.
Товарищ Гечев знал всему цену, видел все насквозь и, отбрасывая ненужную оболочку, шагал со временем в ногу; поэтому ему все и удавалось, поэтому он преуспевал. Время работало на него.
Свиньи приносили немалый доход, людей, которые их разводили, поощряли всячески, давали им бесплатно корма, смеси, были и премии, надбавки, льготы; товарищ Гечев играл по-крупному, и деньги текли ему в карман.
Но это его не избаловало, не притупило его бдительности; одетый в неизменные брюки из плащевой ткани и в зеленую хлопчатобумажную куртку, с обгоревшим на солнце лицом, он сновал между деревнями и монастырем, спускался в город, поднимая пыль по дорогам дачной зоны на своем красном дребезжащем «Москвиче», заключал договоры, организовывал, давал работу десяткам людей.
Разумеется, вокруг монастыря разгорелись страсти, корреспонденты вопили, что погибает памятник старины, что монастырь принадлежит Болгарии и не может быть собственностью товарища Гечева; что нельзя посягать на историю и скармливать свиньям духовное прошлое этого края, ведь в монастыре ночевал сам Паисий, читал там собравшимся монахам свою «Историю славяноболгарскую»; в монастыре хранились книги, лубочные картины, иконы; там жили книжники и иконописцы, там ночевали гайдуки, этот монастырь — святыня…
Товарища Гечева вызвали в город, разговор шел в светлой канцелярии.
— Это памятник старины, — сказали ему. — Там ночевал Паисий, а вы по какому такому праву?
— Вот договор. — Товарищ Гечев положил его на стол. — И нотариальный акт.
— Да, — сказали ему, — договор в порядке, но это монастырь, святыня.
— Ну, и ешьте себе на здоровье святыню, — возразил Гечев. — Спохватились — святыня, памятник старины. Какой там Паисий, ведь все разрушено, покрыто копотью, запущено, вот уже двадцать лет, как он зарастает бурьяном и там не ступала нога человека, а стоило мне зайти — и сразу же Паисий, «История славяноболгарская»! Хорошо, ешьте тогда историю славяноболгарскую!..
— Ты не оскорбляй историю!.. — пригрозили ему в канцелярии. — Не оскорбляй, а то как бы чего не вышло. Ты где находишься?..
— Не оскорбляю я ее, — сказал Гечев. — Только вы уж решайте, чего вы хотите — истории или мяса. Не понимаю, к чему вся эта шумиха. От меня требуют мяса — я его даю. Людям нужно мясо, они стоят в очередях, государство выделяет мне бесплатно корма, поощряет меня, премии мне дает каждый месяц, а вы говорите — Паисий. Никакого Паисия нет, остались одни стены и своды. Если это святыня, почему тогда она в таком запустении? Мне что, я продаю свиней, беру за них деньги, и мое дело сделано, а ваш план по сдаче мяса? Ведь делаю его я и такие, как я. А вы говорите мне тут о книжниках и иконописцах. Я вам еще раз заявляю: если работать — так работать, если нет — ешьте тогда вашу историю, мне все равно. И нечего меня запугивать, все законно, я купил этот монастырь, а не украл. Вы меня не испугаете.
Сейчас товарищ Гечев энергично шагал по плитам в своей зеленой куртке, на его обветренном лице появилась улыбка.
— Ну как, ребята? — спросил он. — Есть вода?
— Пока нет, товарищ Гечев, — ответил дядя Ламбо. — Но еще день-два, и мы до нее доберемся…
— Давайте отдохнем немного, — предложил товарищ Гечев.
Они сели на плитах, теплых от солнца, товарищ Гечев достал коробку «ВТ», закурили. Потом он вынул из заднего кармана бутылку виноградной водки и протянул ее сначала дяде Ламбо.
— Выпей, дядя Ламбо, подзаправься!.. Как сыновья?
— Учатся, — сказал дядя Ламбо. — Хотят в люди выйти.
— Так, так, дай им бог здоровья, непременно выйдут.
Бутылка обошла всех четверых, товарищ Гечев тоже выпил — ничего, что он за рулем, он не боялся автоинспекции, он ничего не боялся, так уж он был устроен.
— Приехал посмотреть, сколько сделал бульдозер, — сообщил он, когда водка была выпита. — У меня здесь поблизости, у леса, есть два-три клиента. Как закончите, перебирайтесь прямо туда, чтобы не тащиться на другой конец дачной зоны. На дорогу много времени уходит, за это нам никто не платит.
— Еще день-два — и появился, — ответил дядя Ламбо. — Самое позднее, к среде кончим. На седьмом метре твердый песчаник пошел, трудно бурить.
— Хорошо, хорошо, — кивнул товарищ Гечев. — А к тому времени бульдозер проложит дорогу. Я заглянул только, чтоб повидаться с вами. Была б вода, тогда и колодец выкопаем человеку. Он как ни встретит меня, лишь об этом и твердит.
Товарищ Гечев, как господь бог, создает мир — дорогу, воду, колодец, землю. Разница в том, что он все делает за деньги. Но бог далеко, а кому-то надо все это создавать.
— Пока, ребята, счастливо поработать. — Он поднялся с плит. — И не надрывайтесь в такую жару, потихоньку…
Он-то ничего не терял, платил им за метры, а не за проработанные часы, и это было их личное дело, как проходить эти метры — медленно или быстро.
— Товарищ Гечев, — сказал Сашко, — не забудьте про врача, а то мне крышка. Хорошо б ему тоже побыстрее сделать…
— Не беспокойся, Сашко, — подмигнул ему товарищ Гечев. — Не забуду. Я его включил в список, так что и его черед подойдет. Ну, будьте здоровы.
Он зашагал по плитам, между которыми проросли ромашки, сел в свой старый дребезжащий «Москвич», и машину начало подбрасывать на неровной дороге. Денег у него было столько, что их хватило бы, по крайней мере, на четыре «мерседеса», но товарищ Гечев не так прост, у него на этот счет свои соображения. Он остановился ниже, у бульдозера, который сгреб огромную кучу земли вместе с кустами и корнями и толкал ее к лесу. Товарищ Гечев высунулся из окна, сказал что-то Ванке, бульдозерист кивнул, потом товарищ Гечев махнул рукой и исчез в тучах пыли.
— Вознесся, — сказал Антон, глядя ему вслед. — Отправился прямо в рай.