Приключения инженераРоман

Я где-то вычитал, что сдавшихся бывает больше, чем побежденных. Это верно: если бы кто-нибудь из группы раньше восстал против Битюга, все с ним раньше бы и кончилось. Но и здесь, как и во многих других случаях, нужен был пионер. А когда он нашелся, то все встало на свои места.

Вообще то, Иисус Христос рекомендовал подставлять вторую щеку, если вас ударили по первой. С другой стороны, не все поймут, что вы это сделали не по слабости, а из христианских побуждений, и будут продолжать вас лупцовать. А вот если вы в ответ вернули обидчику, не каждому, конечно, то, что он честно заработал, то процесс можно и остановить. В дальнейшем мне приходилось иногда прибегать к отказу от христианских заповедей, и это обеспечивало на некоторое время спокойную жизнь. А Христос — что ж! Идеалисты всегда хотели, как лучше. Но получалось, обычно, как всегда. Отец меня учил никогда первым не начинать драку и всячески избегать конфликтов. Но уж если на тебя напирают, то надо уметь дать достойный отпор. Не надо напирать!

Когда мы начали работать на заводе, жить стало полегче. Никаких особых конфликтов больше не было, уважали тех, кто лучше работал. У нас был замечательный мастер дядя Костя — Константин Митрофанович Станков, который был нам и отцом, и наставником, и примером. Он научил нас этому не простому токарному делу, и, хотя я давно уже не токарь, уважение к этой замечательной профессии у меня сохранилось на всю жизнь.

Наше Ремесленное училище находилось в ста метрах от железной дороги на Ростов, после Победы по ней возвращались демобилизованные части, и мы, пацаны, бегали смотреть, как один за другим идут эшелоны с солдатами, возвращающимися с фронта. Нас тогда поразило то, что все эшелоны везли на стенках и на крышах теплушек трофейные велосипеды, кровати с шишечками, аккордеоны и какое-то еще барахло. Это было крушение идеологии: на Запад шла армия освободителей, а возвращалась армия мародеров. Потом я прочитал, что разрешение на мародерство дал сам Г.К. Жуков, который и сам в Германии поживился не мало. Сталин был очень всем этим недоволен, полностью пресечь это безобразие не смог, но наложил большие ограничения на аппетиты военноначальников, в том числе и на Жукова.

* * *

После сдачи экзаменов за седьмой класс мне удалось поступить в 6-ю Воронежскую спецшколу ВВС. Спецшколы ВВС (военно-воздушных сил), так же как и артиллерийские спецшколы — это нечто типа суворовских училищ, но с соответствующим техническим уклоном, у нас — с авиационным. У нас было казарменное положение, строгая дисциплина, и это был другой мир. После ремесленного училища для меня это был рай. Нас одевали и кормили, учили всему, чему учат в обычной школе, кроме того, у нас были военные лагеря. Единственным неудобством были непрерывные построения, в день до 17 построений. Но в целом, это была замечательная жизнь в прекрасном коллективе с отличными преподавателями и воспитателями. Очень жаль, что спецшколы подпали под «мудрый» указ Хрущева о сокращении армии: теперь их больше нет.

У нас были очень хорошие и умные ребята. Тон задавали несколько человек спортсменов, умных, добрых и выдержанных, пресекающих любые попытки кого-либо к каким-нибудь несправедливостям. Преподаватели носили офицерскую военную форму, штатские без погон, военные с погонами. Помимо начальника школы — Василия Захаровича Акимова был командир батальона майор Юдин, его заместитель по политчасти майор Иван Степанович Калинин. Мы тоже носили военную форму, но курсантскую, целую, теплую, чистую. Отбой во время, подъем во время. Зарядка, завтрак, занятия, обед, самоподготовка, ужин, личное время, отбой. Господи, как было хорошо!

Наш взводный поэт Коля Муравьев, выслушав утром очередной анекдот, к вечеру готовил поэму на тему анекдота. После отбоя, когда все командиры уже ушли, он заворачивался в простыню, как в римскую тогу, одну ногу ставил на спинку кровати и в позе Пушкина зачитывал нам очередное творчество. Кроме того, он сочинил поэму «Похождения разгильдяя или Ванька-спец». Она начиналась так:

Сентябрь вступил в свои права,

Поблекли листья и трава,

И весь учащийся народ

Уже клянет учебный год.

А далее шло описание наших похождений за весь день:

Забежали все за дом

Постояли за углом,

И усиленно дыша,

Возвращались, не спеша.

Это про зарядку. И так далее.

Эту поэму вместе с чемоданом и бутылкой молока у меня украла одна дама на вокзале, которую я попросил посторожить чемодан. Чемодана и молоко мне не было жалко, но потеря поэмы — это был удар.

В спецшколе у меня были некоторые переживания, связанные с тем, что я в роте был самый маленький, и поэтому в строю всегда был на левом фланге, а в колонне — самым задним. Но вскоре появился один парень, который был еще меньше, и я стал вторым сзади. Он мне этого простить не мог и всячески на мне отрабатывал свое верховенство. Когда все это уже превысило терпенье, я ему накостылял прямо в строю, тогда все и прекратилось.

В первой роте (десятый класс) я стал редактором батальонной газеты, которая выходила три раза в неделю регулярно в течение всего года. У газеты было постоянное оформление, заметки печатались на машинке и вставлялись в рамки. Тогда я научился печатать как средняя машинистка, с тех пор все свои многочисленные книги печатаю только сам, и другим авторам советую делать то же самое. Это и быстро, и удобно: никого не надо просить. Вся редакция состояла из меня одного, но на газету пахал весь батальон, кто писал заметки, кто делал рисунки, кто просто давал всякие идеи. Тогда я понял, что главное во всяком деле — правильно организовать процесс, вовсе не обязательно делать все самому, заботами можно и даже нужно поделиться с другими. Всякую частность можно и нужно отдавать на сторону, но контроль за частями и сборку нужно оставлять себе, отвечая за процесс в целом. Это уже спихивать нельзя. Такая постановка задачи очень пригодилась впоследствии, когда в Филиале ЛИИ (Летно-исследовательского института Минавиапрома), а потом и в НИИ авиационного оборудования пришлось в качестве головного исполнителя выполнять работы, заданные Постановлениями Правительства.

В спецшколе я был отличником, долгое время единственным на целую роту (4 взвода по 30 человек). Этому обстоятельству способствовало то, что ко мне за консультацией обращалось много ребят, и с каждым из них я проходил непонятные для него вопросы. Этому тоже научил меня мой батя. Он внушал мне, что надо оказывать помощь всем, кто в ней нуждается, ничего не требуя взамен, тогда, говорил он, и тебе, когда ты окажешься в трудном положении, люди помогут. Как ты к людям, так и они к тебе, и это верно. Потом у нас появился еще один парень, Эдик Иванов, мы с ним сидели на одной парте, и к нему тоже все бегали за консультациями, потому что он тоже был отличником.

В свое время отец внушал мне, что никогда не нужно идти проторенной дорогой, она, конечно, проще, но она и менее эффективна. Надо любой предмет изучить, найти его недостатки, посмотреть, почему они есть (большинство с ними мирится или не замечает) и найти оригинальное решение, позволяющее их исключить. В спецшколе, когда задавали домашнее сочинение, я сначала выяснял, какую тему взяло большинство, и выбирал такую, которую не взял никто.

В 9 классе я написал к экзаменам шпаргалки по истории, хотя знал все наизусть. Так, на всякий случай. Случай представился, и я вытащил шпаргалку на экзамене, и тут же был пойман. Меня с позором выгнали, но после моего хныканья, дали возможность ответить на три билета без подготовки. Я ответил на все вопросы, но мне все равно поставили четверку из принципа. Эта четверка вместе с четверкой по сочинению уже на выпускных экзаменах (я написал пятдесят и шестдесят без мягкого знака) сыграла со мной шутку: меня не отправили, как предполагалось, а Академию Жуковского, а направили в МКОЛВАУС — Московское Краснознаменное Ордена Ленина Авиационное Училище Связи, находящее не в Москве, а в Тамбове, куда я и прибыл в августе 1948 г. вместе с еще 20 такими же орлами из других спецшкол ВВС.