Страница 10 из 31
Царь заметив фигуры на могиле, круто вздыбил коня.
- Эгей! Ты кто такой, парень?
- Поводырь - придушенным голосом ответила Мирося, выглядя из-за каменного болвана.
- Кого водишь?
- Бояна слепого.
- Бояна? - удивился царь. - Это добрый знак, что он в такую пору появился. Пусть идет сюда.
- Царь велит, чтобы шли к нему - шепнула Мирося певцу.
- Не пойду, - зевнул Боян.
- Ну, что там такое? - нетерпеливо звал царь, поплескивая ладонью по шее коня. - Почему не идет Боян?
- Гордый - едко заметил советник Печерун, и его черные глаза вспыхнули мстительным огнем. - Слышал я его песни, все о воле поет.
- Он не хочет - пропищала Мирося.
- Разве не ведает, что я царь? - громыхнул Горевей.
- Мне без разницы кто ты - отозвался Боян, прислушиваясь к бряцанью оружия. - Не бывало такого, царь, в Славянщине, чтобы песня к царю шла. Цари к песне идут - так бывало. Поэтому выбирай!
- Ишь, гордыня которая! - вскипел царь. - На моей земле сидит, да еще и калякает казна что!
Раздраженный язык Горевея перебил боевой клич, который катился над степью, тревожный гомон: «Враг! Враг»!
Царь ринулся к коню, вскакивая в седло, крикнул издалека певцу:
- Твое счастье - битва начинается. Мы еще не закончили разговора. Убежишь - на дне моря найду!
- Бояны не убегают, - пошутил Боян.
- Воспоешь мою победу - прощу! – кинул Горевей уже на скаку.
Мирося выдвинулась из-за камня, схватила Бояна за руку.
- Ой-ей! У меня едва душа в пяти не убежала. Как же вы посмели так с ним разговаривать?
- А как?
- Остро.
- Как умею, хлопче. Песня выше всех владык. Цари умирают, а песня живет себе да живет. Помни о том, Мирослав. Сядем вот здесь, будешь мне повествовать, что там делается на поле кровавом.
Два ряда воинов сближались, над ними кружила туча черных птиц, над степью дрожало горячее марево. Солнце беспощадно жгло, в небе тревожно скоплялась грозовая просинь, казалось, что где-то там, в высоте, Перун натягивает громадный лук виднокола, чтобы метнуть на землю громовую стрелу битвы.
Битва
Услышав о приближении чужого войска, Корень не убегал под защиту витицких стен. Вместе с сыном загонял ягнят на плот, переправлял на левый берег, прятал в кошару, что издавна имел в славутинских плавнях. Покончив с тем делом, отец с сыном переплыли к землянке, чтобы взять с собой еще некоторые припасы, и вот здесь Зореслав забунтовал. Возвращаться на левобережье решительное отказался. Сказал, что не хочет быть часовым около ягнят и коз, что ему уже надоела пастушья палка-герлыга и разве стоило ради такого прозябания появляться в этом мире?
- Сердце мое горит! - со слезами на глазах сказал парень. - Как мне хочется быть с рыцарями.
- Глуп ты, аж кручен! - буркнул Корень. - Разве то рыцари? Бьются, а спроси: для кого, за кого? Чтобы Горевею сладко жилось!
- Они для славы бьются! - пылко сказал Зореслав, и глаза у него искристо замерцали. - Неужели вы, отче, не хотели воинской славы?
- Пустое мелешь - махнул рукой Корень, собирая в сумку всякую утварь. - Разная слава бывает. Одна неслышная - и вечная, добрая. А другая - стыдобище. Тоже славой ее люди зовут. Не дай боже, чтобы такая слава о тебе, сынок, шла. Хочется царю чужие земли воевать, а врагам - того же пожелалось, - вот и льют кровь людей невинных. Чего им надо? Есть или пить не хватает, али ходят в рванье?
- Но разве, отче, лишь питье и пища человеку нужны? Битвы, походы, песня! Это же как дыхание для души!
- Пой, если охота - рассудительно ответил Корень, неся мешок на плече - Степь широкая, горы славутинские слушают тебя. Жаворонок поет - пой и ты. Пошли, пора!
Они шли по едва заметной тропке, которая вела от землянки сквозь терновые заросли к реке. Внезапно Зореслав решительно остановился и сказал:
- Все учите меня, учите! А что мне с того? Пой, как жаворонок, говорите вы. Жаворонок имеет свое гнездо, жайвориху, птенцов, необъятное дивоколо. А я?
- Что, сынок? - уставший отозвался Корень, уже понимая, к чему гнет Зореслав.
- А я - словно сыч в дупле. Сердце бьется - для кого? Сила играет в руках - зачем? Песня звучит в груди - кому ее запоешь? Ветер понесет ее вдаль, да и пропадет она. Не держите меня, я иду!
Зореслав круто вернулся и почти бегом направился вверх, между зарослями вековых дубов и берез.
- Подожди! - звал отец, рвавшись за ним - Куда, дурак!
- К Вороньему полю! Туда, где наши воины бьются. Не могу сидеть в болоте в такую пору, поймите меня! Хоть гляну издалека, из могилы - на душе станет легче.
Корень промолчал, догнал сына и, трудно вздыхая, шагал сзади. А когда выбрались к могиле и начали выходить на нее, виновато сказал:
- Правда, сынок, твоя. Не могу я дать тебе ни пару верную, ни счастье. Что сделаю? Девушек поблизости нет, друзей в нашей пуще тебе тоже трудно отыскать. Но не сожалей о мире буйном, озабоченном, что господствует там, в городищах. То - морок, неволя. Сбоку глянешь - будто и веселье, радость. А очутишься там - будто в грязь влезешь. Потом и выбрался бы, но не тут-то было, нельзя! А здесь - воля, простор! Синее дивоколо - брат тебе, солнышко - отец, зори ясные - сестрицы! Разве не так?
- Эх, отче! - с упреком отозвался сын. - Ведь не всегда же вы так думали? Были же и в краях далеких, и в походах, видели царства большие, людей бесчисленную силу.
- Видел, видел - буркнул Корень - век бы того не видеть! И теперь, как приснится, - сердце мрет. Не нюхал ты, чем пахнет рабство. Неволя многолика, у нее веревочек - не сосчитать. Не опомнишься, когда и запутаешься, словно муха в паутине.
- Смотри, смотри! - закричал Зореслав, достигнув верховья могилы. - Сошлись!
- Как будто пыль на горизонте, - пробормотал Корень, заслоняясь ладонью от солнца.
- Не пыль, а войско, - взволнованно отрицал сын. - С врагом сошлись наши воины!
- Прольется крови невинной - вздохнул Корень, бросая мешок на землю - Ну и что тебе здесь делать, чего бежал, сумасброд? О, смотри, блестит что-то в пыли!
- Мечи и копья! - пылко вскрикнул Зореслав, махнув рукой. - Эх, мне бы в десницу что-либо!
Услышав зажигательный разговор, из-за каменного болвана выглянула Мирося, увидела юного парня и остолбенела. Она еще никогда не видела такого распрекрасного парня: на раскрасневшемся от волнения бронзовом лице, будто две голубых зари, искрились глаза, под расхристанной вышиванкой перекатывались тугие волны мышц, буйнорусий чуб, будто спелый сноп ячменя, взвихрен грозовым ветром.
- О Перун! - прошептала девушка, прислонив ладони к груди – Яр-Див появился на могиле.
А юноша, глядя в даль, аж вскакивал, как будто под ногами у него был распеченный песок.
- Разве можно так беспомощно стоять, когда там битва кипит!
- Ежедневно люди где-либо кромсают друг друга - с насмешкой сказал пастух. - Везде не успеешь! Эх, немудрый ты!
- Лучше немудрая храбрость, чем умное безразличие! - крикнул сын.
- На всякого дурака, который захочет воевать, не напасешься своей кровушки!
- О Световид! - тем временем шептала Мирося, не сводя влюбленного взгляда от фигуры юноши - Отченька боялся, чтобы стрела какая меня не зацепила. Вот она - встретила! В сердце кольнула. Это он - мой царевич из снов девичьих.
- С собой беседуешь? - поинтересовался Боян. - Или пришел кто?
Корень, заслышав голоса, подступив к камню увидел Бояна.
- Боян славный! - радостно приветствовал он его - Благословение Матери-земли тебе. Давно не было тебя в наших краях.
- Не Корень ли? - спросил певец.
- Он самый. Я, да еще мой сын Зореслав.
- Зореслав - даже засмеялась Мирося сама к себе – странное имя!
- А тебя чего сюда принесло? - поинтересовался Боян. - Оставил отару, пришел в степь.
- А спроси меня, глупого! - с досадой ответил Корень. - Сынка моего потянуло на битву посмотреть!