Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 3

Что же на самом деле сделал "старый чудак"? По-первых, "Сен-Жермен задумался". Надо ли ему ввязываться в эту темную историю. А во-вторых, вместо того чтобы одолжить сумасбродке денег и ввергнуть ее "в хлопоты" (вполне земного рода) он предпочитает устраниться и поведать ей некую Тайну. Само обладание Тайной - еще не грех, но использование ее переводит долг земной в долг надмирный, что не может не понимать даже молодая дама. Сам "старый чудак" секрет трех карт ей не сказал, дабы не навлекать этого долга на себя. Но ей выбор предоставил. Впрочем, вероятно, Сен-Жермен ее предупредил, что не всякое использование тайны ложится на душу тяжким бременем. Можно обойтись и не тяжким. В силу того, что карточные выигрыши или проигрыши суть случаи, приносящие вред душам победителей и проигравших, то вернуть все на свои места значит сделать так, как если бы ничего и не было. Ведь деньги не передавались и не пускались ни в какой еще оборот. Молодая дама приехала играть, "выбрала три карты, поставила их одну за другою: все три выиграли ей соника, и бабушка отыгралась совершенно".

Отыгралась - но не приобрела сверх того. Не жертвовала необходимым в надежде приобрести излишнее. Она вообще денег не ставила. Она привезла герцогу Орлеанскому лишь обещание и - новую устную точно рассчитанную ставку (1/8 от "очень много", отписанного накануне). Та важнейшая формула, также выведенная в повести курсивом - это формула Германна. Ее он и нарушил.

Понятно, что сам по себе выигрыш трижды подряд чем-то выдающимся не является, его вероятность достаточно высока, около 10%. Но выигрывать соника, то есть с первой же прокидки трижды подряд - вещь уникальная. Поверишь тут во что угодно. Это что-то вроде недвусмысленного сигнала: "Голубчик (голубушка), твоя душа - в залоге!.."

Графиня за всю жизнь не поведала чужой/своей тайны ни одному из четверых сыновей. Юный Томский считает ее изрядной врединой, но она, конечно, знала, что делала. Ведь Томский рассматривает тайну, как основу для выигрыша, дело, напомним, вредное для души. Графиня Томская на самом деле творит благо, понимаемое превратно. Она лишь однажды дала три карты (не Тайну, а тайну) некоему Чаплицкому, которому тоже необходимо было отыграть у Зорича около 300 тысяч... "с тем, чтоб он поставил их одну за другою, и взяла с него честное слово впредь уже никогда не играть. Чаплицкий явился к своему победителю: они сели играть. Чаплицкий поставил на первую карту пятьдесят тысяч и выиграл соника; загнул пароли, пароли-пе, -- отыгрался и остался еще в выигрыше..." Цифры тут не случайны. Запомним.

Томский понимает эту ее "жалость" как благо, завидует "счастливцу", а Чаплицкий-то "умер в нищете, промотав миллионы".

Считается, что он нарушил условие больше не играть, но это нигде не сказано. Может, играл, а, может, и нет. Главное: ему не надо было выигрывать. Его нищета может рассматриваться и как его личное искупление, но 50 тысяч "повисли" на графине. Ну, около 50. Может, 47?

Описание графини Анны Федотовны вокруг ее милого диалога с внуком никак не дает оснований подозревать ее в недобрых намерениях по отношению к кому бы то ни было. Неприязнь к ней порождается скорее на нейролингвистическом уровне. Слова "Пиковая Дама" мы до того встречаем дважды - подряд - в самом начале повести. Это заглавие и первые два слова эпиграфа. Дальше мы ее ждем. А ее все нет. А ее на самом деле нет. Ее и не будет, она - порождение мнительности Германна. Даже само это сочетание слов появятся в повести в последних строчках.

Возьмем паузу и посмотрим на текст не столь пристально. В игру вступает дама.

Настоящая.

Зададимся вопросом, а зачем в повести история с барышней по имени Лизавета? Считается, что автору надо было продемонстрировать эгоизм и холодный расчет себялюбца. Полагают, что автору надо было как-то ввести Германна к старухе. Он цинично использует наивность девушки. Но это не так. Это слишком сложно. Продемонстрировать эгоизм и расчет можно всеми свершившимися действиями с одной только старухой. Как Германну попасть к ней? Да проще простого. Есть минимум два пути. Оба на два шага. Он - друг Нарумова, которого Томский просит ее позволения представить ей на балу и получает согласие. (Это единственная причина прихода Томского.) Так что еще одно такое же действо - и Германн был бы сам вхож. То, что Германн ей не ровня - не аргумент. Он и Нарумову не ровня. А ведь никто иной как Нарумов представляет впоследствии Германна миллионщику Чекалинскому. Так что первый путь - через великосветские врата. Второй - через калитку гопника. Да ведь Германн в конечном счете так и проник в дом! Совершенно чудным образом неописуемо кривым путем с крыльца в сени: двери были предварительно заперты; швейцара не было, слуга спал. С тем визитом вообще немало интересного. Покатившаяся навзничь мертвая графиня несколько позже найдена Германном сидящей камнем в креслах.

Лизавета нужна совсем для иного.

Елизавета - это Е.

Недостающая часть тонкого пасьянса. Замена Т на Е решила бы исход в пользу Германна. Рок (так любимый в эпоху Пушкина и самим Пушкиным) дает шанс. Раз нет трудолюбия, а денег хочется, пусть будет жена с приданым.

Но у Лизаветы приданого никакого нет, ее прекрасным душевным качествам молодые люди предпочитают наглость и холодность невест с капиталом.

Ее приданое - это выигрыш Германна. Только так можно безнаказанно взять взаймы у бесплотных сил. Помним: отыграться можно, выиграть - нет. Но если представить дело так, что Германн получит выигрыш только при условии женитьбы на Лизавете, то его выигрыш можно рассматривать приданым к ней. Сразу становится ясно, что тут действует не злой рок, а ангелы-хранители. Никто не ищет погибели Германна. Его ведут к правильному выбору. Прекрасная жена, капитал, покой и независимость. ("Иди-иди! Хорошая жена, хороший дом, что еще надо человеку, чтобы встретить старость!" В обоих случаях герой-игрок изменяет себе, заигрывается и обдергивается, а мог бы икру кушать.) А еще Германн получил бы - прощение. За смерть старухи, причиною которой он.

В повести есть совершенно недвусмысленное указание на то, что (Е)Лизавета - спасение Германна, - указание помимо речей старухи-призрака. Когда Германн шел на мнимое свидание с Лизаветой он уже обдернулся: "справа находилась дверь, ведущая в кабинет; слева, другая -- в коридор. Германн ее отворил, увидел узкую, витую лестницу, которая вела в комнату бедной воспитанницы... Но он воротился и вошел в темный кабинет". Вместо того, чтобы идти налево к Лизавете он отправился направо к графине. Помним, что левая - сторона выигрышная для понтера, правая - для банкомета. Графиня связывала с Лизаветой личное прощение Германна за ее гибель, здесь же ясное свидетельство карточного счастья.

Вообще, так ли уж виноват Германн в гибели графини? Он чуть подтолкнул ее к смерти, и сама она так считает. Но читая внимательно повесть, мы удивимся разнице в поведении живой и общительной Анны Федотовны за неделю до вот этого описания: "Графиня сидела вся желтая, шевеля отвислыми губами, качаясь направо и налево. В мутных глазах ее изображалось совершенное отсутствие мысли; смотря на нее, можно было бы подумать, что качание страшной старухи происходило не от ее воли, но по действию скрытого гальванизма". А ведь Германн даже еще не вошел к ней. В действительности мы видим старую даму в предсмертном состоянии от причин естественных (87 лет).

Приходится слышать, что ее качание направо и налево - это род плетения ведьмой карточных козней "фараона", а модный гальванизм увязывают "с Монгольфьеровым шаром и Месмеровым магнетизмом" - и с еще более модным масонством. В самом деле, астроном Лаланд основал весьма специфическую научную ложу "Девять сестер", куда входили и Монгольфьеры, а сам Сен-Жермен помогал Месмеру в исследованиях животного гальванизма (Месмер проповедовал взаимодействие в физическом мире всех существ посредством всемирной жидкости, которое он называл животным магнетизмом и которому приписывал целебную силу от всех болезней). Да, дескать, и Пушкин и чуть ли даже не Наталья Петровна Голицына, с которой рисовалась графиня состояли в масонах... А Германн-де не был посвящен (инженер, он - не архитектор), вот ему и не удалось...