Страница 11 из 14
- Это ты мне ответь, какого хрена ты полез в мой альбом? - орет в ответ Роджерс, едва ли не бросаясь на него с кулаками, и Баки понимает, что это скорей от обиды и ужаса, что его “поймали с поличным”, чем от злости на то, что Барнс трогал его вещи.
На лице Капитана отображается такая гамма эмоций, что на секунду у Солдата возникает идиотская идея внезапно вытащить из ниоткуда белый флаг и сообщить, что они на самом деле квиты, что Джеймс и сам ничуть не лучше, но одновременно с этим возникает четкое ощущение, что это лишь усугубит ситуацию и, возможно, действительно приведет к драке, поэтому Джеймс молча швыряет альбом на пол и уходит, оставляя Роджерса одного.
Несколько дней они не разговаривают. Даже ставшие обязательными - воскрешенные из прошлого - ритуалы вроде сообщить, куда идешь, чтобы друг не волновался, снова отбрасываются за ненужностью: любое слово обернется разборками, и если Джеймсу хочется узнать предысторию рисунка, то сообщать свою собственную тайну он не собирается, хотя это было бы честным и, вполне возможно, что обнулило бы все недопонимание.
Но это… стыдно. Поэтому Барнс отмалчивается, а Роджерс появляется дома слишком редко, чтобы можно было случайно с ним столкнуться и вывести на разговор.
Ситуацию спасает, как ни странно, Наташа, забежавшая узнать, что не так с Капитаном.
- Мрачный ходит, - сообщает она, вспархивая на высокий стул за кухонной стойкой и ожидая, пока Джеймс сподвигнется приготовить им кофе, - мрачнее был только, когда ты только улизнул с места крушения хэликэриеров и не давал о себе знать, пока не восстановил память. Все мозги иссушил своим нытьем!
С Наташей Барнсу всегда было просто. Даже кратковременный роман, закончившийся ничем, не испортил их дружбу, поэтому сейчас лучшего собеседника Баки и не мечтал найти. Но обсуждать это с Романовой?
Стыдно.
- У нас произошли разногласия, - нехотя произносит он, словно Вдова должна из этой скупой фразы понять все. Но Наташа всегда удивляла его своей интуицией - и не подвела теперь: с ходу поняла все.
- А ведь я знала, - произносит она, не поясняя свои слова, и Джеймсу приходится уточнить:
- О чем?
- Когда я рассказала Роджерсу, что мы с тобой встречались в советское время, он таааак, - она округлила глаза в притворном шоке, - посмотрел, словно я сообщила, что ЩИТ - это переформированный КГБ. Когда он тебе признался?
И Джеймс давится горячим кофе от неожиданности. Отставив чашку, он поднимается за тряпкой, чтобы вытереть стол, и сообщает, отвернувшись, чтобы скрыть внезапно запылавшее лицо при воспоминаниях о том рисунке, где он целует Стива.
- Он не признавался. Я нашел его старый альбом, полный вполне себе однозначных рисунков. Везде я, везде полуголый, на одном мы, вообще, целуемся. Он так орал, когда обнаружил, что я их увидел…
- Ох, Джеймс, - внезапно восклицает Романова, вынуждая Барнса резко обернуться, - кажется, мы оба неправы.
- Ты о чем? - спрашивает Солдат, незаметно даже для себя крепко стискивая в пальцах тряпку в ожидании ответа.
- Вспомни Стива того времени, когда он был еще обычным парнем, которого даже на войну не брали. Ты был его примером для подражания. Идеальным парнем по сравнению с ним. Разумеется, он был влюблен в тебя. Как в знаменитость с афиш, прекрасную и неземную, которой можно любоваться и беззаветно обожать. О которой можно мечтать, зная, что твои мечты никогда не исполнятся.
Наташа стучит по столу ногтями, задумавшись, и Барнсу приходится признать, что такая версия вполне себе реалистична.
- А теперь он зол, что ты заклеймил его геем, не дав объясниться, перечеркнул вашу дружбу и винишь его в том, что он не признался раньше. А признаваться-то и не в чем, - Романова подскакивает со стула, стремительно хватая куртку, в которой пришла, и спешит к выходу. - Я возвращаюсь на базу. Скажу, что тебе плохо. Он сразу примчится. А ты пока придумай, как будешь с ним объясняться.
- А если ты не права? - кричит ей вслед Барнс и получает крайне неприятный для себя ответ, чувствуя себя букашкой под лупой изумительной интуиции Вдовы:
- Тогда он ответит тебе взаимностью.
========== Мороженое 3 ==========
Стив предугадываемо врывается в квартиру спустя всего каких-то полчаса, с диким ужасом в глазах оглядывая пространство, словно Джеймса здесь, как минимум, убивают, как максимум - снова обращают в Солдата, будто Наташа, сообщившая ему о том, что с Барнсом неладно, действительно оставила бы того одного в серьезной ситуации, поспешив обратиться к кому-то за помощью. Но, кажется, Роджерс об этом даже не задумался - примчался спасать, не разбирая причин.
И теперь стоит, пытаясь отдышаться, с непониманием глядя на Барнса, целого и невредимого, вышедшего ему навстречу в одном только полотенце, обернутом вокруг бедер.
- Наташа сказала, что…
- Рисуй, - внезапно приказывает Джеймс, в упор глядя на Роджерса.
- Что? - непонимающе хмурится тот в ответ, но щит, крепко удерживаемый обеими руками, все же опускает - опасности действительно никакой, на Баки никто не нападает.
- Рисуй, - повторяет Солдат, одним движением сдергивая полотенце. Оно соскальзывает на пол, оставляя Джеймса полностью обнаженным под чужим потрясенным взглядом.
- Баки, я не понимаю, - пытается разобраться в происходящем Стив, но Барнс видит, как моментально расширяются его зрачки, как резко дергается кадык от сглатываемой слюны, как взгляд друга против воли скользит по его телу, разгораясь прежним восторгом.
- Нравится? - Джеймс не щадит Стива, спрашивает прямо и требовательно, не позволяя увильнуть от ответа, впрочем, Роджерс и не торопится отвечать - молча проходит мимо, сбрасывая на диван куртку и доставая с полки шкафа альбом. Единственное, о чем он спрашивает, прежде чем начать рисовать - действительно ведь хватается за карандаш - это:
- Зачем ты так со мной? - и Барнсу на секунду становится стыдно за собственные действия. Но Стив его не пощадил, так почему Джеймс должен проявлять к нему жалость?
Но через пару минут и альбом, и карандаш летят в сторону, а сам Роджерс подскакивает с дивана и, стараясь на смотреть на Баки, подходит к нему, поднимая полотенце и протягивая ему.
- Не знаю, какого хрена ты тут выдумал, - зло произносит он, - но я в твои игры играть не намерен. Дурацкие шутки, Баки.
- А это и не шутки, - Джеймс забирает полотенце, но не прикрывается им, а отшвыривает подальше. - Посмотри на меня.
Но, разумеется, Стив не реагирует. Молча стоит, глядя в сторону. Поэтому Барнс повторяет, уже с угрозой в голосе:
- Давай, приятель, нам все равно нужно решить этот вопрос, и лучше бы ты сотрудничал.
Звучит глупо, но Барнс всегда шутит, если тема действительно серьезная, поэтому Стив, памятуя об этом, все же смотрит на него, как-то по-птичьи задирая голову, чтобы ненароком все то, что находится ниже чужой шеи, не попало в поле обзора.
- Идиотизм, - заключает он. И Джеймс внезапно осознает всю провальность своей затеи. И в самом деле, чего он ожидал?
Словно в продолжение его мыслей, Роджерс задает тот же вопрос:
- К чему все это?
- Когда ты рисовал меня прошлый раз, я мечтал тебя трахнуть. - Ну вот, он сказал. Баки мысленно хвалит себя за смелость, чувствуя, как одновременно начинают гореть шея, щеки и уши, и надеясь, что ужаса, охватившего его, Стив не почувствует и не заметит.
- Но это же было до того, как ты увидел рисунки, - как-то беспомощно произносит Роджерс, словно это что-то им обоим проясняет, и как-то даже становится ниже ростом от опустившихся плеч, а Барнс закусывает губу от досады, чувствуя себя мудаком, обидевшим ребенка.
Внезапно его охватывает злость: он стоит тут голый и пытается прояснить, кто же из них кого обманывал и в чем, а Стив смотрит побитым щенком, словно не он сам заварил всю эту кашу, да и все в целом настолько абсурдно, что и в страшном сне не приснится.
Поэтому он не придумывает ничего лучше, кроме как сообщить еще более абсурдное: