Страница 47 из 55
Таким образом, в начале XX в. наряду с наметившейся тенденцией усиления национальной консолидации белорусов, активно развивались процессы их русификации и полонизации. Впрочем, такая ситуация была характерна не только для белорусов.
В начале XX в. произошло заметное оживление украинского движения, что выразилось в создании ряда организаций, включая политические партии. Некоторые из них, например Революционная украинская партия (1900 г.) развернула активную пропагандистскую деятельность. В период с 1900 по 1905 г. она издала 38 брошюр общим тиражом 190 тыс. экземпляров [38, с. 84]. Во время выборов в I и II Государственные думы украинские активисты выступили в союзе с кадетами. Им удалось не только стать депутатами, но и организовать крупнейшую «не русскую» фракцию, насчитывавшую свыше 40 чел. Основу ее политической платформы составляли требования автономии Украины [38, с. 89]. О масштабе деятельности украинского национального движения красноречиво свидетельствует тот факт, что осенью 1907 г. существовало 15 украинских издательств и выходило около 20 периодических изданий [38, с. 89]. Впрочем, М. Вальденберг отмечает относительную слабость украинского движения. Общий тираж изданий на украинском языке занимал лишь восьмое место в Российской империи, уступая латышской, эстонской и татарской книжной продукции [401, с. 115]. Украинскому национальному движению не удалось «разбудить» украинскую интеллигенцию, большая часть которой относилась к национальному вопросу индифферентно [401, с. 116]. Я. Грицак, ссылаясь на собранные полицейскими агентами сведения, пишет о наличии на начало XX в. 438 активистов национального движения (на территории России) [38, с. 84]. Исходя из этого, в движении было задействовано лишь около 0,1 % от потенциально возможного числа участников (имеется в виду численность лиц с «образованием выше начального»).
Развитие национальной консолидации во многом сдерживалось активизацией ассимиляционных процессов, о чем свидетельствуют данные однодневной переписи начальных школ 1911 г. На Украине было опрошено 1131 тыс. учащихся. Так же как и в Беларуси доля детей дворян (0,64 %), духовенства (0,3 %), купцов (0,09 %) и мещан (11,5 %) среди опрошенных была меньше, чем в общей структуре населения (соответственно 1,4 %, 0,4 %, 0,27 % и 15,5 %) по данным переписи 1897 г. В то же время совокупный удельный вес детей крестьян (76,3 %) и казаков (9,6 %) был выше, чем их представительство в социальной структуре населения (81,1 %). Аналогичные отличия существовали и в конфессиональной структуре опрошенных: 89,1 % были православными (против 83,1 %), 0,5 % — староверы (0,6 %), 2,1 % — католики (3,6 %), 4,9 % — иудеи (8,5 %). Таким образом, так же как и в Беларуси, преимущественно объектом опроса стали дети крестьян православного вероисповедания. В то же время доля украинцев среди опрошенных учащихся (66,6 %) была ниже, чем по переписи 1897 г. (74,7 %), а русских (21,4 %), наоборот, в два раза выше (10,7 %), что свидетельствует о развитии процессов русификации. В наибольшей степени они развивались в городах, где удельный вес украинцев среди учащихся составлял только 26,1 % (по сравнению с 32,2 % по переписи 1897 г.), а русских — 47,1 % (против 32,4 %). В региональном аспекте русификация активнее проходила в экономически наиболее развитых восточных и южных губерниях — Харьковской, Екатеринослав-ской и Херсонской. Здесь удельный вес русских среди учащихся составил 28,6 % (украинцев только 56,2 %), в том числе в городах 55,7 % (украинцев 22,5 %).
Отметим, что и в Восточной Галиции, где уровень активности и организованности украинского движения был значительно выше, чем в надднепровской Украине, в конце XIX — начале XX в. наметилась тенденция сокращения украинскоязычного населения: с 1880 по 1910 г. его удельный вес снизился с 64,7 % до 58,9 %, а польскоязычного — вырос с 28,9 % до 39,7 % [341, с. 480].
Однако по сравнению с белорусским движением украинское достигло значительно более высокого уровня развития и, что самое главное, уровня готовности к целенаправленным политическим действиям: на выборах в Учредительное собрание в 1917 г. украинские национальные партии опередили все остальные и набрали 5 млн голосов [38, с. 117].
В начале XX в. значительно активизировалось и литовское национальное движение. Это выразилось как в создании политических партий, так и в имевших значительный резонанс политических акциях. Среди них особое значение имел так называемый Ви-ленский сейм 1905 г., на который собралось около 2 тыс. делегатов (отметим, что в 1890-х гг. насчитывалось порядка 250 литовских активистов). Тем самым литовское движение убедительно продемонстрировало серьезность своих намерений сделать г. Вильно в будущем столицей литовской автономии. И это при том, что в 1897 г. в Вильно литовцы составляли лишь 2,0 % жителей (3238 чел.) и только 153 из них имели «образование выше начального». Однако несмотря на это литовцам удалось превратить Вильно в один из центров своего движения. Неслучайно, что первая ежедневная литовская газета называлась именно «Vilniaus Zinios» («Виленские ведомости»), тут было основано Литовское научное общество (1907 г.). Вообще, активность литовской национальной интеллигенции в контексте Центрально-Восточной Европы — явление феноменальное. Несмотря на свою абсолютную и относительную малочисленность ей удалось добиться массовой поддержки и мобилизовать различные социальные слои литовского общества для целенаправленных политических действий. По мнению многих исследователей, в том числе М. Валь-денберга, литовское движение стало одним из первых (наряду с польским), выдвинувшим лозунг государственной независимости (июнь 1916 г.) [401, с. 294, 295].
Вместе с тем статистические источники свидетельствуют о том, что на массовом уровне этнические процессы развивались не столь однозначно. Однодневной переписью 1911 г. в Литве было охвачено около 62 тыс. учащихся. При этом, в отличие от Беларуси и Украины, сословные параметры опрошенных школьников в целом совпали с общими параметрами социальной структуры населения: 72,8 % детей крестьян (по сравнению с 73,2 % по переписи 1897 г.), 21,1 % мещан (20,1 %) и 4,0 % дворян (5,6 %). Вместе с тем католики среди учащихся (67 %) были представлены в меньшей степени, чем в общей структуре (76,1 %), а православные (6,4 % против 4,5 %), староверы (2,8 % против 2,1 %) и лютеране (5,5 % против 3,8 %), наоборот, в большей. Удельный вес иудеев среди учащихся (13,5 %) почти в точности соответствовал данным переписи 1897 г. (13,4 %). Что касается этнического состава учащихся, то удельный вес литовцев (43,5 %) был значительно ниже, чем их доля в структуре населения в 1897 г. (59,2 %). В то же время представительство всех остальных групп населения было более значительным, особенно это касается русских (10,1 % против 5,2 %), поляков (15,6 % против 10,3 %), и в меньшей степени белорусов (10,5 % против 9,1 %) и евреев (14,4 % против 13,3 %). Особенно заметным расхождение данных переписей 1911 г. и 1897 г. было на Виленщине, где литовцы составляли лишь 15,1 % учащихся (против 34,1 % населения), а поляки 22,1 % (против 14,3 %). При этом представительство белорусов на Виленщине (28,9 %) было почти что идентичным данным переписи 1897 г. (28,1 %). Недостаточное присутствие литовцев среди учащихся, естественно, можно интерпретировать как следствие традиционного их недоверия к официальной системе образования. В то же время нельзя исключить результат воздействия полонизации, особенно на территории Виленщины.
В начале XX в. латышское национальное движение достигло чрезвычайно высокого уровня развития. Об этом красноречиво свидетельствует статистика издательской активности: в 1904 г. на латышском языке было опубликовано 822 издания общим тиражом 5 млн экземпляров [378, с. 352]. Только в 1905-1907 гг. выходило 102 периодических издания (в том числе 19 ежедневных газет) [401, с. 134]. Перед Первой мировой войной тираж некоторых журналов достигал 100 тыс. экземпляров. В 1910 г. изданием латышской литературы занималось 79 издательств [401, с. 134]. Латышское движение не только успешно конкурировало с другими национальными проектами, но и объективно способствовало укреплению социальных позиций латышей.