Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 45 из 55



Виленский, Вилейский, Ошмянский, Минский и Слуцкий уезды представляли собой основное ядро национальной консолидации. Здесь родилась и выросла значительная часть активистов национального движения и творческой интеллигенции. Именно поэтому в диалектной основе белорусского литературного языка основное место заняли среднебелорусские говоры, особенно их северо-западная (минско-молодечненская) группа.

Что же касается остальных регионов, прежде всего Восточного, Среднебелорусского, Центрального и Восточного Полесья, то их относительная пассивность по отношению к национальному движению объясняется, прежде всего, нехваткой ресурса грамотной аудитории. Едва ли можно было ожидать значительного резонанса национальной идеи там, где 92,6 % белорусов были неграмотны, например, на территории Полесья. Сложнее, тем не ме-" нее, объяснить пассивность значительного по своим масштабам интеллектуального ресурса Восточного региона. Дело, видимо, не только в отсутствии достаточной аудитории. В силу традиционно сложившихся условий белорусы (образованные и обладающие достаточно высоким социальным статусом) здесь были лучше интегрированы в структуру официальных социальных институтов.

«Нашаніўская» программа действий для них была чрезмерно радикальной. А собственные устремления не шли далее политически и культурно лояльного регионализма, нашедшего позднее свое отражение в программах таких организаций, как гомельский «Союз белорусской демократии», могилевский «Белорусский национальный комитет», витебский «Союз белорусского народа» [78; 213, с. 53].

Одним из наиболее интересных моментов этнической истории Беларуси рубежа конца XIX — начала XX в. является тенденция включения в процессы национальной консолидации населения Западного Полесья. Показательно, что на этот регион приходилось 3,6 % корреспондентских пунктов «Нашай швы» (это больше, чем на остальной, собственно этнически белорусской территории Полесья). При этом корреспонденции приходили и из Брестского и Кобринского уездов, где белорусское население было ничтожно малым. Уже во второй половине XIX в. статистические источники фиксируют сокращение удельного веса украинского населения в регионе. Так, в период с начала 60-х гг. и до конца XIX в. в Пружанском уезде он снизился с 30 % до 6 %. А с 1897 по 1913 г. общая численность населения, относимого к украинцам в западно-полесском регионе сократилась с 296 до 163 тыс. чел. При этом официальная статистика относит к белорусам подавляющее большинство населения не только Пружанского, но и Кобринского уездов [158, 146]. Характерно, что, начиная с 1903 г. и по 1913 г. практически все призывники на воинскую службу из региона Западного Полесья определяли себя как белорусов [145-147].

Показательно, что согласно переписи 1897 г. позиции белорусов в сфере управления и интеллектуальной деятельности здесь были сильнее, чем у украинцев. Й это при том, что белорусов было всего 20,4 % населения региона, а украинцев — 54,7 %, среди чиновников их представительство было соответственно 22,1 % и 13,9 %, православного духовенства — 15,9 % и 3,8 %, врачей — 11,5 % и 9,2 %, и только среди учителей украинцев было больше (9,7 %), чем белорусов (8,7 %). Не менее показательно, что в Брестском уезде, где удельный вес белорусов не превышал 1,8 % населения, они составляли 29,7 % православных священников, 10,5 % чиновников и 5,4 % учителей [158].

Распространявшаяся белорусская идентичность имела, по большей части, не национальный, а территориальный характер, по принципу «белорусы — потому что живем в Беларуси». При этом население Западного Полесья сохраняло не только свои языковые и культурные особенности, но осознание своего отличия от населения остальной части Беларуси. Об этом свидетельствует, например, содержание заметки, присланной в «Нашу шву» из деревни М. Городец Кобринского уезда. Ее автор, сравнивая свой уезд с «чистой Беларусью», отмечал, что его коренное население составляют «полешуки», язык которых ближе к украинскому [136]. О сохранении локальных самоназваний свидетельствуют производные от них псевдонимы, типа полешук, пинчук, бужа-нин [137, 138]. Распространению представлений об определенной общности с белорусами способствовала ориентация местной интеллигенции на сотрудничество с «Нашай швай». Только в 1908 г. в газете было опубликовано 18 корреспонденции из Брестского и Кобринского уездов, в том числе из Бреста, Лышчиц, Кустына, Остромечева, М. Городца и т. д. Большое значение в данном случае сыграло создание в д. Остромечево библиотеки Павленкова — одной из первых сельских библиотек в Беларуси. Масштаб ориентации на белорусское национальное движение не следует преувеличивать. Вместе с тем очевидно, что хотя влияние белорусского движения было ограничено, оно значительно превосходило по своему масштабу украинское. Характерно, что Л. Василевский отмечал, что «в то время как национальные украинские издательства из Киева этому населению абсолютно неизвестны, тут есть читатели «Нашай швы» [402, с. 295].



Рассматривая регион Западного Полесья, нельзя не упомянуть, наряду с возможностями пробелорусской и проукраинской ориентации, опцию собственно западнополесского национально-культурного развития, проявившуюся значительно позднее — в конце XX в. Единственным косвенным свидетельством зарождения таких настроений в среде местной интеллигенции является упоминание Л. Василевским факта издания в 1906 г. в Пинске полешуцкого букваря («Elementarz w nareczu Poleszukow») [402, с. 295]. Впрочем, сам Л. Василевский считал, что его появление — заслуга «польского культурного деятеля» [там же]. С. Снапковская датирует его издание 1907 г. и сообщает, что он был напечатан латинским шрифтом и имел название «Rusinski lemantar. PyciHCKi лемантар. Napisau Staryj Hospodar» и что автор его подчеркивал: по этому «лемантыр1 повинни учитися чита-ти Bci Полешуки» [202, с. 123]. Хотя сведений,подтверждающих реальность публикации, недостаточно, полностью игнорировать этот факт едва ли будет правильным.

Отметим, что уровень грамотности среди украинского (полешуцкого) населения был относительно высоким — 15,2 %, т. е. выше, чем в среднем у белорусов. Местная украинская (полешуц-кая) интеллигенция и чиновничество, хотя и была слабо представлена в официальных структурах, все-таки представляла собой определенную социальную силу: 116 чиновников, 1 юрист, 14 православных священников, 106 учителей и 37 врачей (всего 274 чел., в том числе 191 с «образованием выше начального»). Так что определенные потенциальные возможности для артикуляции собственно западнополесского пути национально-культурного развития уже существовали, а поэтому появление полешуцкого букваря представляется достаточно реальным.

В начале XX в., с появлением более-менее постоянно действующих политических организаций, книгоиздательства и периодической печати, белорусское национальное движение действительно превращается в социально значимое движение, т. е. поступательный, непрерывный процесс. Многие составляющие этого процесса обстоятельно изучены, например, политическая и культурная, в работах Ю. Туронка, Н. Сташкевича, С. Александровича, С. Рудовича, А. Смоленчука, другие — меньше (социальная композиция участников движения) [1, 2, 184, 185, 186, 197, 198, 213, 214, 394, 395]. Едва ли это означает, что полномасштабная история белорусского национального движения уже написана. Однако это не входит и в наши задачи. Нас интересуют, прежде всего, те показатели уровня его развития, которые могут быть сравнимы с другими аналогичными движениями. На начало XX в. это чаще всего реальные результаты участия в политической борьбе, количество изданий на национальном языке, включая периодические и их тиражи.

Что касается политической активности, то показатели белорусского национального движения немногочисленны. Еще Н. Ва-кар отмечал в качестве специфической черты белорусского движения, что оно было одним из немногих среди народов Российской империи, чьи представители практически отсутствовали в Государственной думе [397, с. 87]. Что касается других избирательных кампаний, то документально исследованы результаты выборов в Учредительное собрание в 1917 г. по Минскому, Могилевскому и Витебскому избирательным округам, когда белорусские национальные партии и объединения набрали 19 тыс. (0,59 %) голосов избирателей и при помощи выборов лишь подтвердили свой списочный состав [185, с. 164]. Результаты издательской активности обстоятельно проанализированы С. Александровичем. По его подсчетам в 1907-1916 гг. белорусские издательства «Загляне сонца i у наша аконца», «Наша хата», «Наша шва» и другие опубликовали 179 изданий общим тиражом 286 тыс. экземпляров [2, с. 207, 208]. Причины отставания белорусского движения, что будет показано ниже, многообразны. Нам бы хотелось остановиться на тех тенденциях в этнической истории Беларуси, которые на это, безусловно, повлияли — а именно на процессах ассимиляции белорусов.