Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 27 из 62



Так, ликвидация униатской церкви, по мнению Р. Радика, привела к четкому разделению белорусского населения на православных и католиков. У представителей этих конфессий усилилось ощущение цивилизационной принадлежности к западному и восточному ответвлениям христианства, что в свою очередь затормозило развитие процесса формирования модерной белорусской нации. Католики ориентировались на польскость, а православные — на русскость. Кроме того, как утверждает польский социолог, православие укореняло локальные сельские сообщества в богатой фольклористичной культуре, укрепляло их коллективизм, усиливало традиционные связи, ослабляя тем самым возможность принятия идеологичных связей, а тем самым также связей, характерных для нации» [16]. Причинами запоздалости процесса белорусского нациообразования являлось, с одной стороны, нежелание большей части белорусского крестьянства принять хоть какую — либо национальную идею, а с другой — отсутствие сословия либо социального слоя, который был бы заинтересован в создании белорусской нации и мог бы эффективно поддержать этот процесс [17]. У западных, или галицких, украинцев, которые жили в империи Габсбургов, такой нациообразующей социальной группой стало униатское духовенство. Белорусы после ликвидации унии в 1839 г. такой социальной группы лишились, поскольку православное духовенство демонстрировало полную лояльность к Российской империи и, более того, активно поддерживало ассимиляционную политику российских властей. Шляхта Беларуси, как считает Р. Радик, не могла стать социальной базой для белорусского национального движения. Вообще, инициатором национальных движений в Центральной и Восточной Европе, как отмечает польский социолог, нигде не было дворянство (поскольку «принятие плебейской национальной иделогии угрожало дворянству сословной деградацией»), а интеллигенция (часто крестьянского происхождения), и в первую очередь приходское духовенство (Р. Радик его относит также к интеллигенции) и сельские учителя [18]. Это совсем не значило, что отдельные представители дворянского сословия не могли принимать участия в национальном движении «крестьянских» народов. Р. Радик утверждает, что поддержка, которую представители местной шляхты оказали белорусскому национальному движению в XIX ст., имела исключительно культурно-литературный, а не национально-политический характер [19]. Винцент Дунин — Марцинкевич, Франтишек Богушевич и иные создатели новой белорусской литературы шляхетского происхождения были культурно бивалентными личностями в смысле одновременного усвоения польской «высокой» культуры и элементов народной белорусской культуры. Более того, шляхетские творцы белорусской литературы придали ей, по мнению Р. Радика, отчетливо «плебейский» характер — в их произведениях крестьяне разговаривают на белорусском языке, а паны — на польском. Это стало причиной тому, что белорусы, когда достигали в жизни успеха и поднимались вверх по социальной лестнице, старались усваивать польский или российский язык как более притягательные для них, поскольку эти языки отождествлялись в глазах крестьянина с элитами общества [20].

Р. Радик также утверждает, что до самого конца XIX в. белорусское национальное движение не достигло фазы А в соответствии с моделью Мирослава Гроха или культурно-языковой фазы в модели Юзефа Хлебовчика [21]. Причем польскоязычная среда в Беларуси была более благоприятной для белорусского движения, нежели наступающая с востока российскость, которая, по мнению Р. Радика, являлась дисфункциональной в отношении белорусскости по причине ее централизованности и нелюбви ко всяким регионализмам [22]. Польский исследователь также утверждает, что католический костел являлся той структурой, которая часто становилась движущей силой процессов нациообразования, поскольку костел культивировал более рациональные, индивидуалистические и активистские ценности, нежели православная церковь, которая обычно пассивно подчинялась любой власти.

Российская империя могла допускать белорусскость только в географически-этнографическом измерении, а ни в коем случае не в политико-идеологическом. Активность имперской администрации повлияла на то, что белорусское национальное движение начало формироваться поздно (только после 1905 г.), было слабым, а его социальная база оставалась узкой [23]. Вместе с тем Р. Радик, по сути, признает тот факт, что эта активность российских властей, а в первую очередь политика деполонизации, вместе с экономической отсталостью Российской империи посодействовали тому, что белорусское население в XIX в. не паддалось «массовым процессам ассимиляции со стороны иных культур (был заблокирован процесс полонизации белорусского общества)». А потому в начале XX в. сохранилась возможность формирования модерной белорусской нации.

В 2006 г. в Москве вышла коллективная монография российских исследователей «Западные окраины Российской империи» [24], которая представляет собой новаторскую для современной российской историографии попытку осмысления политики империи Романовых на том пространстве, которое прежде входило в состав Великого Княжества Литовского и Речи Посполитой. Особенный интерес у белорусского читателя вызывает глава «Политика "русского дела" в западных губерниях», написанная Михаилом Долбиловым и Алексеем Миллером. Национальные процессы в Западных губерниях эти авторы рассматривают прежде всего сквозь призму противостояния российского и польского национальных проектов. Особо их внимание притягивает имперский проект и специфика его выработки и реализации имперской администрацией. Долбилов считает, что политика деполонизации необратимо подорвала возможности польского нациостроительства в Западных губерниях Российской империи, поскольку репрессии против участников восстания 1863 г. «губительно отозвались на увлекавшем шляхту романтическом идеале нации» [25]. В результате этого, как считает М. Долбилов, польское население на бывших «кресах» Речи Посполитой все более отделялось от процесса развития польского национального самосознания на территории Царства Польского. Однако, по мнению авторов, нельзя сказать, что российский проект нациостроительства вышел победителем в этом противостоянии: «Творцы окраинной политики не смогли предложить такое видение русскости, которое было бы способно динамично развиваться, учитывая этнокультурную гетерогенность региона. Критерии русской идентичности были жестко привязаны к традиционалистским представлениям о "народности". Имплицитное или явное отождествление русскости и православия так и не было преодолено» [26]. Следует отметить, что авторы данной монографии не обращают особенного внимания на проблему генезиса белорусского национального движения в XIX в., которая представляется им малозначительной.

Одним из новейших монографических исследований, а в белорусской науке единственным, проблемы формирования белорусской нации в сравнительном аспекте является исследование известного антрополога Павла Терешковича [27]. Он также соглашается с утверждением о запоздалости процесса белорусского нациостроительства: «Белорусы стали одним из последних народов в Европе, вставшим на путь национальной консолидации, что, впрочем, характерно для всей восточной части Центрально-Восточной Европы» [28]. Причем автор считает, что «очевидное запаздывание национальной консолидации белорусов в XIX — начале XX в. носило объективно обусловленный характер». Терешкович выделяет целый ряд объективных факторов, которые были причиной означенной запоздалости. Эти факторы он выявляет в сопоставлении процесса формирования белорусской нации с аналогичными процессами в иных странах Центральной и Восточной Европы. В большинстве случаев причиной отставания белорусов являлся более низкий уровень модернизированности белорусского общества, который проявлялся в показателях денежных оборотов на душу населения, распространения грамотности и урбанизированное™ этнического сообщества, его социальной структуры и социальной мобильности.

16

Radzik R. Między zbiorowością... S. 257 (Co więcej, prawosławie zagłębiało lokalne wspólnoty wieskie w bogatej kulturze folklorystycznej, wzmacniało ich kolektywizm, utrwalało więzi nawykowe, osłabiając przez to możliwość przyjęcia więzi ideologicznych, a więc również więzi charakteryzujących naród).

17

Ibid. S. 259.

18

Ibid. S. 264.

19

Ibid. S. 265.

20

Radzik R. Między zbiorowością etniczną a wspólnotą narodową. S. 266-267.

21



Ibid. S. 267.

22

Ibid. S. 267.

23

Ibid. S. 268.

24

Западные окраины Российской империи. М., 2006.

25

Там же. С. 252.

26

Там же. С. 252.

27

Терешкович П.В. Этническая история Беларуси XIX — начала XX в.: В контексте Центрально-Восточной Европы. Минск, 2004.

28

Там же. С. 192.