Прииск «Безымянный»

Ачагыров больше не перебивал, а когда Фёдор заговорил о новой технологии, не выдержал:

— Ты, наверно, имеешь в виду промывку водой? Так ещё при царе Горохе знали, как «посадить» тяжёлые минералы и золото в том числе. Дроблёную породу…

— Да, нет, я имею в виду метод извлечения золота с помощью цианидного выщелачивания, — не дал ему договорить Фёдор. — Цианиды имеют свойство разрушать любые горные породы и минералы, высвобождая драгоценный металл. В качестве реагента используются соли циановой кислоты — цианиды натрия или калия. Этот метод в конце девятнадцатого века запатентовали шотландцы Джон Макартур и братья Форест.

— А при чём тут Витватерсранд!? — с удивлением в голосе сказал Ачагыров. — Это же так называемый метод кучного выщелачивания. Насколько я знаю, его стали применять относительно недавно, и самое неприятное — из-за высокой токсичности цианистых солей «куча» оказывает отрицательное воздействие на окружающую среду.

Закатов усмехнулся.

— Чтобы не загрязнять окружающую среду, следует выдерживать технологию: надо соблюдать меры безопасности, и, в частности, обезвреживать стоки. Так вот, этот метод изобрели именно для получения золота из конгломератов. Потом его стали применять для извлечения золота из других пород. А теперь без него никто даже не представляет процесс добычи тонкого и рассеянного золота.

Установилась тишина. Каждый думал о своём, возможно, перебирал в памяти более безопасные способы получения драгоценного металла.

— Кстати, на Ранде сейчас самая глубокая шахта, — прервал молчание Закатов. — Она пройдена по рудному телу до отметки более четырёх тысяч метров. За время разработки месторождения там добыли почти половину всего золота, извлечённого из земли. Это, и, правда, настоящий монстр, какого ещё не знали геологи.

— А ты видел золото оттуда?

Фёдор утвердительно закивал головой. Подержать в руках самое древнее золото Земли он мечтал давно, но как это сделать не мог даже представить. Утешало только то, что его видели немногие соотечественники. А потом случилось чудо: главный геолог управления привёз пару образцов золотосодержащей породы из служебной командировки в ЮАР, и передал их в музей.

— Как я понимаю, Федя, Витватерсранд — это древняя россыпь. Обрати внимание — россыпь. Значит, золото там должно быть окатанным. А твоё золото совсем не проработанное, у него практически нет признаков, свидетельствовавших о перемещении. Значит, делай выводы.

То, что сказал Ачагыров, Фёдор знал не хуже его, но по разработанным им параметрам музейное золото подходило именно к этому типу.

— Может, это не конкретно Витватерсранд, — сказал он, будто оправдываясь, — но то, что золото из древних образований — это факт.

Ачагыров развёл руками. В этом жесте можно было увидеть и нескрываемый интерес, и полное разочарование.

— Ну что я тебе скажу, Федя, проблема крайне интересная и, по-моему, очень перспективная. Есть смысл ею заняться, только в нашей партии ты её не решишь — мы золотом не занимаемся. Выход у тебя один: надо заинтересовать шефа, убедить в её важности. Он человек неглупый и прагматичный, я думаю, поймёт. Но для этого шеф должен увидеть, что это перспективное направление и у тебя уже есть какие-то наработки, которые позволят получить положительные результаты. То есть, можно будет открыть месторождение нового типа, — уточнил он. — Ты должен как пописанному изложить суть дела и при этом вызвать его интерес. Улавливаешь, о чём я говорю?

Фёдор кивнул, хорошо понимая, о чём говорит коллега.

— Если у тебя получится, шеф поможет выбить самостоятельную научную тему. Вот тогда, считай, тебе дали зелёную улицу в науку. Запомни, у Шурковского огромные связи. Потягаться с ним может только Федотов.

Глава 1.3. Открытие

За основу базы данных Закатов взял образцы самородного золота из коллекции геологического музея. По правилам, заведённым когда-то в стенах геологического управления, со всех открытых и разрабатываемых месторождений в музей присылали образцы руд, редких минералов и самородного золота. Сотни таких проб, собранных за многие годы, нашли постоянное пристанище в его витринах и на стеллажах хранилища.

В пакетиках из кальки и крафтовской бумаги, в пробирках и колбочках, а то и просто в тряпочных мешочках пробы золота пылились в огромном сейфе, стоявшем в кабинете начальника геологического музея. Десятки килограммов драгоценного металла насчитывала эта бесценная коллекция. Такого представительного собрания самородного золота не было нигде, и Владимир Иванович Волченко в душе им очень гордился, но, как человек, повидавший на своём веку немало, старался не афишировать свою коллекцию.

Примеров того, когда известные или разрекламированные экспонаты «уходили» даже из самых лучших музеев, он знал немало. А что говорить про его ведомственное подразделение, входившее в структуру геологического управления? При желании верхнего руководства можно было забрать любой экспонат или даже закрыть весь музей.

Об этой коллекции Фёдор узнал совершенно случайно. Получая карабин, хранившийся наряду с другим оружием в металлическом шкафу Волченко, заведовавшим также экспедиционным арсеналом, он увидел, как сотрудники музея разбирают небольшие пакеты из плотной бумаги и раскладывают их по кучкам.

— А что это за пробы? — не удержавшись, спросил Фёдор.

Волченко как-то хитро на него взглянул и нехотя сказал, что это новые образцы, которые им прислали с Индигирки на временное хранение. Индигирская геологоразведочная экспедиция занималась поисками и разведкой золотоносных россыпей, поэтому у Фёдора не возникло ни малейших сомнений о содержимом пакетов. Тем не менее, не зная зачем, он высказал предположение, что там, наверное, золото. Начальник музея заморгал своим единственным глазом и, набычившись, произнёс:

— Ну, золото. А тебе-то что до этого?

Молодой человек не растерялся и ответил, что не первый день в геологии, а природного золота ещё не видел. На лице Волченко появилась лукавая усмешка. Грузное тело обмякло, будто после тяжёлого похмелья, руки, как-то сами по себе затряслись.

— Ну и хорошо, что ты его не видел. Держись от золота подальше. Ничего кроме головной боли оно тебе не даст. Поверь мне.

Его толстое лицо покраснело, на носу неожиданно выступили капельки пота.

«Ничего себе, Билибонс разошёлся. Похоже, я наступил на больную мозоль».

О том, что Волченко предприимчивый человек, знал каждый сотрудник экспедиции. То, что многим было недоступно, он легко претворял в жизнь. В то время, когда рядовые сотрудники экспедиции добирались на работу на общественном транспорте, а то и просто на своих двоих, Владимир Иванович подъезжал на своей зеленой «Волге» с оленем на капоте.

— Паша, покажи ему золото, — подмигнул он молодому парню. — Пусть посмотрит, раз так хочет, — более доброжелательно сказал Волченко. — Только не забудь расписаться за полученное оружие и разрешение. После полевого сезона придёшь, отчитаешься. Пять патронов я даю на пристрелку, они не в счёт. — Он протянул две амбарные книги, в которых была вписана фамилия Фёдора. — Считай, тебе повезло: даю почти новый карабин — 1942 года выпуска, который только пришёл, а мог бы получить довоенный револьвер системы «Наган».

Оставив свой автограф, Закатов подошёл к столу с пробами, и на его глазах произошло чудо. Содержимое коричневого пакета из крафтовской бумаги заблестело. Золотые песчинки, «лепешки» и мелкие камушки излучали волшебную силу, приковавшую его взгляд.

— Ух, ты! Сколько золота! Какие вы счастливые, что видите такую красоту.

— Да что тут красивого! — удивился Павел. — Песок, да и только, разве что тяжёлый. У нас его не меряно. — Пальцем он показал на несгораемый сейф, огромный глыбой возвышавшийся в углу. — Есть действительно стоящие экспонаты, а это так себе, мелочь. Ты бы посмотрел на наши самородки!

Паша хотел сказать ещё что-то, но Волченко остановил.