Персефона

Нет, скорее всего в городе по-прежнему кипит и булькает незамысловатая жизнь, и даже совсем рядом, по шоссе, как и несколько минут назад, проносятся в никуда забрызганные грязью машины - шших-х, шших-х, шших-х... И лишь маленький кусочек вселенной превратился в сон, видение, туман. Может быть, мы тоже призраки, жизнерадостно подумала Рыжик, только еще не знаем.

Ощущение было довольно жуткое, но... почему-то почти приятное. Сопричастность тайне сладко покалывала холодом кончики пальцев, словно медленно и безболезненно погружая в наркоз вечной мерзлоты и ее, и Дашу, и туповато-безразличную "Хонду", чей мотор еще полусонно бурчал что-то по привычке. Вы только частички зачарованного спокойствия, и не о чем больше волноваться, и незачем больше печалиться.

Кроме этих бредовых фантазий, Рыжика радовали еще и более практические соображения. В глубинах души теплилась искорка благодарности тем водителям, что посмотрели утром в окошко, почесали в затылке и, несмотря на протесты жен и тещ, жаждущих проведать огороды, плюнули да и не поехали никуда.

Честно говоря, она до сих пор, несмотря на солидный водительский опыт, чувствовала себя за рулем не слишком уверенно. А в транспортном потоке вообще впадала в легкую панику. Или даже в нелегкую. Но сегодня на шоссе не было никаких пробок, никаких догонялок-обгонялок-подсекалок с другими машинами, так что поездка не особенно потрепала ей нервы. Рыжик, со свойственным ей пессимизмом, полагала, что такое везение долго продолжаться не может, и на узких разухабистых дорожках поселка, совершенно не предусмотренных для передвижения четырехколесных друзей человечества, оно как раз и завершится: если посредине улочки, стиснутой бастионами кустарника и заборами, встречались порой два автомобиля, желающие проехать в противоположных направлениях, как правило, разминуться им бывало очень сложно - так, чтобы не застрять колесом в канаве, не ободрать друг другу краску с боков и при этом не попортить шикарные заросли шиповника у ближайшей изгороди, наверняка нежно любимые хозяевами.

Летом, во время особого наплыва дачников, такие конфликтные ситуации возникали нередко. Ну не рассчитали при планировке поселка, что практически все владельцы домиков будут приезжать на собственных машинах, начисто игнорируя пригородный автобус, который регулярно - приблизительно раз в два-три часа - торопливо прошмыгивал по шоссе.

Приняв во внимание все перечисленные выше обстоятельства, Рыжик пришла к выводу, что в принципе на данный момент ее вполне устраивает отсутствие дачников. Она не была твердо убеждена, что с честью выдержала бы испытание в виде столкновения со встречной машиной. Сегодня в кой-то веки можно было расслабиться: никаких "конкурентов" на пути не попадалось.

Рыжик привыкла, что машиной занимается Артем. И если даже "Хонду" ведет она, то Артем всегда рядом, на переднем сиденье: "Так... а теперь поворачивай... Так..." Правда, поездки с ним часто напоминали неудачную сдачу экзамена по вождению. Вечно она оказывалась не в том ряду, включала не ту передачу и так далее. Порой она чувствовала себя совершенно по-идиотски. Но зато всегда знала: если что, Артем все уладит, обо всем позаботится. В конце концов, пересядет за руль.

И хотя прошло несколько лет... Только не сейчас, в панике подумала она, не буду, не буду вспоминать об этом. Мы же едем отдыхать.

Рыжик представила, как перечеркивает жирными черными линиями все лишние мысли - иногда этот способ помогал. Но перечеркнутая картинка - портрет человека с серыми глазами - вдруг с такой яркостью всплыла в памяти, что ей на мгновение стало жутко.

Рыжик осторожно бросила взгляд в зеркальце заднего обзора. Даша не смотрела на нее, и она немножко успокоилась. Ей не хотелось, чтобы сестренка увидела выражение ее лица. Хотя, может быть, оно и не изменилось. Рыжик уже привыкла не выставлять свои чувства напоказ.

- Ну, вот и подъезжаем, - прервала она молчание минуту спустя, благополучно справившись с очередным поворотом.

Дом был большой. Огромный, даже если сравнивать с немаленькой московской квартирой. Двухэтажный. Кирпичный. Со всеми удобствами, если не считать в числе удобств телефона и телевизора. Две трети этого дома принадлежали Рыжику. Еще одну треть занимала свекровь, то есть бывшая свекровь, Карина Аркадьевна. Дом, разделенный на две неравные части, некогда представлял собой единое целое, но теперь две территории были отделены друг от друга при помощи запертых дверей - наверху, на втором этаже, и в подвале: Рыжик с Кариной Аркадьевной пользовались двумя разными входами, встречаясь крайне редко. Тем более что мать Артема вообще не особенно часто посещала свои загородные владения.

Дом стоял на самом краю дачного поселка - на противоположной стороне улицы стеной застыл темный ельник, похожий на дремучий бор. На самом деле он был не таким уж дремучим: быстрым шагом, напрямик, можно было пересечь его минут за двадцать, а дальше колючие еловые лапы сменялись вполне жизнерадостными березками и прочей, не столь зловещей растительностью. Но Артему дача понравилась именно из-за первого ощущения четко вычерченной границы между цивилизованным миром дачников и неприрученной природой, между "космосом и хаосом", как он выразился. Граница была соблазнительно неохраняемой. Стоит перейти через дорогу - и ты уже на чужой земле. Рыжику, пожалуй, это нравилось тоже.

Но только не сегодня. Ей почудилось, что ельник стал еще более суровым, словно на границе ввели визовый режим, да и сам коттедж выглядел не так привлекательно, как Рыжику вспоминалось в Москве.

- Мрачновато здесь, - поежилась Даша.

Рыжик и сама была с ней согласна. Пустой дом казался неприветливым и необжитым, точно уже несколько лет стоял заброшенным. Рыжик не могла понять почему: все как раньше. И тем не менее...

Однажды, когда она еще училась в институте, они с Артемом справляли Новый год на даче - вдвоем. Несмотря на отсутствие шумной компании, все традиции были соблюдены: шампанское, маленькая елочка, по смутным подозрениям Рыжика срубленная в ближайшем лесочке, пушистые гирлянды и бумажные снежинки на окнах. Красота.

Потом они уехали в Москву и вернулись только в конце января, когда Рыжик благополучно разделалась со всеми экзаменами. Елочка все еще красовалась в гостиной, ее игольчатые одеяния слегка поблекли, но она еще держалась молодцом.

- Вот уж не думал, что она так долго простоит, - голос Артема в пустом доме прозвучал неестественно громко. - Странно, да? Я ведь даже воды ей не налил.

Он подошел и дотронулся кончиками пальцев до ветки, на которой висел маленький розовый шарик. От прикосновения елка словно вздрогнула, посыпались иголки, и на глазах у Рыжика деревце через несколько секунд превратилась в сухой скелет. Долгое время оно притворялось живым в тишине покинутого дома, но это была всего лишь хрупкая иллюзия жизни, и малейшего вторжения жизни настоящей оказалось достаточно для ее самоуничтожения. Остались лишь унылые веточки, сухие голые веточки, на которых висели игрушки: они были достаточно легкими, чтобы кое-как удержаться. Только розовый шарик покатился по полу и застыл.

Рыжику стало как-то не по себе. Видимо, Артем тоже почувствовал нечто похожее. Он поскорее вытащил скелетик за дверь и смел все иголки в совок. Весь день некогда уютная и хорошенькая елочка провела в сугробе, а под вечер Артем вынес ее с участка. Вернулся минут через десять, отряхнул ботинки щеткой, чтобы не заносить в дом снег. Вот и все.

Теперь прежнее жилище показалось ей похожим на мертвое дерево, все еще хранящее в себе воспоминание о жизни. Дом по-прежнему добросовестно выполнял обязанности гостеприимного хозяина, но как будто по плохо заученной роли. Он помнил правила игры, но они уже стали для него всего лишь тягостной формальностью. Рыжик снова чуть не пожалела, что надумала вернуться.

- Ладно, давай займемся разгрузкой! - с напускной жизнерадостностью предложила она Даше. - Иди-ка к машине, помоги мне.