Страница 9 из 16
Она недовольно хмурилась, о чём-то размышляя, потом повернулась к Гречаеву:
— Вы не знаете, как сделать так, чтоб человек сказал то, что знает, но не хочет говорить?
— Простите?
— Нет, ничего, — Лаванда снова над чем-то задумалась. — Наверно, нельзя никак. Я только понимаю, что она врёт, но на этом всё.
— Что ж… Судя по прошлым годам, здесь ей мало равных, — Гречаев подобрался к столу, ненавязчиво, как бы невзначай оглядел разложенные книги: «История древностей и реликвий», «Чёрное время: цифры и факты», «Ринордийск в лицах» — что только читает правительница. — То же телевидение… Требуется определённая сноровка, чтоб вести передачи новостей: ведь сказать сегодня одно, а завтра, не моргнув глазом, совсем другое… Не каждый это сможет. Я уже молчу про Софи Нонине: чтобы обманывать её нужен был, я бы сказал, своего рода талант…
— Странно, что она ещё там, — произнесла Лаванда, будто бы и не ему.
Гречаев замолчал. Второе «простите?» было бы совсем неуместно, но он и впрямь её не понял.
Лаванда подняла голову и, будто услышав его мысли, пояснила:
— Странно, что Китти ещё на телевидении, — она слегка наклонилась вперёд и доверительно уставилась на Гречаева. — Кстати, вы знали? Что она не Башева?
15
— Ну что… Я проверил, — Феликс стоял на пороге комнаты, но не входил, опираясь спиной о косяк. — Всё именно так.
— Ты проверил те поступления? — несколько удивилась Китти.
Тот усмехнулся:
— Ну… как бывший оппозиционный журналист должен же я что-то уметь.
Сказано было с гордостью, хотя по глазам было заметно, что ему не так легко сейчас это изображать. Феликс вошёл, сел рядом на диван, положив бумаги здесь же.
— Всё так же, как на твоей распечатке. Приходило раз в месяц… Всегда одна и та же сумма, но в последний — чуть меньше. Это сентябрь, — он мельком настороженно взглянул на Китти. — Дата варьировалась несильно, поэтому, по идее, должно было прийти и в октябре, ещё до Замёлова. Его же грохнули в конце месяца.
Китти кивнула:
— Да, я поняла, что. У Софи было два метода для протестов. Вычисление сверху, чтоб подавить. И вычисление изнутри, чтоб… направить, куда надо, скажем так. Первое было за Кедровым, второе — за Замёловым. Думаю, к октябрю во втором она окончательно разочаровалась.
— И поставила на Кедрова? Похоже на то…
Оба замолчали: каждый задумался о собственных приметах того времени, которое по обыкновению пролетело мимо, хлестнув разлетающейся вуалью.
— Что с телефонами? — наконец прервала молчание Китти.
— С телефонами всё плохо. Как и должно было быть, — он поднял распечатку со звонками. — Тут просто. Это сам Хустик. Это Вислячик — он бывал у нас иногда, но больше был по всяким проектам… Иногда помогал, если кто-то попадался: ну, там, вытащить из-под ареста, всё такое… Не всех, конечно, на многих просто забивали. Эти два… Мамлев и Дукатов. Их я вообще не видел вживую, но мы все знали, что во многом они всё организуют… ну и финансируют, конечно, тоже, — он невесело ухмыльнулся. — Разумеется, в нашем кругу эти номера не ходили, они пользовались другими. Эти, видимо, для других дел.
— А этот? — Китти указала на последний из номеров.
— Этот — не знаю, — Феликс покачал головой. — Прочесал всё что только было можно. Этого нигде нет.
Китти подчеркнула пальцем последнюю строчку:
— С него звонили в том числе Софи. Это её внутренний телефон.
— За несколько дней до убийства, — Феликс вновь мельком и настороженно глянул на неё. — Я ведь по нему даже звякнул!
— И что?
— Не ответили. Возможно, он вообще уже нерабочий.
— Ты бы всё же осторожнее, — спокойно заметила Китти.
— Так и будем вечно осторожничать? Их осталось только вскрыть поимённо. Потом можно будет действовать уже официально.
Китти изобразила намёк на улыбку:
— Рассказать Лаванде?
— Как вариант, — Феликс тряхнул головой. — Если я всё же добьюсь приёма и поговорю с ней лично, это будет даже лучше всего.
Китти промолчала.
— Что? Думаешь, мне она поверит меньше, чем любому из них?
— Может, и так. А кроме того, я не уверена, что надо сейчас поминать всё это.
Феликс замолк на пару мгновений.
— Ну отлично, — он поднялся с дивана и заходил по комнате. — Они были в сговоре с Нонине, теперь сидят в правительстве, но давайте не будем это вспоминать: дело давнее, с кем не бывает… Правильно, что.
— Я просто не вижу, что бы от этого поменялось, — сказала Китти.
Феликс вздохнул, прислонился спиной к подоконнику:
— Опять дважды два пять.
— Может, и пять.
— Удивительный ты человек, — с беззлобной насмешкой он искоса поглядывал на Китти. — Хранить у себя такой компромат и не думать что-то с ним делать… Шпионить на оппозицию и ни на секунду не верить, что что-то изменится… Да ладно, пять лет вести «Прямую линию», зная, какой всё это бред! Так, подожди… — он будто вспомнил о чём-то и резко оттолкнулся от подоконника. — У тебя же по четвергам дневные эфиры. Почему ты не там?
— Меня уволили.
— В смысле «уволили»?
— Указ сверху, — пояснила Китти. — Лично от госпожи Мондалевой.
— Так, — он вновь прошёлся по комнате, засунув руки в карманы, вытащил зажигалку, покрутил её в пальцах. — Понятно. Мне всё же надо к ней заявиться.
— Феликс… — недовольно отмахнулась Китти.
— Что «Феликс»? Так и надо, чтоб она творила, что хотела?
— Я в любом случае собиралась поискать что-нибудь другое. Так что это всё равно.
— Мне не всё равно, — отрезал он. — Завтра я у неё буду. Отвечаю.
16
«Грифель взял древний и мудрый старик, в чьих словах отражалась жизнь, как в самом ясном, не тронутом пылью зеркале. Он многое видел, многое слышал и мог всё просчитать наперёд. Когда он говорил, он знал, что говорить».
Зазвеневший телефон оторвал Лаванду от захвативших её строчек. Она недовольно поморщилась, но всё же сняла трубку.
— Госпожа Мондалева, — отчего-то смущаясь, проговорила телефонистка. — Тут внизу… ваш кузен… Господин Шержведичев.
— Феликс? — удивилась Лаванда. — А что ему нужно?
— Он хочет о чём-то вас уведомить… Мы сказали, что вы сейчас никого не принимаете, но он утверждает, что не уйдёт отсюда, пока ему не дадут поговорить с вами.
— Да?
Телефонистка как будто спохватилась:
— Но вы, конечно, не обязаны его принимать. Если следует, то охрана…
Лаванда пожала плечами:
— Ну пусть зайдёт. Раз уж он здесь.
— Ну, здравствуй, братишка.
Она сидела здесь, как порождение холодного и совершенного света: такой, наверно, излучают горные вершины. В пальцах, как влитая, лежала половинка мела; запястье опушилось птичьим браслетом: теперь в нём были и вороньи, совиные перья и перья каких-то вовсе неизвестных птиц.
Всё начало было плыть по течению какого-то горного ручья — такого же льдисто-голубого, как глаза напротив. Феликс тряхнул головой, быстро отогнав наваждение. Он прошёл несколько требуемых шагов и, опершись руками о её стол, выпалил:
— Ты что творишь?
Лаванда невозмутимо моргнула:
— А что я творю?
— Я про Китти. Это ведь с твоей подачи её турнули с телевидения?
— Ну да, — протянула Лаванда, поглядев вопросительно и как будто немного с вызовом.
— Слушай, — Феликс несколько выпрямился, но не отступил назад. — Я понимаю, что у тебя полно претензий ко мне. Но Китти-то тебе что сделала? Можешь ты на это ответить?
Лаванда промолчала и упрямо смотрела мимо него.
— Захотела оторваться теперь? — продолжил он. — Хорошо, я понимаю. Ну так на мне и отрывайся, в чём проблема?
Лаванда нахмурила лоб и непонимающе потрясла головой:
— Причём здесь вообще ты?
17
— Да, действительно, причём здесь ты? — сказала Китти.