Дальний свет

Он остановился на углу дома и, прислонившись к стене, некоторое время созерцал силуэты ликующих. Но тем было весело, и они не обратили на него внимания. Что ж… По большей части, оно того не стоит. Феликс пошёл дальше.

Сколько он помнил, ему всегда фатально везло — возможно, потому как раз, что не обращали внимания, вплоть до последнего апреля. Не пытались посадить — в отличие от многих других. Ни разу не вызывали на допрос. Не нападали на улицах. Никогда. Будто кто-то очертил его заговоренным кругом.

Ну ладно, можно зачесть ту стычку в лохматом году, они ещё были студентами, а Нонине ещё была президентом. А можно и не засчитывать — даже рука потом почти не болела (спасибо мисс безупречность).

Перекрёстки пустовали, да и фонарей здесь отчётливо не хватало. Если кто-то хочет устранить его — теперь всё-таки да — время и место самые подходящие. О, вот и машина. Чёрная, неприметная, как и полагается. Тронувшись с места, она тихонько продвигалась по правую руку, прикрытая чередой стоявших автомобилей. Феликс не остановился и вообще сделал вид, будто не заметил.

Автомобиль подождал, проехал за ним ещё немного.

— Что ж вы, господин оппозиционер, по ночам разгуливаете? — глухо проговорил знакомый голос. — Да ещё машины игнорируете подозрительного вида?

Он вздрогнул, тут же метнулся к авто. Сообразил обогнуть, дёрнул дверь и быстро забрался на переднее сидение.

— Я же говорила: осторожнее, — сказала Китти. За эти дни она не растеряла ни капли своего бумажного глянца. — Ты ведь тоже причастен.

— Дай руку, — прервал он.

Китти видимо удивилась.

— Зачем?

— Дай руку, — настойчиво повторил Феликс.

Она настороженно протянула всё с тем же удивлённым выражением лица. Он вцепился в её кисть, ощупал запястье и дальше до локтя — будто хотел сам себя убедить, что она здесь, что она настоящая и по-прежнему никуда не делась. Он и сам не понимал, что на него нашло.

Китти, по всей видимости, не понимала тоже.

— Чего ты? — тихо проговорила она. — Я же позвонила почти сразу.

— Да, — усмехнулся Феликс. — Через час после новостей. Понимаешь? Через час.

Он выпустил Китти, в следующую же секунду порывисто обнял её.

Она неловко обняла Феликса одной рукой (за рулём это было неудобно), поняла, что его трясёт мелкой дрожью.

— Ну ладно тебе, — пробормотала Китти. — Что ты как девочка. Всё же уже нормально.

Она не могла понять сейчас и что предпринять, не знала.

Поглаживая его по голове и ожидая, когда он успокоится, Китти пристально тем временем осматривала мутные потёмки за стеклом. Наконец, ей показалось, что увидела. Так или нет, не было времени проверять. Китти отстранилась.

— Феликс, милый, сядь на место. Нам нужно срочно отъехать.

Он сел и даже пристегнулся (обычно они спорили об этом минут пять). Спросил только:

— Куда?

— Потом объясню.

Они остановились у самой окраины. Дальше дорога вела из города и шла на восток.

Китти заглушила мотор и сидела, сосредоточенно опустив взгляд, будто глубоко задумалась.

— Ну так что? — спросил Феликс.

Она подняла голову:

— Нам надо сейчас уехать.

— В смысле, уехать?

— В смысле, покинуть Ринордийск и перебраться в какой-то другой город. Всё равно, в какой. Вполне возможно, что и их придётся менять.

— Скрываться, одним словом? — Феликс презрительно скривился. — Бежать от них сейчас и дальше бегать всю жизнь? Отлично придумано.

— Можно, конечно, проявить чудеса отваги и по-геройски остаться, — холодно проговорила Китти. — Но тогда уже точно насовсем. И, вполне возможно, на этом самом месте.

Он недовольно вздохнул:

— Хорошо, езжай, дай только я вылезу.

— Нет, — так же холодно отрезала она. — Если остаёмся, то оба.

— Эй, этический шантаж — моя прерогатива!

— Я не шантажирую.

Китти повернулась и впервые за поездку посмотрела на него.

— У меня просто были соображения, — негромко заговорила она. — Что если сейчас уедем… То ещё сможем вернуться и что-то сделать. Действительно сделать. А не бросаться как обычно красивыми словами и жестами, — она долго и почти доверительно посмотрела на Феликса, потом вновь отвернулась. — Но и они, конечно, тоже хороши.

Он нехотя, почти в принудительном порядке повращал эту мысль, напряжённо сжав пальцы.

— А пять минут на подумать?

— Думай, только быстрее. У того забора я вижу человека-наблюдателя, — Китти перевела взгляд в другую сторону. — И вон те ребята на джипе тоже явно не погулять вышли.

Феликс не разглядел в таких подробностях, но оснований не доверять ей у него не было.

— Но мы вернёмся? — спросил он.

Китти ничего не ответила.

— Ладно, давай так: ты обещаешь, что мы постараемся вернуться?

— Да.

— Хорошо, — он обречённо кивнул. — Тогда поехали.

Китти кивнула в ответ и завела мотор.

Через минуту они неслись по трассе на восток — сквозь неизвестность, сквозь ветер и ночь.

25

Они ехали долго. Довольно скоро машина свернула с трассы, и они двигались теперь по мелким неосвещённым дорогам, что неохотно стелились под колёса, наждачно шурша и иногда подкидывая кверху. По сторонам угадывались поля и маленькие лески, но очертания их были зыбки, непостоянны, и казалось иногда, что всё это не по-настоящему — просто снится странный околдованный мир, который ты нигде не видал. А может, наоборот, сном было всё, что помнилось до того: какой-то большой город, крыши многоэтажек… флаги… люди на солнечной набережной… А настоящий мир всегда и был здесь, в нагревшейся духоте между сиденьем и темнотой за окном, всегда немного трясся и светил лампочками на приборной панели…

— …вряд ли охраняют. Можно в них.

— А? — переспросил Феликс. Он и впрямь успел задремать, хотя, казалось, не закрывал глаз.

— Эти сараи, наверно, не охраняют, — повторила Китти. — Нам нужно отдохнуть немного. Завтра долго ехать.

— А, да. Это идея, — он подумал, вспомнил кое-что важное. — А куда мы всё-таки двигаемся?

Китти помолчала.

— Был вариант поехать в Истрицк, — через минуту всё-таки проговорила она. — Это к юго-востоку.

— А почему именно туда?

— Я жила там одно время. Впрочем, можешь выбрать любой другой, это не принципиально.

— Прям любой, — протянул Феликс. — И можем, например, махнуть до приозёрья?

— Хоть до Черюпинска.

Феликс тихо рассмеялся:

— Да ладно, Истрицк меня вполне устраивает.

В сарае оказалось довольно чисто и даже почти не сыро: он был хорошо сделан. Большую часть занимали приспособления хозяйственного толка, и среди них можно было сносно расположиться.

— И мы даже никому не скажем из наших? — спросил Феликс.

Китти внимательно посмотрела на него:

— У тебя есть кто-то, кому ты безоговорочно доверяешь? Не потому что «за одну идею», а лично?

— Витька Рамишев, — сказал он почти сразу. Потом, подумав немного. — Леон Пурпоров тоже.

— Вот им и позвони, — кивнула Китти. — Остальным не надо.

Она протянула ему мобильник (свой он давно выключил) и связку ключей в придачу, пояснила:

— Если что понадобится в машине. Я сейчас уже лягу.

Феликс вышел наружу, чтоб не мешать ей обустроиться. Один за другим набрал номера обоих своих друзей, и те, удивляясь, всё же не задавали лишних вопросов и обещались молчать. Наверно, подумалось ему, два раза он всё же не ошибся объявляя друзьями тех или других, потом вымарывая их мысленно из списка и занося обратно через какое-то время. Два раза — это ведь жутко много, не правда ли.

Отзвонившись, он закурил. Тишина вокруг была такой глубокой, такой не по-городски чужой, что её надо было разбавить чем-то — почему бы не сигаретным дымом.

Кажется, когда-то, когда тишина и ночь были такими же чужими даже в городской комнате, в собственной кровати… Да, он тогда спал ещё в маленькой детской кроватке и, лёжа на своей подушке, мог вглядываться в распростёртую тьму за окном. Тогда, в иные ночи он видел, как за столом у окна сидит силуэт: вполоборота, и было не рассмотреть лица, только общие очертания. Она (Феликс откуда-то точно знал, что это она) никогда на него не смотрела, но, казалось, знала его и потому только здесь находилась — чтобы… Чтобы, отвечал себе Феликс, однажды всё-таки подойти ближе, совсем близко, и съесть его. Странно, но это почти не пугало — напротив, притягивало, будто ему дали лучшее обещание в мире и оно будет исполнено, что бы ни случилось дурного. Позже силуэт уже не появлялся, но помнилось само ощущение, и, будучи подростком, Феликс не раз воспроизводил его, когда что-то тревожило его и мешало уснуть.