Loving Longest 2

Два меча скрестились на горле дракона. Его пасть выплюнула последнее тёмно-алое облако пламени; он затрясся, кровь полилась по его шее и он начал падать.

Маглор отошёл и обернулся. Он стоял перед ними с двумя мечами в руках, с лицом, забрызганным бордовыми и сине-лиловыми брызгами крови дракона. Затем он покачнулся и повалился на потемневший песок.

Майтимо заставил себя подойти к нему. Маглор лежал без чувств, но его всё ещё окружал зеленый светящийся ореол.

 — Нет, я не могу. Не могу. — Майтимо посмотрел на Лалайт и выговорил: — Гортаур, значит он владеет и вторым моим братом? Он управляет им? Он всё время управлял им?

— Я так не думаю, Нельяфинвэ, — ответил Гортаур устами Лалайт. — Если помнишь, Маглор говорил, что просил Мелькора даровать ему поэтический дар. А это едва ли не самое сложное на свете. Мелькор мог сделать это, только передав ему часть своей личности — со своей способностью преображать и отражать в собственном восприятии то, что он видел. Это можно называть искажением, да. Но искажение это лишь в физическом мире — когда Мелькор создаёт калек или уродов. Творчество поэта, чтобы ты знал — и есть искажение того, что он воспринял в окружающем мире. И эта способность, Майтимо, полностью исключает управление им. Иначе Маглор не смог бы творить. Да, Мелькор передал ему часть себя — в том числе свою злобу, зависть, недоверчивость; при этом Мелькор, скорее всего, заставил Маглора забыть то, что Мелькору было невыгодно, чтобы он помнил.

— Лалайт… Тху… ты можешь убрать это из него? — спросил Майтимо.

— Любопытно будет попробовать. Мелькор может это почувствовать… хотя он может списать это ощущение на гибель Маглора. Да, скорее всего, так и будет, и да, это надо сделать. Я сделаю это.

— Нет! — воскликнул Нариэндил. — Не надо! Ведь он потеряет свой дар! Маглор умрёт от горя!

— Нет, не потеряет, — сказал Гортаур. — Маглор же сам говорил: Мелькор просто внушал ему неуверенность. Он вполне может творить и без этого. Более того, ему будет легче: благодаря Мелькору он, увы, мог воспринимать много такого, чего в принципе нельзя передать на языках детей Илуватара, а это должно было быть довольно тяжело для него.

Гортаур положил руку — маленькую ручку Лалайт, одетую в бордовую перчатку — на лоб Маглору. Зелёное пламя стало собираться в маленькие сгустки над лицом лишившегося чувств Маглора и рассеиваться бесцветными искрами.

Он взял безжизненную руку Маглора в свою и пощупал пульс.

— Всё благополучно, — сказал Гортаур. Подумав, он стянул с пальца Маглора золотой перстень — тот самый перстень, который Феанор когда-то нашёл вместе с костями. — Я возьму это в качестве платы. Это было непросто. А теперь…

Они услышали странный свист, и из-за развалин башни показался второй дракон. Он был ниже, но при этом тоньше и длиннее первого; почти белый, с полупрозрачными радужными крыльями.

— А этот летучий, — выговорил Нариэндил. — Макалаурэ сказал, что первый не летучий…

— Да, я заставил этого принести сюда первого. У него для этого хватило сил, — ответила Лалайт не без самодовольства. — Неплохо придумано?

Дракон стал испускать странные хрустящие звуки. Лалайт недовольно перекосилась, глядя в его большие полупрозрачные голубые глаза.

— Он умнее, чем ты думал? — сказал Карантир. — Сообразил, что он принёс сюда своего приятеля, чтобы его тут убили? Так ведь ты и хотел?

Чёрная птица у него на плече заклекотала, будто подтверждая его слова.

Дракон выдохнул и их будто обожгло — через секунду они осознали, что это именно будто: дракон дышал холодом. Труп первого дракона покрылся инеем; кровь, смешавшись с оплавленным песком, застывала розовато-сиреневыми зеркалами стекла.

«Жаль, Тургон не видит», — невольно подумал Майтимо.

— Прочь! — сказал Гортаур. — Прочь!

Но дракон не послушался. Он снова выдохнул. Маэглин завопил от боли и неожиданности — пальцы на его левой руке мгновенно посинели.

Гортаур нахмурился; он вышел вперёд. На них посыпался снег, оседая на почерневших, пустых стенах дворца: Гил-Галад приказал всем покинуть эту часть здания.

Он принял свой истинный облик и резко закричал на дракона что-то на Чёрном Наречии; он угрожал и одновременно, как почувствовал Майтимо, пытался разумно объяснить и оправдать свои действия. Но дракон был слишком уверен в своём превосходстве и правоте.

Чудовище снова выдохнуло. Хотя все они уже отошли достаточно далеко, невероятный холод пронзил всех до костей. Облако снега и ветра окружило Гортаура; ни одно живое существо не могло бы выдержать такого холода.

— Я пришёл из Пустоты, — холодно сказал Гортаур, — там настолько же холоднее, насколько снег холоднее человеческого тела. Не старайся. — Его кожа светилась мягким янтарным светом. — Ещё раз и я тебя уничтожу.

И дракон снова выдохнул; гибкая чёрная фигура Гортаура в облаке инея облеклась в тяжёлые облака пара. Концы его пальцев светились тёмно-алым огнём.

— Умри, — сказал Гортаур. — ITHĪRZ-AIGAS!**

Огненный взрыв сопровождался чудовищным запахом; огонь, видимо, разморозил и сжёг то, из чего состояло нутро ледяного змия.

Но не это вынудило всех их застыть от ужаса — всех, кроме истерлинга, который никак не мог понять, в чём дело.

Маэглина тоже совершенно не взволновало услышанное: он подошёл к Гортауру и фамильярно взял его под руку.

— Я тут подумал, — Маэглин повернулся к Маэдросу и Маглору, который только пришёл в себя и недоуменно смотрел кругом. — Вы тут так бьётесь из-за этих камней и всё такое. Я вот чего подумал: а почему бы вам не дать шанс? Ну один небольшой шанс. Ну, скажем, приходите вы в Ангбанд, а мы с Гортауром как раз дверь запереть забыли. Ну случайно так. А у Гортаура как раз случайно в мастерской корона лежала. Или не лежала, ну да всё равно — вы поняли. А все думают, что вы в башне сгорели и никто ничего. Пробиться туда и забрать корону — это конечно, вряд ли, но попробовать-то можно, а?

— Мило, — сказал Гортаур. — Я, если помните, обещал наградить вас за помощь в этом следствии, но вы так ничего мне толком и не сказали. Но я не могу награждать вас открыто. А так мне будет гораздо удобнее. Итак, Нельяфинвэ, через месяц, считая с этого дня, в семь часов утра я забуду запереть дверь, которая ведёт в мои покои. Другой возможности у вас не будет. Что скажешь?

Маэдрос в оцепенении и ужасе продолжал смотреть на него.

— Думай, думай, сын Феанора! — Гортаур рассмеялся, потом посмотрел на Маэдроса, перевёл с него взгляд на Карантира и вдруг стал очень серьёзен. — Думай, что хочешь! — вдруг со злобой воскликнул он и исчез, на сей раз прихватив с собой Маэглина.

— Морьо… — сказал Маэдрос, глядя на брата — на сестру.

Морьо — Карантир — подбежал к нему и обнял. Никому он больше доверять не мог, только ей, помешанной, несчастной убийце Финвэ.

— Морьо, ты слышала? — прошептал он одними губами. — Он говорил на валарине, Морьо. Ты же слышала.

— Да, — дрожа, ответил Карантир.

— Он же мне сказал, что на валарине можно говорить только своим голосом. Только своим.

— Я это знаю, Майтимо, — ответил Карантир. — Знаю от мамы: ей, кажется, говорил кто-то из валиэр. Я знаю.

— Морьо… Морьо… — Майтимо зарылся лицом в его чёрные волосы, пахнувшие гарью, перьями и деревом. — Почему — почему — почему это голос Феанора?! — голос нашего отца?!

Комментарий к Глава 44. Расколотая душа (2): Зеленое пламя * Aþāraphelūn, “назначенное обиталище” – название Арды на валарине.

ITHĪRZ-AIGAS – жар огня (валарин). На валарине ithīr – огонь, элемент – aigas содержится в валаринском названии солнца (Aþāraigas).

Фраза про оружейные мастерские Макара (как и аналогичная фраза, где место Макара занимает Феанор) действительно в каноне имеется))

====== Глава 45. Корни Арды ======

Комментарий к Глава 45. Корни Арды С Новым Годом, дорогие читатели! <3 Я Вас всех очень люблю:)

Встретимся на следующей неделе, чтобы прочесть окончание этой истории:)