Скитники

Покончив с хариусом, она, посвистывая, проскакала по лежащей поперек ключа лесине на другой берег и развалилась на теплом песке погреться. Корней вышел из укрытия. Застигнутая врасплох речная разбойница вскочила и нырнула в воду, а скитник продолжил подъем на хребет.

Притомившись, он присел возле изогнутой коленом березы подкрепиться росшей здесь в изобилии сочной янтарной морошкой. Пока лакомился к ручью вышли олени. По очереди поднимая головы и оглядываясь, они принялись жадно цедить мягкими губами залитую солнечными бликами воду. Напившись, легли на белый мелкий песок, вскипавший крохотными облачками, бьющих со дна родничков. Насладившись прохладой, рогачи встали и ушли, на ходу пощипывая траву.

Не успел песок, поднятый копытами оленей, осесть, как к водопою выбежала пара волков. Предупреждая оленей об опасности, Корней гикнул. Те, будто подхваченные ветром, в мгновение ока скрылись в чаще. Волки, взбивая брызги, кинулись следом.

Заночевал путник в сухом дупле на мягкой подстилке из осыпавшихся гнилушек. Утром его разбудил яростный стрекот. Выглянув из убежища, Корней увидел последствия дикого побоища. Между кустов на примятой траве лежали окровавленные глухари: взрослая глухарка и два чуть оперившихся птенца. Одного из них терзал рыжий колонок. Корней знал, насколько отважен и до невероятности ловок этот маленький хищник, но никак не предполагал, что он способен совершать такие опустошительные набеги.

В памяти тут же всплыл испуг, перенесенный им в детстве, когда в морду их собаки вцепился колонок. Пес, визжа, мотал головой, бил лапами, катался по земле, слепо тыкался по сторонам, а рыжий удалец, пронзительно стрекоча, терзал, рвал когтями его нос и глаза. Подоспевший отец точным ударом посоха лишил жизни рыжего дьяволенка. Вот уж злюка так злюка! Но как смел и дерзок!..

Пологий подъем на хребет закончился, и с линии водораздела Корнею открылась новая, тучная долина. Глядя на пестрящие цветами поляны, зеленокудрые сосновые боры, островки светлых, как невесты, березняков, языки серых осыпей на склонах гор, окружавших долину, пасшиеся там и сям табунки северных оленей, путник замер от восторга.

В конце июня на тайгу всегда любо смотреть, но здесь красота была особенной: светлой и торжественной. Золото солнечных лучей, переплетаясь с мозаикой полевых цветов и зеленью леса, соткало чарующий узор. Было тепло, даже жарко, где-то вдали за горами прокатывался гром, а здесь над долиной висели округлые облака, похожие на огромные пухлявые одуванчики; четко и мерно отсчитывала, непонятно для кого, годы жизни кукушка.

Скитник спустился в долину и увидел, кстати уже не первый раз, на лиственном колу побелевший от солнца череп медведя. Пустые глазницы как всегда смотрели на восток. Вид черепа не удивил Корнея. Он знал, что эвенки, добыв, при острой нужде, медведя, в первую очередь варят голову и, очистив от мяса, насаживают её на высокий кол. Тогда дух медведя быстро находит свой дом и не мешает охотникам выслеживать добычу .

Вскоре путник вышел на свежую тропу. Послышался перезвон бубенцов. Слева и справа показались, пасшиеся разрозненными табунками олени. Заметная тропа привела его прямо к эвенкийскому стойбищу, состоящему из трёх островерхих чумов. Над одним поднимался лёгкий, почти прозрачный дым. Сквозь берестяные покрышки доносился визг, смех детей, говор, стук посуды. Из чума вылез тщедушный эвенк.

Увидев огромного, незнакомого лучи, он поначалу насторожился. Но, когда Корней поприветствовал его на родном языке, успокоился и кликнул домочадцев. Обступив Корнея, они оживленно расспрашивали: кто он, откуда и куда путь держит. Узнав, что пришелец - внук Агирчи, стали оказывать ему всяческие почести: даже до них уже докатилась молва о шамане луча-хомоты.

«Молодой и всемогущий шаман излечивает оленей от любой болезни. Он вернул из «царства верхних людей» сына Сапкара - Хэгды и подарил ему чудо творящую картинку Доброго Духа. Теперь Хэгды много знает и понимает. Теперь все ходят к нему просить совета», - так гласила последняя молва про деяния Корнея.

Гостеприимные эвенки уговорили знаменитого соплеменника заночевать у них. К этому времени к стоянке пригнали с пастбища оленей. Они встали, пережёвывая жвачку. Дети быстро соорудили для них, из веток с зелёными листьями, дымокуры.

Перед Корнеем выложили на широкий лист бересты куски сочного, жирного мяса и пока парень ел, обитатели стойбища занимались каждый своим делом. Чай пили уже все вместе у костра. После чаепития мужчины раскурили трубки. По ходу неторопливой беседы скитник выяснил, что в этих краях русские поселения есть только за кряжем на юго-востоке. Когда позапрошлым летом эвенки аргишили* там видели бородатых луча, но подойти побоялись. Слух как раз прошёл, что в южных краях большая битва была. Красное и белое войско бились. Белое крепко громили и те кто уцелел как раз в тех глухих местах прячутся.

За разговорами засиделись за полночь. Лесные кочевники, осмелев, стали допытываться, в чем сила «картинки», которая делает Хэгды таким умным.

Корней достал образок, взятый в монастыре. Седая, крепкая старуха, взглянув на изображение Христа, произнесла:

- Сразу видно, добрый луча. А он всем помогает или только Хэгды?

Корней объяснил:

- Его зовут Исус Христос. Он сын Бога. Он помогает тем, кто любит и верит ему, кто живет по его заповедям: люби ближнего, почитай родителей, не убивай, не воруй, не клевещи, не завидуй.

- Оставь его нам. Мы так живём. Мы будем любить его.

 

Когда умерла последняя утренняя звезда, каждый двинулся в свою сторону: эвенки погнали оленей на пастбище, а Корней пошёл к каменистому, покрытому кое-где пятнами кедрового стланика скалистому кряжу.

Взобравшись на него, скитник прилёг на сухой, колкий ягель перевести дух. Отдышавшись, вскарабкался на стоящую поблизости скалу, чтобы получше осмотреться. Расстилавшаяся под ним широкая, таежная долина, со слюдянистыми извивами речушек, была со всех сторон защищена от ветров хребтами и сильно походила на его родную Впадину. Облака, проплывавшие над ней, своими тенями то усиливали сочность красок, то приглушали их. Намётанный взгляд Корнея сразу зацепился за нечто странное, возвышавшееся над деревьями посреди впадины. Пригляделся - крест. Родимый восьмиконечный! Неужто поселение староверов?! Горя от нетерпения, парень побросал в котомку нетронутую еду и съехал по мелкому курумнику вниз... Точно, вон часовня с шатром и любезным крестом, торжественно взметнувшимся в молчаливое небо! Вскоре Корней уже стоял у бревенчатого частокола, окружавшего селение. За ним, среди тучной, нехоженой травы, две дюжины почерневших изб.