Страница 50 из 58
«Буду держаться русла - люди всегда селятся по берегам», - решил Корней и пошел по звериной тропе вниз по течению. И правда - на следующий день на возвышениях стали попадаться кострища, ямы, кучи песка вперемешку с галькой. Будь Корней знаком со старательским промыслом, он бы сразу смекнул, что здесь мыли золото. Выходит он угадал - люди где-то поблизости?!
До скитника донеслись необычные, шваркающие звуки и плеск воды. Бесшумно подкравшись, Корней увидел невысокого, широкого в кости, загорелого старика, с седой копной спутанных волос, покрывавших даже плечи, и разлохмаченной на всю грудь бородищей, в холщовых латанных, засаленных штанах, линялой рубахе. Мурлыча что-то под нос, усыпанный оранжевым крапом неистребимых веснушек, старик, держа корыто над водой, покачивал его круговыми движениями, одновременно понемногу сливая то, что в нем находилось. Скитник подошел ближе и, осторожно крякнув, поприветствовал:
- Бог в помочь, мил человек!
- Благодарствую любезный, коль не шутишь, - весело ответил корытник, ничуть не удивившись внезапному появлению Корнея. - Не зря ворон встречь летел, вот и гости! Откель явился, ангел божий? Подобру ль, поздорову?
- Издалече, - ответил Корней и неопределенно махнул рукой.
- Ладно, паря, не темни. Ты верно из Варлаамовой общины будешь. Колодка твоя мне знакома. Никодимова порода.
Ошарашенный путник не знал, что и сказать. Безотчетно осенил себя крестным знамением, попятился.
- Да не пужайся. Знакомец я. Мужикам вашим, почитай, жизнью и волей обязан. До Бешеных порогов с ними хаживал.
Тут Корнею припомнился рассказ деда о шебутном, бесшабашном старателе, оставшемся на богатых россыпях золота Глухоманки.
- Уж не Лешак ли вы, дядя?
- Вот видишь, и ты меня знашь! - обрадовался старик. - Один мудрец говорил: «Свиделся раз - товарищ, свиделся два - приятель, свиделся три - друг». Так што я вашей братии теперича в друзья гожусь. Велика мать-тайга, однако ж тропы нет-нет да пересекаются.
Действительно, надо же такому случиться, чтобы свел Господь Вседержитель этих двоих, возможно единственных на сотни верст людей, на этом неприметном ручье. «Неспроста всё это», - невольно подумалось Корнею.
Старатель, словно читая его мысли, с явной радостью произнес:
- А ты ведь, голубчик, тута не случайно. Тебя мне Господь пожаловал. Дело есть. Подсобишь?
- Отчего ж не подсобить, дедушка, ежели дело богоугодное.
- Дело по твоим понятиям, пожалуй, и не совсем богоугодное, но управиться с ним может тока божий человек. А ты, сразу видать, душа непорочная, пред Богом чист, яко младенец, тебе все врата открыты. Так вот: обнаружил я тут недалече, в брошенном староверческом монастыре, тайник, но один остерегаюсь спускаться в него. Моего напарника, прости Господи грешника, давеча у входа враз завалило. Пока копал помёр сердешный. Но с тобой дело думаю сладится. Айда прям счас разведаем, штой-то тама схоронено.
Лешак повел на вершину холма, где в окружении громадных деревьев, стояла за стенами из дикого камня, монашья обитель - приземистое строение казарменного вида с узкими бойницами-прорезями окон. К нему примыкало несколько построек поменьше. Напротив них - часовня, а позади обложенные дерном ледники, кузня, сушильные навесы - вот и все хозяйство.
Зайдя в крепкий пристрой, Лешак взял кирку, загодя приготовленный факел и подвел Корнея к заваленному входу ведущему под монастырское строение. Расчистив проход, они помолились и, запалив огонь, зашли под свод. Пройдя шесть-семь саженей упёрлись в каморку квадратной формы. Стены ее были выложены плитняком с прожилками льда между ними, на полу несколько пустых кованных сундуков. Старатель передал Корнею факел, а сам, долго не гадая, стал бить киркой по полу. После одного из ударов она чиркнула о металл. Сняли слой земли и, подняв лиственные плахи, увидели яму, в которой стояли четыре пузатых медных сосуда, похожих на самовар и три бочонка. Все они такие тяжёлые, что с трудом вытащили наверх. Открыли один из «пузачей». В нём лежала золотая, похоже, церковная утварь стародавних времен. Два других до верху заполнены золотым песком вперемежку с самородками, а четвёртый монетами, золотыми и серебряными вперемешку. Облитые воском бочонки вскрывать не стали. По весу итак было ясно, что не пустые.
- Не пойму во сне это аль наяву, - прошептал, обалдевший от восторга, старатель. - Бери, бери паря, сколь хошь!
- Нам не можно чужого. Тем паче, что злато создано диаволом для растления душ. Через него многие слезы на земле льются, а душа, по завершению земного пути, в преисподней мучается .
- Это верно. Нет в нем счастья. Вот сколько уж лет бьюсь, бьюсь, мою, мою и что с того? В одном кармане клоп на аркане, а в другом блоха в кафтане. С Бешеных порогов, когда выбирался, с пуд рыжухи утопил… А сколь обманывали, грабили - не счесть. Видать, непутёвая у меня башка. От того Господь и не дает мне счастья. Вот у вас все строго по чести. По нерушимому порядку и твердым правилам живёте. Без обид трудитесь на общее благо. За то Он вам и помогает!
- Так отчего ж не бросите свой бедовый промысел?
- Што ты! Это ж дюже интересное, фартовое занятие! Чирей ему в ухо!
- Жаль мне вас, дедушка.
- А пошто жаль-то?
-Чудной вы и мозги у вас набекрень. Сами говорите, что злато счастья не приносит, а всю жизнь липнете к нему.
- Понимаешь, то вроде хвори, холера ей в дышло. Знаю, что бедовое дело, а совладать, бросить не могу. Темная сила в злате скрыта... Оно и вправду видать душу в ополон берёт, чирей ему в ухо!… Было время, баял в Рассею, на матёру землю в жилуху вернуться. Явиться в родную деревню одетым по-барски, в рессорном экипаже с тремя жеребцами и кучером, да устроить гульбу на всю округу. Штоб знали, што Лешак не пропащий человек и что душа у него щедрая!.. Землицы выкупить, зажить как все люди. Да, видать, уж не суждено. Злато не отпускает, приворожило насмерть… Чирей ему в ухо!