Скитники

Собрав нанесенный весенним паводком древесный хлам, Корней достал из котомки прядь сухого мха. Ударом кресала о кремень высек искры и запалил костерок. Робкие язычки, разгораясь, побежали, затрещали по сухим веткам и через минуту слились в трепещущее рыжее солнышко.. Корней осмотрелся. Ниша была довольно просторной. Дно имело заметный уклон в сторону ручья. Поблагодарив Господа за предоставленное убежище, скитник, обращаясь к неутомимо ворочающемуся в хворосте другу-огню, пробормотал:

« Извини, брат, что-то притомился я» и, свернувшись калачиком, тут же уснул.

Но то, что вскоре началось, подняло бы на ноги даже мертвого. Дело в том, что скитника угораздило расположиться в самом центре вызревшей к тому времени грозы.

Первые же раскаты грома, усиленные многократным эхом, были настолько мощными, что оглушили Корнея. Вскочив на дрожавший под ногами гранитный монолит, он ошалело завертел головой.

- Господи, сохрани и помилуй, - перепуганно зашептал он, защищаясь крестным знамением.

Непроницаемая тьма то и дело озарялась мутно-белыми всполохами сатанинского сияния. Они следовали один за другим: то ослепительно яркие, то чуть видимые. Канонада не утихала ни на секунду. Ущелье накрыли потоки воды. Застучали, срывавшиеся от раскатов грома и ударов молний, камни.

Внезапно черноту, в саженях двух от скитника, расколол слепящий ствол. Корнея подбросило. Кромка ниши, куда пришёлся удар молнии, на глазах покраснела и застывающей лавой сползла вниз. Всё это сопровождалось столь резким и сильным треском, что парень на какое-то время вообще перестал слышать.

Вакханалия света, грома и воды длилась казалось бесконечно. Наконец, утробно порыкивая, гроза пошла на убыль, но ливень не ослабевал. Раскаты грома теперь заглушал клокочущий рёв ручья, превратившегося в неукротимый поток. Корнея стали обдавать брызги подступавшей воды. Он невольно поёжился: не ровен час, смоет и так измолотит о камни, что даже воронам ничего не останется. Нет! - пока не поздно, надо выбираться из этой ловушки!

Нащупав рукой границу подступившей воды, он мысленно представил форму ниши и понял, что спохватился поздновато: теперь чтобы выбраться, следовало сначала зайти в воду.

Надев котомку, Корней осторожно, не отрывая ступней от покатого дна и одновременно упираясь рукой в потолок ниши, двинулся к её нижнему краю. Пока вода была до колена, он уверенно противостоял ее напору, но бесконечная стенка принуждала скитника заходить все глубже и глубже. Еще чуть-чуть - и поток воды вместе с несущимися камнями собьёт его с ног. Но Господь, наконец, смилостивился: боковина ниши, плавно загибаясь, открыла человеку проход на склон ущелья.

Ощупывая в кромешной тьме каменные выступы, Корнею удалось подняться на несколько саженей. Но вскоре он вынужден был остановиться - опасался сорваться в темноте с почти отвесной стены. Здесь, на крохотной площадке, он простоял, вслушиваясь в надсадный рёв ручья, часа два. Стоял и без устали повторял слова молитвы:

« Отче наш Всемогущий! Молю тебя о милости Твоей! Ты, Господи, столько раз посылавший спасение рабу Твоему, обрати взор Свой на раба Твоего. Не о себе молю, а лишь о братьях и сестрах, пославших меня в дальнюю дорогу с единственной надеждой найти других сестер и братьев, столь же крепких в нашей вере. Молю Тебя о милости: помоги пройти этот трудный путь, не дай погибнуть рабу Твоему, приведи к тем, кого ищу. Укрепи мой дух! Помоги мне, Господи, исполнить волю братьев моих! Вера моя крепка и нерушима! Аминь!»

В голове гудело от рокота воды, раскатов грома, ноги подкашивались от напряжения, но Корней продолжал молиться.

Светало. Ливень утих, тьма рассеялась. Оглядевшись вокруг, парень пришел от увиденного в ужас. Он находился в расщелине, склоны которой, смятые в огромные складки, дыбились почти вертикально.

А вот и солнце! О, это Великое Живительное Солнце! Как ты преображаешь всё вокруг и меняешь настрой чувств и мыслей человека!

Сразу воспрявший духом, Корней даже подумал: «Не так уж и худо всё! Главное, что живой. Как нибудь выберусь».

Пережив за свой короткий век уйму разных опасностей и приключений, он воспринимал их как нечто само собой разумеющееся и неизбежное. Если иному человеку происшедшее за эти сутки могло отбить охоту к странствиям на всю жизнь, то для Корнея эта ночь была памятным, захватывающим дух происшествием, о котором потом вспоминают с улыбкой и восторгом.

Внизу по-прежнему надсадно ревел, злобился бурный поток. Скоро его грозная мощь конечно иссякнет и вода пойдет на убыль, но стоит ли ждать, когда он утихомириться? Пожалуй, разумней попытаться прямо сейчас выбраться наверх.

Эта мысль понравилась Корнею, и он, карабкаясь по уступам, словно горный козел, сумел одолеть почти неприступную стену и выбраться на плато, от края до края покрытое густой хвойной тайгой, пропоротой местами суставчатыми перстами скал.

 

Сквозь еловые лапы солнечные лучи почти не проникали, поэтому здесь стоял вечный полумрак и не росла трава, но, зато, сколько пухлых мхов и лишайников! Изумрудными коврами устилали они землю, седыми прядями поднимались по стволам, свисали с ветвей.

Деревья после грозы стояли тихо, неподвижно, словно ошеломленные разгулом стихии. Всё вокруг было пропитано влагой. На кончиках иголок трепетали капельки воды, в которых редкие, сумевшие пробиться сюда лучи, зажигали мерцание драгоценных камней. Ноги утопали в толстом моховом ковре, скользили по сырым мускулистым корням. Тихо и безжизненно было в этой глухой чаще. Только кабарожкам, небольшим, сгорбившимся, будто от страха, олешкам мила сумрачность и сырость ельников. Темные силуэты этих пугливых созданий и их негромкие вскрики «чиф-фый» оживляли угрюмую тайгу.

Целый день продирался Корней сквозь неё, то и дело пригибаясь и разводя руками колючие лапы. Наконец тайга расступилась и выпустила путника на открытый простор: лесистое плато ступенчатыми уступами перешло в безлесное нагорье, окруженное лысоватыми горами. Редкие лиственницы, карликовые березы, чахлые кустики багульника только подчёркивали безжизненность пейзажа.