Страница 21 из 160
журфака, не только появившиеся у памятника Кобзарю, но и – какое преступление! –
возложившие к его подножию цветы. Вскоре выясняется: это наши однокурсники Валерий
Лазаренко и Виталий Цымбал.
Какие пошли разборки, можете себе только представить. Исключение из комсомола, из
университета, волчьи билеты (без права восстановления). И – призыв в армию.
Поскольку о властях, как и покойнике «либо хорошо, либо ничего», я промолчу. А вот некоторые
наши однокурсники – не раз это подмечал! – во время затянувшейся расправы начали избегать
проштрафившихся. Что касается Валерия и Виталия, то, думаю, у них взыграл юношеский
максимализм – коварный бес противоречия. И властям – будь они помудрее – целесообразнее
всего на такие поступки было просто закрывать глаза.
***
В руки попал сборник «гражданской лирики». Право, это не поэзия, а рифмованная политика!
***
У меня опять неприятности с преподавателем. Теперь это профессор Прожогин. Его, к несчастью, назначили куратором нашей группы. Пришел и сходу же начал «загонять ежа под черепа» (его
любимое выражение).
Короче, предложил вызвать на социалистическое соревнование третью группу. А удивим ее тем, что каждый из нас прочтет всего (!) Бальзака. 90 романов «Человеческой комедии» – это, действительно, не слабо. Даже если забить хрен на учебу и в неделю прочитывать по тому, то это
«соревнование» займет без малого два года. Чем думал профессор, сказать трудно. Однако я
возразил. Правда, ставить уважаемого в неловкое положение относительно времени, не стал. А
сказал, что мне, не испытывающему восторга от бальзаковских романов, хотелось бы читать что-
нибудь другое.
А тут еще у меня нашелся единомышленник – Анатолий Шилоший. Дабы выпендриться (по иному
его поступок назвать не могу), он заявил:
– А я лично хочу читать Шопенгауэра.
– Как, один не любит классика Бальзака, а второй на партийном факультете хочет изучать
реакционного философа?! Да что это за группа такая?!! Думаю, с этим надо разобраться.
Пришлось нам с Анатолием отдуваться за свое «вольнодумство» на собрании группы.
***
Когда мне в начале второго семестра ребята передали, с каким нетерпением меня ждет на занятиях
преподаватель физкультуры, я будто лимонов объелся. Ведь для меня теперь пойти на занятия
означает, что, не посещая их раньше, я был не прав. Идиотизм какой-то! Нет, проигравшим себя
не признаю. Что-то нужно придумать. Но что?
И тут мне повезло. На «Доске объявлений» в красном корпусе прочел интересное объявление. Для
меня – прямо спасательный круг! Для экспериментов по выносливости человеческого организма, проводимых в географическом корпусе, нужны добровольцы. Тем, кто запишется и выполнит
намеченную программу, «автоматом» ставится… зачет по физкультуре. Ура-а! Спасен!
Где-то через месяц преподаватель не выдержал и через одного из студентов передал мне вопрос на
тему: что я себе думаю; и когда, дескать, начну посещать занятия? Поскольку дела у меня с
экспериментами шли нормально, я попросил передать, что зря терять время на свидания с ним
снова не намерен и приду сдавать нормативы экстерном. Того, передавали ребята, чуть кондрашка
не хватила.
– Второй «незачет» ему гарантирован!
«А фигушки! – злорадно подумал я. – Хотел бы посмотреть на твою рожу, когда возьмешь в руки
мою справку об автоматическом зачете».
Все так и было. Только «рожи» я не видел. Не захотел! И справку передал через ребят. А на
втором курсе злополучной физкультуры уже не будет. Так что все «эксперименты» с нею для меня
закончены.
***
При помощи товарища, закончившего учебу раньше и оставшегося работать в профкоме
университета Петра Шляхтуна, удалось попасть в студенческий профилакторий – мечту многих.
За символическую плату там три раза отменно кормили. Поскольку я уже был женат, нам
выделили палату на двоих – о чем еще можно радеть? Но поскольку мы занимались в разные
смены (она – в первую, а я – во вторую), то встречались только поздним вечером. А еще отводили
душу на выходных или когда один из нас прогуливал лекции.
В тот день супруга с утра уехала на занятия, а я стал что-то конспектировать (случалось и такое).
Вдруг стук в дверь. Открываю. На пороге – заведующий профилакторием, главный врач и сзади –
уборщица. Не могу взять в толк: по какому случаю ко мне столь представительный и в то же
время не менее разношерстный отряд?
– Что вы здесь делаете? – суровым голосом, не предвещающим ничего хорошего, спрашивает зав.
– Ничего, – отвечаю, не поняв сути вопроса.
– Совсем ничего?! – уточняет главврач.
– Не то чтобы, – вовсе теряюсь я. – Вот конспектирую…
– А супруга ваша где?
– На занятиях, – еще меньше понимаю я.
– А зайти разрешите?
– Пожалуйста!
Мужики заходят в палату, уборщица как бы не рискует переступить порога. Обведя крохотную
комнату пытливым взглядом, заведующий вдруг наклоняется и… заглядывает под кровать.
Сначала – под одну, потом под вторую. Сказать, что я в шоке, – значит не сказать ничего. Даже
дар речи потерял.
– А кто у вас, извините, пять минут назад так стонал?
И тут до меня доходит. Дело в том, что я имею странную, но многолетнюю привычку. Когда
пишу, обязательно пою. Вернее, как говорят украинцы, «мугычу». А поскольку господь меня
слухом обделили, а силой голоса вознаградил, то это самое «мугыканье» обычно слышно за
квартал. Уборщица, моющая коридор, услышав подобные «рулады», решила, что в комнате кого-
то душат. И, проявив бдительность, поспешила поставить в известность начальство.
***
Лето. Каникулы. Мы с супругой отдыхаем в Пирятине (плюс я подрабатываю на кирпичном
заводе). Полуденное время. Я с женой нахожусь в доме, а мать – в коридоре. Слышу, как стукнула
калитка. Смотрю в окно. Во двор входит Петр Левандовский – товарищ моего детства, бывший
сосед (его родители в свое время переехали жить в Сумскую область). Не виделись мы лет пять. И
что же я? Обрадовался? Как бы не так! Быстро говорю супруге:
– Выскочи в коридор и предупреди мать: меня нет дома.
А сам на всякий случай спрятался в спальню. И ушел Петр, приехавший из другого города, так
меня и не повидав. Почему я поступил столь странным образом, объяснить не могу до сих пор.
Разве потому, что Петр, будучи старше, случалось, над нами, младшими, изгалялся. Но все равно
это меня не оправдывает: чего в детстве не случается.
***
Надо же, в этот раз беда приключилась с нашим однокурсником по кличке Мирек. Однако прежде
чем о ней рассказать, – несколько слов о главном действующем лице.
Не знаю даже, как его описать. Этакая фарфоровая кукла с жеманными манерами. Не от мира сего.
Прическа, где волосок уложен к волоску, отполированные ногти, выщипанные брови, дорогой
парфюм. Мирек абсолютно искренне мог в общежитии сунуть товарищу по комнате под нос свой
носок:
– Понюхай, как благоухает!
Без преувеличения, аромат был приятный – студент на «запахи» стипендии не жалел. Однако
согласитесь, нормального в таком поведении мало.
Кстати, на кукурузе в колхозе, куда нас вывозили на месяц, как-то здорово похолодало. Мирек
буквально превращался в сосульку в своей стильной рубашечке. А у меня был свитер и
болоньевая куртка. Пожалел, ссудил ему вторую. Когда через несколько дней он ее возвращал, то
буквально захлебывался от восторга:
– Венус, венус!
– Что за «Венус», Мирек? – недоуменно переспросил я.
– Как, ты не знаешь?!