Страница 99 из 116
Дорога заняла тридцать часов беспрерывной езды, если не считать коротких остановок для заправки горючим. В машинах были и еда, и питье, а Джоан и Джек время от времени садились за руль, давая отдохнуть водителям-датчанам. Каждый раз, когда мы останавливались ненадолго, чтобы размять ноги, на нас набрасывались тучи свирепых комаров.
От своих спутников я узнал, что как только был подан мною условный знак — сигнал бедствия, мои друзья-англичане немедленно отправились в Финляндию, причем кому-то при этом пришлось прервать отпуск. Они прорепетировали мой побег, лично проделав предстоявший мне путь, и не один раз, а дважды, что позволило им досконально ознакомиться с обстановкой и получить реальное представление о скорости, с которой могут двигаться машины и в зимнее время по снегу и льду, и в летнее.
Сейчас, в середине лета, мы стремительно мчались строго на север. Великолепные дороги, по которым нам довелось ехать, пролегали по живописным местам, то и дело огибая огромные озера, обрамленные изумрудной зеленью. К тому же это была пора белых ночей. После того как мы пересекли северный полярный круг и оказались в Лапландии, леса стали постепенно уступать место цветущим лугам.
Зная КГБ и присущую ему мстительность, я невольно думал о Чебрикове. Мне мерещилось, что он сумеет сделать так, что дорога на финско-норвежской границе будет перекрыта, а машины, добравшиеся до нее, остановлены и подвергнуты досмотру. Однако, как я полагаю, мне нет необходимости говорить, что ничего подобного не произошло: когда мы достигли границы, дорога была открыта для нас. Пограничники, стоявшие спиной к широкой автомагистрали, даже не повернули головы, когда мы проезжали мимо. Но мои опасения, по-видимому, передались сопровождавшим меня сотрудникам английских спецслужб. Во всяком случае, когда мы, находясь уже на территории Норвегии, вышли из машин и пожали друг другу руки, я заметил, что ладони у них были мокрыми от нервного напряжения.
В Тромсе нас встретил английский офицер, который и проводил нас в гостиницу. К тому времени первоначальное радостное возбуждение уже улеглось, и испытываемый мною на протяжении долгого времени стресс вкупе со смертельной усталостью сделали свое дело. Я чувствовал себя настолько разбитым, что в ресторане, славящемся блюдами из даров моря, едва притронулся к еде. Даже натянуть на себя более или менее приличную одежду оказалось для меня непосильно трудным делом. Реально оценивая свое состояние, я поневоле обратился к бедной Джоан, которая и сама-то едва держалась на ногах, с просьбой подвернуть мне брюки, чтобы я выглядел в них не столь уж нелепо. Утром следующего дня я почувствовал себя совсем плохо и сказал Стивну, что мне не мешало бы провести пару дней в какой-нибудь частной больнице, чтобы прийти в себя. Он в ответ лишь кивнул: для него все иностранцы — ипохондрики, и посему он счел за лучшее не обращать внимания на мою просьбу.
На следующий день мы отправились на самолете местной авиакомпании в Осло. Когда мы прилетели туда, норвежский офицер, пройдя с нами через служебное помещение на взлетную полосу, посадил нас на рейсовый самолет авиакомпании «Бритиш эруэйз», направлявшийся в Лондон. В Хитроу прямо у трапа нас встретили сотрудники особого отдела и провели, минуя таможню, к автопарку отеля, где уже собрались, чтобы приветствовать меня, члены специально созданного для подобных случаев комитета, в состав которого входили известные высокопоставленные лица. Среди них находились, в частности, начальник советского сектора английской разведслужбы и один из директоров государственной службы безопасности Джон Деверелл, исключительно образованный и обаятельный человек, ставший в последствии моим верным другом и коллегой. (В июне 1994 года он оказался одним из двадцати пяти сотрудников государственной службы безопасности, трагически погибших во время крушения вертолета, совершавшего перелет из Белфаста в Шотландию).
Все были в эйфории по поводу столь крупной победы, одержанной над КГБ. Лилось шампанское, и вообще все было по-праздничному прекрасно.
Затем мои друзья отвезли меня в одно из центральных графств, где некий землевладелец предоставил в наше распоряжение просторный загородный дом со всем и удобствами и с множеством слуг в одном из своих поместий.
Но мне не нужно было такого великолепия. После того как нервное возбуждение и напряжение первых дней прошли, я понял, что хочу только одного — уединиться в какой-нибудь комнатушке, где никто не нарушал бы мое затворничество, где я смог бы спокойно читать, наслаждаясь покоем и восстанавливая силы. Однако желание — одно, а действительность — другое. Здесь же царила суета, в доме вечно толпились люди. Кто-то приходил, кто-то уходил. И я никак не мог сосредоточиться на волновавшем меня вопросе: как связаться с Лейлой и объяснить ей, что произошло.
На второй день моего пребывания в поместье меня посетил Кристофер Керуэн, он же «К», глава МИ-6, прилетевший сюда на вертолете. Человек незаурядного интеллекта, он сразу же понял меня и с энергией фокстерьера, ухватившего кость, начал рассматривать этот вопрос и с той, и с другой стороны. Как можно отправить весточку Лейле, если она все еще находится на юге? Но сделать это, когда она с детьми вернется в Москву, будет тоже практически невозможно: сотрудники КГБ из службы наблюдения почти наверняка дежурят сутками на лестнице возле моей квартиры, поджидая, когда я там, наконец, появлюсь. А что, если я позвоню ее родителям или Арифу и Кате? Однако и этого делать было нельзя, поскольку, скорее всего, с недавних пор их телефоны прослушиваются. Рассмотрев все «за» и «против», Керуэн пришел к малоутешительному выводу, что в данный момент ничего предпринять нельзя. Он был категоричен, беспристрастен и — явно прав.
Его вердикт лишь усугубил мое угнетенное состояние. Я считал, что английские спецслужбы всемогущи, что они в состоянии устроить буквально все. Но, как оказалось, они не могут даже переправить моей жене записку от меня.
Отставной сотрудник службы безопасности, размещавшийся в деревне неподалеку от усадьбы, чтобы узнать, о чем поговаривают тамошние жители, вскоре пришел к выводу, что, по их мнению, в «большом доме» происходит нечто странное.
— Это не очень-то хорошо, — сказал он, вернувшись. Нам необходимо перебраться отсюда куда-нибудь еще.
После этого моим местопребыванием оказалась военно-морская крепость на южном побережье Англии. Возведенная в девятнадцатом столетии, она использовалась разведчиками для проведения учебных занятий и семинаров. Мне предложили отправиться туда на вертолете. Но эта идея не вызвала у меня энтузиазма. Находясь довольно долго в стрессовой ситуации, я с ужасом подумал о том, что в самом вертолете могут оказаться агенты КГБ и тогда уж мне ничто не поможет (должен заметить, что страх оказаться в руках сотрудников этого учреждения преследовал меня на протяжении примерно полутора лет). В общем, я отказался от вертолета, и тогда нам была подана машина. Оставив позади пригороды Лондона, мы двинулись дальше на юг и спустя короткое время подъехали к оснащенной всем необходимым вспомогательной базе МИ -5, которая, однако, произвела на меня впечатление заброшенного, безлюдного места.
В крепости нас встретил красивый, энергичный с виду человек, которому было немногим более пятидесяти. Он представился комендантом форта.
— Как вам должно быть понятно, я не знаю ни кто вы, ни что вас сюда привело, — сказал он, приветливо улыбаясь, — но это не имеет значения. Мы привыкли к подобным вещам. Здесь всем нравится. До моря — рукой подать, и, хотя сейчас стоит ветреная погода, чудесный свежий воздух с лихвой компенсирует это неудобство.
Вопреки тому, что он говорил, я был твердо уверен, что его предупредили о нашем визите и он отлично знал, кто я такой. За те несколько недель, что я провел в крепости, мы стали с ним добрыми друзьями. И я всегда буду вспоминать с благодарностью его жену, симпатичную молодую женщину с удивительными темно-синими глазами: специалист по аранжировке цветов, или, проще, составлению из цветов различных композиций, она следила за тем, чтобы в моей комнате всегда в вазах стояли красивые букеты.