История Одного Чаепития

Не нужно объяснять, что систему вентиляции дома Булль изучил досконально. Во время своих долгих ночных блужданий он легко перебирался с этажа на этаж. Он открывал решетки вентиляционных люков, словно волшебные дверцы, и, забираясь через них в квартиры, всматривался в лица спящих людей. Не судите его строго, вспомните, что он был все-так не совсем обычным существом и не знал, что подглядывать, тем более за спящими, нехорошо. Томленье, свойственное человеческой природе, попав в неподготовленную душу гнома, иной раз толкало его на необдуманные поступки и заставляло забывать об осторожности. Да и в квартиры он входил лишь тогда, когда там было абсолютно тихо, не желая невзначай попасться кому-нибудь на глаза. И все потому, что...

Вы разве не знали, что гномы не переносят человеческого взгляда? Да, представьте себе. Стоит посмотреть на гнома пристально, в упор, как он исчезнет. Совсем. Неизвестно куда. А кому такое может понравиться, когда неизвестно куда? Никому. По этой причине поначалу мне никак не удавалось сблизиться с Буллем. Я и рта раскрыть не успевал, только посмотрю в его сторону, а его уже и след простыл. И кто знает, подружились бы мы с ним когда-нибудь, или нет, не приди мне однажды в голову идея надеть черный очки. Просто, как будто меня нет. И, представьте, сработало! Оказывается, многие из гномов мастерят себе очки из зеленого и коричневого бутылочного стекла, и они реально защищают их от внезапной телепортации. Булль перестал бояться меня, когда я был в темных очках, и, таким образом, эта моя идея помогла нам с ним сблизиться.

Но вернемся к его ночным похождениям.

Подходя к спящему человеку, Булль всякий раз сладко замирал в надежде, что увидит, наконец, ту, что навсегда пленила его когда-то в лесу, на священном холме, и исчезла. И раз за разом из его маленькой груди, в которой жило и страдало большое сердце, исторгался глубокий печальный вздох, который независимо от его воли проникал-таки в людские сновидения маленькой тревожной тучкой. Кручинился наш гном все сильней, и все сильней он недоумевал по поводу своих постоянных неудач, ибо сердце его, смятенное чувством, подсказывало ему, что девушка, вошедшая в его мечты, была где-то рядом. Мир велик и огромен, а он, вишь ты, знал. Поэтому не было, не существовало для него другого места на земле кроме этой старой пятиэтажки.

Днем он обычно спал, но когда не спалось, он садился у вентиляционной решетки, словно у окна, и часами смотрел сквозь нее на улицу, насколько это было возможно, как чуда ожидая, что в не знающей устали и никогда не иссякающей людской толпе мелькнет, наконец, желанное лицо.

А вечерами, когда в квартире, ставшей его пристанищем, сгущался сумрак, и воцарялась тишина, гном выбирался из своего убежища за мешочком с черносливом и залезал на стол, распластавший спину у широкого окна, под ярким светом уличного фонаря за ним.

Ночным шорохом, бродящим в тиши комнат, конечно же, был он, Булль.

С собой на ночные посиделки у окна Булль всегда брал маленькую чашку из волшебного фарфора с нежной ромашкой на белом боку. А в заварочном чайнике, который как бы случайно оставлялся на столе, всегда находилось несколько капель чая для него. Волшебная чашка сама становилась полна крутояра-кипятка, стоило лишь произнести волшебное слово. Осторожно, чтобы не расплескать горячий напиток, гном взбирался на цветочный горшок, стоящий на подоконнике.

- Добрый вечер, - приветствовал он дремлющую в горшке махровую фиалку. - Как поживаете?

- Благодарю вас, хорошо, - едва слышно от застенчивости отвечала фиалка.

Гном присаживался на край вазона и, прихлебывая чай, смотрел на пустынную ночную улицу.

Бездомный ветер носился по темному порожнему пространству, а ему было тепло и спокойно в его новом доме, как никогда прежде. Булль ласкал душу мыслями о пока еще незнакомой ему девушке, и эти минуты, тихие и милые, были самыми приятными, самыми любимыми в его новой жизни.

Он научился грустить светло.

Его грусть не разрушала душу, но возвышала.

Однако вы снова можете мне возразить, что гномы не пьют чая.

Да, вы правы. Отчасти. Обычно они этого не делают. Но совсем не потому, что не переносят этого напитка, или что он им вреден. Нет. Просто, он им не знаком, они его не знают. Вспомните, гномы проживают в лесах, где чай не растет, вдали, к тому же, от шелковых торговых путей. Так что не удивительно, что там, в лесах, они пробавлялись в основном элем. Но у Булля после того, как он перебрался жить в город, появилась счастливая возможность познать чай.

Однажды, вскоре после обретения нового жилища, ему захотелось пить. Просто невероятно, как захотелось. И до того довела его жажда, что не мог он ее вынести, тем более, что в то время, поначалу-то, он еще не умел пользоваться водопроводом и водопроводными кранами. Вот и пришлось ему рискнуть и попробовать жидкости из чайника. Ему повезло, и ничего плохого с ним не случилось, но, раз попробовав чая, он уже не мог от него отказаться. Да и не собирался этого делать, поскольку не имел такой вредной привычки - лишать себя удовольствия.

В скором времени гном сделался настоящим знатоком и ценителем чаяи чайной церемонии. Он узнал, что чай бывает индийским, цейлонским и краснодарским, ценил чай из Даржилинга и соглашался с грузинским ╧36. Любил английский чай компании Ридгвэйз, голландский Пиквик и австрийский Милфорд. По запаху мог отличить китайский от ассамского. А про азербайджанский и грузинский второй сорт думал, что это не чай. Что до новоявленных сортов Экстра, Прима и тому подобных, то их он пить и вовсе остерегался. К чаю в пакетиках у него было такое же отношение, как к грузинскому, который второй сорт. Он полагал, что экстракт - это всего лишь экстракт, и уже не чай, поэтому и его игнорировал. Впрочем, вполне возможно, что лучшего чая он так и не пробовал, ибо не пробовали его и сами хозяева квартиры, в которой он жил, но это нисколько не умаляло его, как знатока и любителя.

Однажды Булль путешествовал по дому. Словно заправский домовой, он поднимался по вентиляционной шахте все выше и выше, когда вдруг почувствовал слабый, едва определимый ток свежего воздуха. "Что это? Откуда?" - удивился он, совершенно упустив из виду, что у каждого приличного дома есть чердак, а над ним еще и крыша. Гном, ускорившись в том направлении, откуда тянуло сквозняком, так интенсивно задвигался, что растер до красноты локти и колени. Ему даже стало жарко. И вдруг что-то заставило его остановиться и настороженно замереть.

Нечто, преградив ему путь по проходу, взирало на него, дыша нос в нос, не мигая и не потея, как он сам, от волнения. Странное существо в сумраке вентиляционной шахты казалось лишенным четко обозначенных рук, ног и, в целом, контуров, и не имело сапожек, ремня и колпака. Особенно Булля огорчило отсутствие колпака, потому что старинное поверье его народа гласило, что если у кого-то нет колпака, этот кто-то точно не гном. А ему так хотелось встретиться с соотечественником! Зато, как оказалось, у существа была превосходная борода, и это обстоятельство нашего Булля очень обрадовало, поскольку позволяло предположить, что не все с незнакомцем просто, и все может быть. Существо по виду и состояло из одной только бороды, из зарослей которой с умеренной опаской и со жгучим любопытством горели бусины его глаз.

- Ты кто? - спросил гном, синея носом.

- Волосатка я, разве не видишь? - то ли ответило, то ли спросило невидимым ртом существо.

- Ой! - тихо обрадовался гном от осознания, что не один он, оказывается, в этом каменном лабиринте находится.

- Ой-йой! - еще больше обрадовался он, когда до него дошло, что встреченное им существо, возможно, иного, чем он сам, пола. Ведь волосатка, как ни крути, звучит несколько иначе, чем гном.

- А чай ты пьешь? - спросил он торжественно. - Приглашаю тебя в гости на чашку чаю. Приходи в полночь.

- Не могу, - расстроенно сокрушилась Волосатка. - Я если вниз спущусь, наверх без посторонней помощи уже подняться не сумею. У меня же ног нет.