Мученики науки

Однако по предложенію генерала Грибоваля Куньо получилъ отъ французскаго правительства пенсію въ 600 ливровъ и пользовался ею до тѣхъ поръ, пока революція не лишила его этого скуднаго пособія. Несчастный изобрѣтатель впалъ въ нищету и, если не умеръ отъ голода, то лишь благодаря состраданію одной дамы изъ Брюсселя. Куньо скончался 79 лѣтъ отъ роду въ то время, когда въ Англіи прочно установилось желѣзнодорожное дѣло.

Несмотря на всѣ затрудненія и препятствія, локомотиву все-таки былъ открыть доступъ во Франціи, благодаря усиліямъ людей прогресса.

Въ настоящее время желѣзныя дороги, проходя во всѣхъ частяхъ свѣта, разносятъ на своемъ пути благодѣянія науки и цивилизаціи и разсѣиваютъ повсюду мракъ предразсудковъ и искусства.

Глава десятая

Врачи

Любовь къ нашей наукѣ нераздѣльна съ любовью къ человѣчеству.

Во дворѣ дѣтской больницы въ Парижѣ взглядъ невольно останавливается на скромномъ памятникѣ съ написанными на немъ именами сестры милосердія и четырехъ врачей, изъ которыхъ одному было только 20 лѣтъ. Нѣсколько ниже бросается въ глаза слѣдующая надпись:

Сдѣлались жертвами своего самоотверженія, ухаживая за больными дѣтьми.

Эту лаконическую надпись невозможно читатъ безъ волненія. Она увѣковѣчиваетъ память о великодушныхъ людяхъ, которые, согласно изрѣченію Гиппократа, не забыли, что любовь къ медицинѣ должна быть неразлучна съ любовью къ человѣчеству.

Крупъ (жаба, дифтеритъ), похищающій столько жертвъ изъ среды дѣтей, къ сожалѣнію, слишкомъ часто представляетъ врачамъ случаи для проявленія героизма. Эта болѣзнь характеризуется образованіемъ ложной перепонки въ дыхательныхъ путяхъ. Ребенокъ чувствуетъ сильную боль въ гортани и какъ будто старается устранить руками препятствіе, мѣшающее ему дышать[128]. Трахеотомія (вскрытіе дыхательнаго горла) является тогда единственнымъ средствомъ спасенія. Эта хирургическая операція имѣетъ цѣлью установить сообщеніе между дыхательнымъ горломъ и внѣшней средой, ниже гортани. Есть врачи, которые, побѣдивъ въ себѣ отвращеніе, даже рискуя умереть отъ дѣйствія смертельнаго яда, жертвуютъ жизнью и высасываютъ ложныя перепонки, находящіяся въ только что открытомъ дыхательномъ горлѣ.

Жильетъ[129], врачъ дѣтской больницы, умеръ въ 1866 г. отъ дифтерита, полученнаго именно такимъ образомъ изъ желанія спасти больнаго ребенка. Разсказъ объ самоотверженіи Жильета мы заимствуемъ изъ трогательной рѣчи, произнесенной на могилѣ этого мученика науки его достойнымъ сотоварищемъ, докторомъ г. Рожеромъ.

«Необыкновенно сострадательный къ другимъ и безжалостный къ себѣ, говоритъ Рожеръ, не зная покоя ни днемъ, ни ночью, Жильетъ по первому зову являлся всюду, гдѣ требовалась его медицинская помощь. Такое самоотверженіе, наконецъ, убило его. Жильетъ былъ приглашенъ въ деревню къ ребенку, захворавшему дифтеритомъ. Онъ взялъ больнаго съ собою въ Парижъ, не обращая вниманія на то, что самъ подвергался при этомъ страшной опасности, такъ какъ въ продолженіи нѣсколькихъ часовъ ему пришлось дышать зараженнымъ воздухомъ. Дѣйствіе смертельнаго яда не замедлило обнаружиться: при всемъ его могучемъ тѣлосложеніи, Жильетъ скоро почувствовалъ, что силы его слабѣютъ и черезъ нѣсколько времени, стоически перенося мучительную болѣзнь, умеръ на рукахъ ходившаго за нимъ друга. Простившись съ женой и дѣтьми, онъ попросилъ ихъ удалиться изъ комнаты, чтобы скрыть отъ нихъ свои страданія. „Теперь, писалъ Жильетъ (говорить онъ уже не могъ) я умру спокойно“». Жизнь его была идеально-прекрасна и благородна, а смерть антично-величава!

Жанъ-Батистъ Жираръ, молодой докторъ медицины, уже нѣсколько дней чувствовалъ себя не совсѣмъ здоровымъ, когда 28 марта 1875 года, ему пришлось трахеотомировать ребенка, страдавшаго дифтеритомъ. Во время операціи нѣсколько капель крови попали доктору въ глазъ и кромѣ того онъ порѣзалъ себѣ лѣвую руку. Вернувшись домой, Жираръ сказалъ своей женѣ, что жизнь его въ опасности, что ему угрожаетъ дифтеритъ. Прошло нѣсколько дней и молодаго врача не стало. Онъ умеръ 27 лѣтъ съ твердостью истиннаго философа. За нѣсколько часовъ до смерти онъ еще слѣдилъ за ходомъ болѣзни, ощупывая помертвѣлыми пальцами душившую его опухоль, и спокойно писалъ свои послѣднія распоряженія. Жираръ родился въ Вольвикѣ, въ Оверни, на родинѣ великаго Паскаля[130].

Мы могли-бы привести безчисленное множество примѣровъ, доказывающихъ самоотверженіе, часто никому невѣдомое — этихъ мучениковъ долга. Студенты, жертвующіе своими силами и молодостью для облегченія страданій ближняго, хирурги, рискующіе своей жизнью на поляхъ битвъ, врачи, пользующіе заразительныхъ больныхъ — всѣ эти люди какъ будто соперничаютъ между собою въ желаніи помогать ближнимъ.

Ограничимся однимъ фактомъ въ этомъ родѣ.

Жанъ-Батистъ Лаваль, родившійся въ Тулузѣ 25 декабря 1824 года, былъ сынъ бѣднаго башмачника. Поступивъ въ военную службу солдатомъ, онъ въ промежуткахъ между тяжелой работой и обязанностями строевой службы какъ-то ухитрился найдти время для занятій литературой и науками. Единственно благодаря своимъ блестящимъ способностямъ и настойчивости, ему удалось не только сдать экзаменъ на баккалавра, но и попасть въ госпиталь Валь-де-Грасъ старшимъ врачемъ. По окончаніи Крымской кампаніи, въ которой Лаваль принималъ участіе, онъ узналъ, что на востокѣ появилась чума и отправился туда для изученія этой ужасной болѣзни. Въ продолженіи 10 лѣтъ самоотверженный врачъ лечилъ зачумленныхъ, боролся съ эпидеміей и наконецъ вернулся во Францію. Но ему удалось пробыть тамъ недолго. Въ 1874 году, когда чума появилась на берегу Триполиса, онъ бросилъ все и уѣхалъ сражаться противъ страшнаго врага. Но чума побѣдила врача. Узнавъ, что зараза свирѣпствуетъ въ окрестностяхъ Бенгази, онъ поѣхалъ туда съ цѣлью оказать помощь пораженному ужасомъ населенію. Но мужественный хирургъ вскорѣ сдѣлался самъ жертвою своего самоотверженія. Онъ захворалъ чумой и умеръ съ удивительнымъ спокойствіемъ.

Если-бъ мы вздумали перечислять замѣчательные подвиги, совершаемые нерѣдко хирургами на поляхъ битвъ, то намъ пришлось-бы упомянуть прежде всего о знаменитомъ Деженетъ.

Дѣйствительно, говоря о герояхъ, составляющихъ славу медицинской науки, мы не должны забыть Деженета (род. въ 1762 г.). Въ 1793 г. онъ былъ простымъ хирургомъ въ итальянской арміи. Позднѣе Бонапартъ назначилъ его главнымъ врачемъ въ восточную армію. По прибытіи его въ Египетъ, въ войскахъ обнаружилось гибельное вліяніе жаркаго климата, появились признаки чумы. Нужно было, во что-бы то ни стало, удержать распространеніе между солдатами паническаго страха, и Деженетъ выказалъ при этомъ самоотверженіе, рѣдкое даже въ историческихъ личностяхъ. Въ присутствіи собравшихся вокругъ него солдатъ онъ привилъ себѣ гной изъ чумнаго бубона, сдѣлавъ предварительно у себя два разрѣза — въ паху и подъ мышкой. Этотъ геройски смѣлый поступокъ успокоилъ здоровыхъ и благотворно подѣйствовалъ на больныхъ. «Однажды, разсказываетъ докторъ Паризе, Бертолетъ изложилъ Деженету свои соображенія относительно того, какими путями чумные міазмы проникаютъ въ организмъ и сказалъ, что, по его мнѣнію, главнымъ изъ такихъ путей служитъ слюна. Въ тотъ-же день, одинъ зачумленный, лечившійся у Дженета и уже близкій къ смерти, началъ умолять его — раздѣлить съ нимъ остатки прописаннаго ему лѣкарства. Деженетъ, ни мало не колеблясь, взялъ стаканъ больнаго, налилъ туда лѣкарство и выпилъ. Этотъ поступокъ, возбудившій слабую надежду въ зачумленномъ, привелъ въ ужасъ всѣхъ присутствующихъ. Такимъ образомъ, Деженетъ еще разъ, и при томъ болѣе опаснымъ способомъ, привилъ себѣ заразу, но самъ повидимому не придавалъ этому поступку никакого значенія»[131].

128

Littré et Bobin: «Dictio