Страница 56 из 106
Послы и сенаторы Великого княжества Литовского, присутствовавшие на сейме, вынуждены были подписать его. Исключение составил князь Радзивилл Чёрный, который решительно не признал эту декларацию, так как справедливо видел в ней огромную угрозу независимости ВКЛ. Вскоре и другие государственные деятели княжества осознали это. Уже на Гродненском сейме 1568 года они подали королю письменные пожелания о сохранении самостоятельности Великого княжества Литовского, однако король не согласился с их предложением и увещевал литвинов пойти на присоединение к Польше. Послы ВКЛ настаивали на своем мнении, поэтому король пообещал рассмотреть принципы объединения ВКЛ с Польшей на предстоящем сейме в Вильне, хотя сразу после Гродненского сейма оповестил, что очередной сейм состоится в Люблине.
Королевские грамоты о созыве Люблинского сейма были разосланы в конце октября 1568 года, а его открытие первоначально назначалось на 23 декабря 1568 года, но сейм открылся 10 января 1569 года, собрав около 160 послов и сенаторов из Польши и Великого княжества Литовского. Маршалком сейма послы избрали поляка — дрогичинского старосту Станислава Сендивого Чарнковского. При открытии сейма он восхвалял короля и польский народ, а затем перешел к унии и просил короля завершить наконец дело объединения двух государств в одно тело. В том же духе выступили краковский архиепископ и сам король. С малыми перерывами заседания сейма продолжались до 12 августа 1569 года.
С первых дней на сейме развернулась горячая дискуссия между сторонниками безусловной инкорпорации ВКЛ в состав Польского королевства и их противниками из числа великолитовских послов, выступавших за федеральное объединение земель и равное участие шляхты обеих стран в делах государственного управления. Главными ораторами от делегации Великого княжества Литовского выступали воевода Вильни Николай Радзивилл Рудый и судебный исполнитель Ян (Иван) Иеронимович Ходкевич. Во время совещания между польскими сенаторами и литовскими членами совета вельмож Ходкевич, в частности, сказал: «Наши народы (т. е. литовцы и русские) и мы (т. е. члены совета вельмож) — честные и достойные люди, а что касается наших свобод, то мы равны любому другому народу, включая и вас, господа поляки. Нам бы не хотелось заключать унию, прежде чем мы установим добрый порядок в нашем содружестве и покажем вам, что вы заключаете союз с друзьями, равными вам по достоинствам и внутреннему устройству. В первую очередь мы должны решить этот вопрос с нашим собственным государем (т. е. Сигизмундом Августом как великим князем Литовским). Только после этого мы будем рады обсудить унию с вами. Король (т. е. Сигизмунд Август как король Польши) ничего в вопросе об унии не решает. Это исключительно наше дело, поскольку мы свободные люди и христиане. Никто не может вести наших дел, кроме нас самих, как это делали наши предки».
Защита автономии ВКЛ Ходкевичем и Радзивиллом сильно разгневала поляков. Как отмечает автор «Дневника» сейма, «такие беседы приносили больше взаимного раздражения, чем результатов». Положение литвинов действительно было серьезным, поскольку большинство поляков не желало идти на какие-либо уступки, а сложная военная и дипломатическая ситуация диктовала необходимость немедленного соглашения с ними. 29 января Николай Радзивилл сказал с горечью: «Когда мы уезжали на сейм, враг (т. е. московиты) был у нас за спиной. Мы мечтали о том, что уния с вами будет скреплена взаимной любовью. Мы почти бежали сюда, чтобы заключить ее, в то время как наши праотцы в таких же случаях обычно ходили медленно».
Чтобы выйти из тупика, в феврале 1569 года король приказал послам ВКЛ прекратить их сепаратные совещания и провести общее заседание с поляками. Вместо этого литовско-русские вельможи решили бойкотировать дальнейшие собрания. Под предводительством Кшиштофа Радзивилла (протестант) и киевского князя Константина Острожского (православный) они один за другим стали разъезжаться по домам. Делегаты от литовской шляхты в основном последовали за ними. Перед отъездом белорусско-литовские послы передали королю свои условия унии. Кратко они сводились к следующему: Великое княжество Литовское и Польша будут иметь общего государя, избранного на съезде послов от этих двух государств в равном числе. Избранный король коронуется в Кракове, а затем в Вильне, при этом и там и там подтвердит права каждого государства, возглавляемого им. Оба народа будут иметь общие сеймы, созываемые раз в Польше и раз в ВКЛ по очереди. При этом Великое княжество Литовское и Польша будут иметь и свои отдельные сеймы, свои сенаты, свои государственные печати, а ВКЛ сохранит свою территориальную собственность — поселения поляков в княжестве допускаются, но на чины и должности могут претендовать только его коренные граждане. Были и другие, менее важные пункты.
Таким образом, к 1 марта 1569 года на Люблинском сейме остались одни поляки. Однако литвины недооценили сложность ситуации — поляки собирались довести дело до конца, причем их позицию разделила русская (украинская) шляхта Волыни и Подляшья. Сейм постановил обсуждать дело унии без участия послов Великого княжества Литовского и на очередном своем заседании одобрил план инкорпорации ВКЛ в состав Польши. В нем предлагалось упразднить прежние привилегии ВКЛ и его шляхте, объявить королевским указом о принадлежности к Польше Волыни и Подляшья, привлечь татар на сторону поляков, чтобы ВКЛ не привлекло их себе в помощь, назначить гетмана, обеспечить границы и обдумать меры по обеспечению безопасности короля, когда он поедет в Литву. Сам король тут же объявил, что отдает Польше Волынь и Подляшье и вторично дарит ей Великое княжение Литовское и Русское, включая свои имения в нем, сохранив их за собой лишь пожизненно. Поскольку Сигизмунд II Август был бездетным, а его владения в ВКЛ — велики, то это был очень серьезный удар по единству Литовско-Русского государства.
Исполнение пунктов плана инкорпорации ВКЛ началось с присоединения Подляшья. Под угрозой лишения должностей и привилегий 5 марта 1569 года послы Подляшья присягнули на аннексию своей родины в пользу Польши. Наступил черед Волыни. Волынских послов вызвали на сейм 15 мая, но те к сроку не прибыли, поэтому дело отложили до 23 мая, а послов приструнили тем, что в случае несогласия они будут поставлены перед фактом лишения имений и баниций (изгнания). Угроза подействовала, волынцы прибыли на сейм, включая князей Збаражских, Чарторийских и Острожских, после чего присягнули на аннексию Волыни Польше, хотя и в драматической обстановке.
Наиболее показательным примером, как принуждение происходило на деле, был случай с Остафием Воловичем, помощником канцлера ВКЛ, оставленным на Люблинском сейме в качестве наблюдателя. Он не владел наследственными поместьями в Подляшье, но имел там три дарованных бенефиция за заслуги перед ВКЛ. После своего указа король приказал Воловичу принести присягу на верность Польше, но тот умолял короля «открыть свое второе ухо» (т. е. выступить в качестве великого князя Литовского) и позволить ему (Воловичу) посоветоваться с другими великолитовскими вельможами. Сигизмунд остался глух к этой просьбе, а Волович отказался принести присягу, за что был лишен бенефициев в Подляшье. Но таких, как Волович, было немного, тем более что его собственность в Подляшье была невелика.
Далее последовало присоединение Подолии (Брацлавского воеводства), а там очередь дошла и до Киева. Аннексия Киевщины началась 1 июня. Спор между поляками и киевскими послами был крайне возбужденный. Последние не соглашались на инкорпорацию Руси-Украины и дело дошло до очередного королевского декрета от 4 июня, согласно которому Киев и вся Украина, включая города Черкасы, Канев, Белая Церковь, Остер, Любечь и др., присоединялись к Короне Польской. Декрет был встречен поляками с радостью, после чего началась присяга украинских послов. Первым под угрозой конфискации имущества за неподчинение королевской власти и польским законам присягнул киевский воевода князь Константин Острожский. Причем волынские послы заодно с поляками выступали с требованием аннексии Руси-Украины. Одним словом, уния в польском исполнении стала возможной лишь потому, что притязания польской шляхты поддержала шляхта украинская, соблазненная приобретением прав и привилегий, равных польским. В результате украинские магнаты потеряли социальную опору у себя на родине и вынуждены были принять польские условия.