Дикая и опасная

— Ну? — Верден тихонько рассмеялся. — Не умерла? Мир?

Я выпрямилась, благо меня уже не держали, и встала, одернув халат.

— Перемирие, — коротко взглянула на него, невольно отметив, что мои губы слегка покалывало, и их очень хотелось облизнуть или потрогать пальцем. — Ты не ответил насчет партнерства.

— Сонь, я командиром буду, старшим по званию. — Верден откинулся на спинку скамейки, посмотрев на меня снизу вверх. — Мне придется приказы отдавать и решения принимать те, которые нужно, а не те, которые тебе нравятся, — разъяснил он то, о чем я, в принципе, и так догадывалась. — И тебе придется подчиняться мне.

Ну, понятно, равноправия не дождусь. Я прищурилась и посмотрела на альбиноса еще разок.

— Приручить не пытайся, — отрывисто произнесла, с безнадежностью понимая, что он не отвяжется, с работой так уж точно. — Я не зверек и вестись на твое обаяние не собираюсь.

— О, а я таки обаятельный в твоих глазах? — насмешливо поинтересовался Верден, заложив руки за голову. — Прогресс, однако.

— Да иди ты! — рявкнула я, выведенная из себя невозмутимостью старосты, и рванула дверь коридора, твердо намереваясь пойти спать.

Тоже мне, соблазнитель… Но я могла гордиться собой: один поцелуй не заставил меня тут же растаять и растечься лужицей и броситься в объятия Вердена с криком: «Вася, я ваша навеки!» Страстного желания повторить не испытывала, хотя и врать себе не стала: было приятно и мне понравилось. Ладно, пора на боковую, не хочется завтра на медитации уснуть ненароком. Вот, кстати, сяду назад и посмотрю, чем живут мои одногруппники, заодно цвета аур повторю. Верден сказал, что просто хочет меня? Проверю. Если не врет, будет фиолетовым отсвечивать с зеленоватым — признак экстрасенсорных способностей. Если что другое, тоже увижу.

Вернувшись в комнату, я свернулась калачиком под одеялом и моментально вырубилась. Кошмары не снились, равно как и эротические сны с участием красноглазого недовампира.

Дальше я с головой окунулась в учебу, напрягаясь по полной, так что на всякие глупости времени просто не хватало. При каждом удобном случае оттачивала упражнения по медитации, доводя до автоматизма, изучала Таро по книжке, наугад вытаскивая карту и стараясь понять ее значение, а потом Николаич подкинул еще одну идейку, вручив ящик и посоветовав просить в него спрятать что-то и по тем же картам пытаться угадать. Ольга тихо офигевала, когда я безошибочно определяла ее фото с паспорта — вытянув «Королеву» Посохов, что означало женщину-шатенку, потом сторублевую купюру — какая-то карта масти Монет, проще не придумаешь, и на закусь — любимый кастет Грановской, «Сила», по которой не сразу опознала предмет, и для подтверждения карта Мечей, что говорило об оружии. Ну так и повелось: после неизменной физкультуры медитация, потом упражнение с коробкой. Потом перекрестный допрос друг друга по лекциям, зубрежка рун по демонологии — нам начали рассказывать о способах нейтрализации всяких гадов с помощью пентаграмм и рунных формул. И спецзадания Николаича, кои я регулярно получала от него.

После успешной сдачи зачета по медитации мы начали осваивать следующую ступень — умение видеть ауры без долгой концентрации. Точнее, у меня теперь получалось за пару-тройку глубоких вдохов почти сразу находить точку равновесия, частично расслабившись и убрав ненужные мысли, и мир вокруг расцветал. Кстати, Верден, к моей досаде, не соврал: когда я смотрела на него, его энергетическая оболочка ровно переливалась густо-фиолетовым цветом с неизменными зелеными всполохами, становившимися постепенно ярче — альбинос тоже не стоял на месте в плане развития способностей.

Он поумерил свой пыл, что не могло не радовать, но вместе с тем не упускал момента, при каждом удобном случае зажимая меня где-нибудь в уголке и приставая с поцелуями. И рада бы отбиваться, да вот только грубостей он по-прежнему себе не позволял, действуя настойчиво, но вместе с тем мягко. И без соплей и сюсюканий. Не пытался убедить, что весь из себя такой расписной и хороший, ну и я не дура, понимала, что цель его действий одна: чтобы привыкла к нему, не шарахалась и не принимала в штыки его близость к своей тушке. Верден по-прежнему оставался самоуверенным типом, ироничным до зубовного скрежета — моего, насмешливым и наглым, что демонстрировал при каждом удобном случае. Однако я обратила внимание, что альбинос научился очень точно выбирать стиль общения с людьми, поворачиваясь к ним то одной, то другой своей гранью. Той, которая нужна для установления нужных ему отношений. Манипулятор хренов…

Радовало то, что ко мне он свои штучки не применял, ибо я очень четко чувствовала фальшь в поведении, а уж особенно когда пошло дело с аурами. Со мной он был настоящим, насколько это было возможно, без всяких масок и театров одного актера. Грело душу и то, что обманывать не пытался. Уважал? Возможно. Я не разбиралась, не до того было, честно. Оставила пока как есть, благо дальше поцелуев дело не заходило, а целоваться с ним мне все-таки нравилось. Иногда, под настроение, что случалось редко. Поцелуи тоже пока оставались достаточно целомудренными, без бешеной страсти. Скорее просто нежные прикосновения к моим губам. Собственно, мы получали взаимную выгоду из нашего перемирия, потому что у меня туго шла рукопашка и рунные выкрутасы по демонологии, а у Тима подтормаживала анатомия — она началась у нас в начале ноября, и медитация. Хотя зачет по последней он сдал, уложившись в нужное время, однако впритык, за что получил по шапке от Николаича. Так что по вечерам теперь в нашей комнате собиралась теплая компания из меня, Вердена и Ольги, и мы занимались до зеленых мушек в глазах и трясущихся рук, забив на время про разногласия.

Альбинос валял меня на ковре, заставляя отрабатывать скорость реакции и умение выворачиваться из захватов, потом я засаживала его медитировать, держа за руки и дыша вместе, чтобы синхронизировать и запустить процесс мгновенной концентрации. Потом руны — я исписывала формулами и исчерчивала замысловатыми пентаграммами листок за листком, от усердия высунув язык. Дальше мы гоняли друг друга по лекциям и семинарским вопросам и заданиям. Ну и на закусь я открывала анатомический атлас и терзала Вердена по строению человеческого тела. У нас начались занятия по воздействию на разные органы, это уже в середине ноября, но пока теоретические — впереди маячил зачет по этой самой анатомии. У меня он стоял автоматом, милая женщина средних лет, Екатерина Сергеевна, убедившись, что я не путаю расположение желчного пузыря и поджелудочной железы, и основательно погоняв меня по тренажеру, вредничать не стала.

А еще неожиданно пошла стрельба. Может, дело действительно в моих способностях, но зачеты дядь Жоре я сдавала со скоростью пулемета, выбивая центр мишени практически из любой пушки. Как-то очень легко получалось прицелиться, и яблочко словно приближалось, становясь больше, оставалось только жать на спусковой крючок и получать очередную подпись под одобрительное ворчание нашего физрука. Мы с Верденом даже устроили что-то типа соцсоревнования, кто быстрее освоит новую пушку. За всеми этими прелестями учебы безумная идея Ольги соблазнить вредного и порой наглого альбиноса на предмет проверки его состоятельности в постели отошла на задний план. Не до того было с нашими нагрузками.

Ближе к Новому году, когда народ научился видеть ауры, затрачивая на концентрацию не более пары секунд, и когда все сдали анатомию, Николаич начал учить нас изменять процессы в организме, вызывая ту или иную реакцию. О, такая веселуха началась, куда там обычным шалостям студентов… Особенно учитывая, что одновременно нам поставили в расписание биохимию, куда ж без нее. Куратор сначала зачитывал теорию по болячкам и расстройствам внутренних органов, далее мы строчили на биохимии длиннющие названия ферментов и катализаторов, на что распадаются белки, жиры, углеводы, как выводятся вредные вещества и для чего нужен цикл Кребса. Полный апофигей, особенно учитывая, что преподавательница, высокая и сухая как палка Марианна Викторовна, гоняла нас как Сидоровых коз, устраивая перед каждой лекцией письменные мини-опросы. Картина маслом: лестница, плавающие сизые клубы дыма и студенты со стеклянными взглядами, уткнувшиеся в тетради. Если прислушаться, бубнеж состоял из следующих реплик: