Страница 29 из 74
— Зомби, что ли?
— Без понятия. Скорее, просто труп. Но он ходил. И мне до сих пор кажется, что это был не сон.
— Глупости, Витя. Труп, конечно, можно заставить ходить. Если хорошо потренироваться. А где ты его видел?
— Подожди, как это можно заставить?
— Ты видел, как я стирала? Кто, по-твоему, крутил воду в тазу?
— Ты, наверно.
— Именно. Магией на неё воздействовала. Точно так же можно двигать и мертвеца, только это гораздо сложнее и больше магической энергии расходуется. Кому это могло понадобиться? Тут подобными фокусами никого не напугать, разве что тебя. А тебя — незачем. Так где ты видел ходячий труп?
Страх Виктора внезапно пропал. Если он ошибся, и она живая, бояться нечего. А если она действительно мёртвая, значит, он сильнее, иначе какой ей смысл притворяться? Так почему бы тогда не сказать ей всё прямо?
— Знаешь, Дина, на самом деле я видел тебя, — обвиняющим тоном заявил он. — И я не спал!
— Ты увидел меня, и так перепугался, что чуть не отдал концы? Что во мне такого страшного?
— Ты была трупом! А значит, и осталась.
— Вот как? И с чего ты взял, что я мёртвая?
— У тебя лицо было совсем разложившееся.
— Я, конечно, без косметики, но не ожидала, что ты это так воспримешь.
— При чём тут косметика? Сейчас ты выглядишь нормально.
— То есть, моё лицо было разложившимся, а теперь оно снова вернулось к нормальному виду. То есть, я ему вернула нормальный вид, правильно?
— Сейчас я вижу иллюзию. Как те бандиты в суде.
— Хочешь пощупать?
— Нет. У тебя ещё глаза стали совсем бесцветными и светились, как гнилушки на болоте.
— Это когда я сюда шла? Да, немного себе подсвечивала магически, а что, мне нужно было в темноте идти? Это обычная биологическая люминесценция, не пойму, почему ты так испугался. Что, использование магической подсветки делает меня трупом?
— Так это у тебя просто магический фонарик?
— Ну, да. Если лень зажигать факел, я часто им пользуюсь. Вот уж не думала, что ты испугаешься. Хотя, наверно, с непривычки такое освещение выглядит жутко. Вот почему ты увидел разлагающееся мясо вместо лица. Но мне такое и в голову не приходило. У тебя ведь тоже в темноте глаза светятся.
— Хорошо. Но это ещё не всё. Как насчёт того, что от тебя пахнет тухлятиной?
— Это тебе показалось. Самовнушение. Я, Витя, моюсь каждый день, от меня не может вонять. Понюхай ещё раз.
— Но я и прямо сейчас чувствую! Это ты не замечаешь, потому что своё не воняет!
Дина задумалась и втянула носом воздух. Потом ещё раз, и ещё.
— А знаешь, а ты прав. Я не замечала, но теперь ты сказал, и тоже учуяла. Только это не мой запах. Я даже, кажется, знаю, чей.
Он подошла к стене и нажала на выпуклость какого-то камня. Часть стены отъехала в сторону. Вонь резко усилилась.
— Фу, мерзость! — заорала принцесса. — Я так и знала!
Она, закрыв отверстие, схватила баллончик с освежителем воздуха и выпустила его чуть ли не весь.
— Что это было? — поинтересовался Виктор.
— Да снова крыса сдохла в вентиляционных туннелях. Уже в который раз!
— Откуда здесь крысы? — удивился он. — Сюда же не попасть без портала.
— Не знаю. Говорят, они тут появились вместе со строителями Крепости. Только они ненормальные какие-то. Трупы своих товарищей не жрут, вот мы и получаем время от времени ещё тот запашок.
Ему очень хотелось верить словам принцессы, но ведь никаких доказательств он не увидел. Она открыла какой-то потайной люк, и запах усилился. Это может означать всё, что угодно. От лежащей там дохлой крысы до умения Дины создавать не только изображения, но и запахи.
— Вижу, до конца ты мне не веришь, — продолжила девушка. — Но ты должен был знать, что светить я умею.
— Откуда?
— Я создавала фантомы в суде. Ты же это знал?
— Да, Эдуард Сергеевич говорил.
— Вот! А фантомы — это голографические изображения. И ты будешь утверждать, что их можно создать, не излучая света? Не поверю!
— Даже не знаю, — вздохнул Виктор.
— Зато я знаю! Раз ты уже здоров, развесь стирку. Только сначала вымой ноги, — Дина открыла портал, пошарила рукой на той стороне, и вытащила его туфли. — На, потом обуешься. Уснуть, как я понимаю, мы всё равно не сможем, так что залезем под одеяло, и я тебе расскажу о принце Михаиле, нашем отце. Тебе всё равно нужно о нём знать. А полы помою завтра. Честно-пречестно! Или послезавтра, в крайнем случае, — осторожно добавила она после небольшой паузы.
У большинства детей есть две пары бабушек и дедушек. Даже если нет, они, хотя бы, когда-то были. Наследный принц Крепости Михаил своего деда Серёжу знал, правда, видел очень редко. Король Сергей постоянно занимался планированием рейдов и оперативным руководством ими, так что маленький Миша научился произносить эти слова гораздо раньше, чем начал понимать, что они означают. Внуку он уделял времени сколько мог, то есть, почти нисколько.
Ещё у Миши когда-то была бабушка. Он её видел только на фотографиях, потому что она давным-давно умерла при родах, дав жизнь двум сёстрам-близняшкам, одна из которых стала сначала принцессой Екатериной, а потом, когда выросла, Мишиной мамой. Дедушка иногда рассказывал о своей покойной жене, сетуя на низкий уровень медицины в Крепости. Чего можно ждать, говорил он, если врачами становятся те, кто не может воевать, а имеют ли они способности к этому делу, никого особо не волнует, выбора-то всё равно нет.
Папа тоже не уделял мальчику много времени. Он помогал дедушке планировать, и подменял его на командном пункте, если пожилой король нуждался в отдыхе. Бывало, папа и сам ходил в рейды, но редко, потому что дед этого очень не одобрял. А вот мама из рейдов не вылезала. Папа объяснил Мише, что мама — отличная ищейка, второй такой в Крепости нет, и потому ударные группы, в которых она ходит на поверхность, почти всегда возвращаются без потерь.
Потери… это страшное слово преследовало принца с пелёнок. Он не сразу узнал, что оно значит, но с самого начала понимал, что потери — плохо, и чем они больше, тем хуже. Обычно мама возвращалась из рейдов весёлая и довольная, шутила, смеялась, играла с сыном и заигрывала с мужем. Но иногда она выходила из портала мрачнее тучи, и все понимали — в ударной группе потери.
Сколько должно быть дедушек и бабушек, Миша знал из книжек, и часто пытался выспросить у взрослых, почему их так мало у него. Взрослые умело переводили разговор на другие темы, а если он настаивал, сердились. Так ему и не объяснили. Ответ он нашёл сам, когда немножко подрос.
Зато у Миши была тётя Лиза, мамина сестра-близняшка, потрясающе на неё похожая и внешностью, и голосом. Он никогда их не путал, хотя и не смог бы объяснить, как именно ему удаётся их различать. Тётя Лиза в рейдах не участвовала, она плохо переносила поверхность. Стоило ей оказаться под открытым небом, у неё сразу же начиналось головокружение, а иногда и обморок. Какие уж тут сражения? Дед Серёжа называл это её недомогание проклятой агорафобией, и очень злился, потому что в Крепости каждый боец на счету.
Тётя в свободное время приглядывала за племянником, ведь и деду, и родителям было вечно некогда. Она даже научила мальчишку читать и считать до десяти. Больше ничему она его не учила. И он особо не рвался к знаниям, и она ужасно уставала, работая сутки через сутки в службе завхоза Крепости. Сестра советовала ей не убивать молодость с чужим ребёнком, а найти мужа. Принцесса-старая дева — оскорбление династии, это нужно устранить, а мальчишка вполне может и сам о себе позаботиться, да и Крепость — далеко не самое опасное место на планете. Но тётя Лиза только отшучивалась, мол, подожду, пока Миша подрастёт, за него и выйду замуж. Он в ответ краснел и ничего не говорил.
Потом мама вдруг перестала ходить в рейды. Она стала гораздо больше времени проводить с сыном, но часто плакала, когда думала, что он не видит. И ночевала теперь где-то в дальних помещениях. Папа стал бывать дома ещё реже, только когда уже совсем не мог работать на командном пункте. Вскоре мама стала приходить не каждый день, но если не приходила, обязательно звонила по видеосвязи. Миша только примерно через месяц заметил, когда она приходить перестала совсем.