Кукла в волнах

Та тишина вызвала ассоциации с этой, и я тоже заспешил, точно торопился скорее прокинуть сонмище мертвых. «Тьфу! Какое сравнение!» — мелькнуло в голове.

Дойдя до ворот автопарка и удивляясь внезапно пришедшим воспоминаниям, я достал из кармана пачку сигарет, на которых был изображен самолет «Ту», и не торопясь закурил. Зеленая краска на металлических воротах облетела в нескольких местах, и только красные звезды, несмотря на покрывшую их густую пыль, смотрелись прилично. «Надо бы ворота подкрасить, — рассеянно отметил я, пытаясь переключиться на другое, — а то приедет какая-нибудь очередная комиссия и сделает нам нагоняй».

Но… Затем я подумал, что мне незачем забивать голову всякой чепухой — хозяйственные дела лежали на старшине и командире роты, вот пусть Косых и занимается. Как говорил старый циник прапорщик Вова Приходько: «не бери в голову — бери в рот!» Правда, он говорил эту фразу не мужчинам, а некоторым солдаткам, которых знал довольно близко.

В автопарке кипела своя жизнь. Несколько прапорщиков в синих, не первой свежести техничках[3] сидели в курилке под растянутым сверху оранжевым куполом парашюта, который давал хоть какую-то тень. Они трепались, как принято выражаться, «за жизнь».

На заборе автопарка, в дальней стороне сушились солдатские куртки и брюки, потерявшие от частных стирок свой естественный зеленый цвет и принявшие какой-то бледно-зеленый оттенок. Чтобы не возиться с мылом и водой солдаты стирали свое обмундирование в ведрах с бензином. Мы, конечно, их ругали и категорически запрещали делать это, поскольку в войсках имелись случаи возгорания одежды, но, как известно, наш человек очень упрям и все хочет познать на свое опыте. Кажется, Чехов писал в своих записных книжках, что Россия это большая равнина, по которой носится лихой человек. Вот такие лихие люди и попадали в армию. Причем попадали в больших количествах.

В небольшом домике автопарка, куда я зашел, в одной комнате находился кабинет командира автороты, а в другой сидела диспетчер и выписывала путевые листы (или, как обычно говорили, путевки) на транспорт. Как и все девушки на аэродроме она была солдаткой, и звали ее Наташей. На ней была обычная темно-синяя техничка, на ногах кроссовки. Она имела вид строгой неприступной девушки, но темно-синие глаза её были веселыми.

Рядом стоял большой цинковый бак с водой и привязанной к ручке алюминиевой кружкой. Мне ужасно захотелось пить, но я себя удержал, по опыту зная, что потом захочется пить еще сильнее.

— Где командир? — спросил я Наталью.

— Поехал на полеты, посмотреть все ли в порядке, — ответила девушка, не глядя на меня и продолжая заполнять свои бумаги.

— Ну, как тебе новый зампотех? — поинтересовался я ее мнением о лейтенанте Терновом.

— Да ничего, только немного нахальный.

Наташа встряхнула каштановой прядкой волос и отчего-то слегка покраснела.

«Ладно, — подумал я, — не хочет говорить — не надо! Только интересно, что могло смутить Наташку? Она ведь привычная ко всему. Надо спросить у Сергея».

Можно было конечно и не интересоваться. Спрашивается, кому какое дело кто с кем спит, и кто кому нравится? С другой стороны, как замполит я отвечал за воспитание подчиненных и, к тому же, у моего любопытства были причины. Однажды подруга Натальи, тоже солдатка, после бурного романа с прапорщиком выпила кучу таблеток и отравилась — еле откачали. Замполиту комендатуры, а им тогда был замполит другой роты, поставили на вид, что он не интересуется и не знает, чем живут военнослужащие подразделения. Поэтому, волей-неволей приходилось быть в курсе романов обитателей военного городка.

В это время дверь в комнату открылась, и вбежал небольшого роста солдатик, который ездит у нас на дежурной машине.

— Товарищ старший лейтенант, на аэродроме ЧП, командир роты просит вас приехать! — выпалил он разом.

— А что стряслось?

— Не знаю!

Быстро забрался в «Урал» со специальным оборудованием, я поехал к месту стоянки автотехники на аэродроме, где обычно располагался дежурный прапорщик от батальона обеспечения.

До аэродрома было недалеко. На старте, рядом со спецмашинами, стояла группа прапорщиков с командиром автороты в центре. Спрыгивая на бетонку из кабины, я услышал, как он взволнованно рассказывал окружающим: «Паша Безродный что учудил — взлететь — взлетел, выполнил задание, а потом при возвращении забыл выпустить шасси. Хорошо в подвесных баках уже не осталось керосина! Вот вам и летчик первого класса!»

— Да! — осуждающе закивали головами прапорщики, словно они были членами комиссии по расследованию причин аварии.

— А как же он сел? — поинтересовался старшина моей аэродромной роты прапорщик Винник, вечно бурый от употребления спирта, упитанный человек небольшого роста, с рыжими обвислыми усами.

— Как-как! — усмехнулся в чернявый ус комроты, — каком кверху. Подвесные баки были пусты, вот он на них и плюхнулся и на брюхе пропахал почти километр. Искры летели с кулак. Думали, взорвется, но все обошлось. Теперь, — он посмотрел на меня с усмешкой, — аэродромщикам работы.

Взлетка — мой объект, поэтому я, чертыхаясь, что придется повозиться с уборкой аэродрома, вместе с Винником поехал на полосу. Надо было оценить усилия, которые придется затратить на уборку бетонных плит.

В полосе приземления мы увидели длинный, тянущийся на несколько сотен метров белесый след, получающийся, если скрести по бетону железом. По краям следа в некоторых местах виднелись пятна копоти. В воздухе стоял острый запах горелой резины и керосина.

После предварительного осмотра, Винник с солдатами занялся уборкой полосы, а в нашей комнате, куда я вернулся с аэродрома, Приходько уже заканчивал рассказывать Терновому о происшествии.

День постепенно уходил, и низкое солнце отражалось бликами в стеклах бараков. Я решил сменить тему и небрежно, словно не придавая этому большого значения, спросил зампотеха:

— Что у вас там с Натальей?

Терновой заметил мою хитрость, улыбнулся:

— Просто сказал ей, что приду вечером в гости, ну… чтобы она готовилась.

— Что прямо так и сказал: «подмывайся, вечером перепихнемся»? — усомнился Приходько. Он прищурился, вены на его лбу вздулись.

— Не так грубо, Вова, но мысль уловил. С бабами надо сразу — раз и в дамки. Чего играть в кошки-мышки?

— Но… как же жена, ведь она тебя ждет вечером? — удивился я.

— Позвоню и скажу, что сегодня дежурю, — не смутился Сергей, — никаких проблем не будет, Витек.

Оживившись от такой новости, Вова Приходько поднялся с кровати и, потягиваясь, прошелся по комнате.

— Какие у нас зампотехи, однако, — весело сказал он, — палец в рот не клади. Прямо гроза женского пола!

Прапорщик со смешком процитировал всем известный армейский стих:

   «Ну а в роте, для потехи

   Существуют зампотехи.

   Кто поднялся раньше всех?

   Хуй, петух и зампотех,

   Хуй — поссать, петух — пропеть,

   Зампотех — машину греть».

— Очень смешно! — скривился Терновой, которого эти стишки, видимо, задели за живое.

Что поделать, если в армии любили подшучивать над разными военными званиями и специальностями! Доставалось зампотехам, пожарниками, врачам, ефрейторам и прапорщикам. Замполиты в этом отношении тоже не были исключением. Например, в армии говорили «замполит рот закрыл — рабочее место убрано». Но я, в отличие от Тернового, не обижался.

Я чувствовал симпатию к зампотеху не потому, что он изменял жене и выглядел этаким супермужчиной или по каким-то другим причинам — просто такое часто бывает на бессознательном уровне — человек может сразу понравиться или, наоборот, возникнет антипатия, с которой ничего не поделаешь. А может быть и существует своего рода магия имени. Например, я заметил, что все Сергеи, которые мне встречались с раннего детства, неизменно становились у меня друзьями или приятелями.