Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 143 из 167

  Оправившись от фиаско, французские корабли принялись энергично громить береговые батареи. Быстрая подвижность пароходов и наличие мощных пушек на их борту должны были без сомнения отдать победу морякам коалиции, но в дело вмешался маленький казус в лице русских кораблей.

  Согласно ранее выработанному плану обороны, они заняли такое положение, которое позволяло бы им, поддерживать берег огнем своих многочисленных орудий. Если в стамбульском сражении корабли адмирала Нахимова не имели поддержки берега и вынуждены были обороняться с противником в одиночку, то теперь против французов действовал очень сильный тандем, справиться с которым сразу было очень затруднительно.

  Из уст французского адмирала непрерывным потоком слетали ругательства и проклятья  в адрес русских, которые, умело поддерживали друг друга огнем, создавали союзному флоту серьёзную угрозу. Теперь уже ничто не напоминало Шарнье и его офицерам, ту легкую прогулку, на которую они совсем недавно рассчитывали.

  Отличная выучка нахимовских офицеров, комендоров и матросов, находившихся как на кораблях, так и на берегу была главным козырем русской стороны. Выпестованные и взращенные покойным адмиралом моряки, имевшие за своей спиной опыт морских сражений и обороны севастопольских бастионов, стали той стальной осью, о которую разбила свои зубья, хорошо отлаженная машина европейской Антанты.

  Паровые машины европейских корветов и фрегатов давали им большое преимущество перед русской стороной, однако те ядра и бомбы, которые падали вблизи их бортов и иногда поражали корабли коалиции, вызывали сильную нервозность у моряков адмирала Шарнье. И это было вполне понятно, ибо было достаточно одного попадания вражеской бомбы или ядра в паровую машину, как быстроходный корабль мгновенно превращался в обреченную мишень. Поэтому вместо хладнокровного расстрела противника, корабли эскадры были вынуждены постоянно маневрировать, что заметно влияло на результативность их стрельбы.

  Так во взаимном обстреле друг друга прошло около сорока минут, которые не принесли ни одной из сторон явного преимущества. Гибла прислуга у крепостных орудий, «Париж» и «Чесма» теряли такелаж, получали пробоины, но и корабли союзников несли потери. Головной фрегат «Карл Великий» так и не смог вернуться в боевой строй и всё сражение был вынужден бороться с полученными повреждениями. Несколько прямых попаданий получила и «Императрица», на которой находился Шарнье со своим штабом. Паровая машина корвета не получила серьезных повреждений, но возникшие на корабле два пожара заставили пережить адмирала не самые приятные минуты в его жизни.

  Пропахший дымом и гарью потушенных пожаров, французский адмирал угрюмо наблюдал с капитанского мостика корвета, за тем как развертывалось сражение. Он хорошо осозновал силу и мощь кораблей своей эскадры, которым  никак не удавалось переломить ход поединка в свою пользу.

  Шарнье мельком бросил взгляд на часы, которые показывали сорок четыре минуты от начала сражения, и зло скрипнул зубами. Русские ёжики оказались очень острыми для французских сапогов, но адмирал не собирался уступать. По своему упрямству и безжалостности к подчиненным, он мало, чем отличался от самого Пелесье.

  Чувствуя спиной, немой вопрос Русселя о целесообразности продолжения сражения, адмирал хрипло бросил сигнальщику: - Поднять сигнал « Адмирал надеется на твердость своих моряков». Сражение продолжается!

  Возможно, упрямство Шарнье, в конце концов, могло бы принести победу эскадре коалиции, но оказалось, что сухопутные батареи это не последний козырь противника. Адмиральский хронометр показывал сорок шесть минут боя, когда со стороны пролива показались еще два русских парусника. Это со стороны Стамбула спешили на помощь своим товарищам «Константин» и «Мария».

  Появление у противника нового числа орудийных стволов полностью свело, на нет, все техническое превосходство судов Антанты над противником. Как не быстры и проворны были паровые корветы и фрегаты коалиции, эти свойства в данной ситуации были полностью перечеркнуты многочисленными пушками русских моряков.

  Единственным разумным решением в этой ситуации была бы атака противника с малой дистанции как это делал адмирал Нахимов, но подобная тактика была совершенно неприемлема для европейцев. Сражение продолжалось в том же ключе, но подобная гонка на истощение не приносила успеха союзным кораблям.





  Прошло ещё двенадцать минут боя. При полном перевесе над противником в вооружении, моряки Антанты никак не могли сломать дружное соединение русских батарей и кораблей, хотя прилагали к этому все силы. От огня русских кораблей Шарнье на юте «Парижа» возник сильный пожар, который с трудом удалось погасить. В результате прямого попадания вражеского ядра, на флагмане была сбита грот-мачта, которая со страшным грохотом рухнула за борт. Со стороны казалось, что линкор доживает свои последние минуты, однако даже в такой ситуации, сила огня славного корабля ни на минуту не ослабевала.

  Серьезные повреждения от вражеских ядер получили «Чесма» и «Мария», однако и у господ союзников были свои утраты. «Императрица» получила четыре пробоины и на ней была сбита мачта, которая только чудом не задела при своем падении капитанский мостик со стоящим на нем адмиралом Шарнье. Так же боевой строй эскадры покинул британский фрегат «Норфолк», получивший повреждение паровой машины.

- Господин контр-адмирал! – обратился к командующему Руссель, собираясь просить о прекращении сражения, но Шарнье не дал договорить начальнику своего штаба.

- Продолжать бой! Мы обязательно раздавим русских! – не поворачивая головы, яростно рыкнул адмирал своему офицеру. Вцепившись в поручни мостика мертвой хваткой, наклонив вперед голову, он демонстрировал присутствующим свое упрямство, обличенное под крепость духа и отвагу.

  Интенсивная перестрелка между противника продолжилась ещё около десяти минут, когда в ход сражения неожиданно вмешалось новое действующее лицо, капризная ноябрьская погода. Светлое окно морского спокойствия, милостиво подаренное судьбой французскому адмиралу, внезапно закончилось и по хмурой поверхности Черного моря, вновь заходили гребни серых валов. Словно по мановению руки морского царя недовольного поведением не в меру расшалившихся детей, грозная стихия принялись быстро разгонять по углам забияк и драчунов.

  При виде темной стены непогоды неумолимо приближавшейся к его корабли, Шарнье глухо застонал от осознания собственного бессилия перед мощью природы. Несломленный силой противника, он был вынужден отступить перед лицом надвигающегося шторма.

- Передайте приказ, курс Севастополь! – хмуро бросил Русселю адмирал и, не сказав больше ни слова, покинул капитанский мостик «Императрицы», с трудом передвигая отяжелевшие от долгого напряжения ноги.  

  Ровно через полуторо суток, контр-адмирал понуро докладывал генералу Пелесье неутешительный итог своего похода; эскадре адмирала Нахимова удалось захватить Босфор, и выбить противника оттуда в ближайшее время не представляется возможным. Хорошо организованная оборона пролива с моря и суши, а так же начавшийся период зимних штормов, не позволят союзникам в ближайшее время вновь атаковать пролив.

  К этим грустным известиям, Шарнье так же добавил потерю фрегата «Карла Великого». На обратном пути, в самый разгар шторма на корабле встала машина, и адмирал был вынужден отдать приказ оставить обреченный фрегат. Впрочем, и у русской эскадры были свои потери в этом бою. Разыгравшийся шторм, так же уменьшил численность русских кораблей. На «Париже» открылась сильная течь, с которой было невозможно справиться. Как не горько было адмиралу Новосильцеву расставаться с прославленным кораблем, но все же приказал затопить линкор у входа в Босфор, рядом с «Ростиславом».

  В течение нескольких часов, с «Парижа» на берег моряки свозили многочисленные пушки, порох, ядра и прочие припасы линкора, которые тут же распределялись между гарнизонами береговых батарей. Затем, сильно избитый вражескими ядрами корабль был затоплен экипажем в качестве подводного заграждения перед береговыми укреплениями «Европы». С честью, отразив внезапное нападение неприятельской эскадры, русские моряки были готовы вновь вступить в бой с противником, в любой день и час. Как их учил и завещал им, последний великий флотоводец парусного флота, генерал-адмирал Нахимов.