Страница 1 из 23
Анна Кичайкина
Дневник Мишки Клюшкина
Как я завёл дневник
Сегодня в школе Лёшка Трубач, мой друг, подошел ко мне на перемене и спросил:
— А что, Мишка, ведёшь ли ты дневник?
— Конечно, — пожал я плечами, — как же его не вести, если Наталья Борисовна чуть ли не каждый день в нём замечания пишет.
— Да нет, — поморщился Лёшка, — я не про такой дневник говорю. Не про школьный.
— А-а, — догадался я, — ты имеешь в виду дневник, в который записывают все события жизни?
— Ну да, — ответил Лёшка, — у всех знаменитостей были дневники.
— Так знаменитостям было о чём писать, — уныло сказал я. — Про дуэли, про балы. А про что писать мне? Что каждый день я встаю по будильнику в семь часов, трескаю кашу, топаю в школу, затем, просидев до обеда, возвращаюсь домой и делаю уроки?
— Да-а, — Лёшка почесал затылок, — действительно, неинтересная какая-то у тебя жизнь получается. Совсем писать не о чем.
Тут я обиделся.
— Можно подумать, у тебя есть о чём.
— Да уж побольше, чем у тебя, — похвастался он.
В это время прозвенел звонок и начался урок. Но мне было не до учёбы, я всё думал о дневнике. Думал-думал и наконец решил, что дневник мне и вправду нужен. Пусть я пока не знаменитость, но когда-то же стану ею. В общем с сегодняшнего дня буду в дневник самые важные события записывать. А потом, когда накопится таких событий целая толстая тетрадь, отнесу её в издательство и скажу: «Вот документальные повести. Без вранья. Печатайте. Пусть люди знают, что не только в прошлом веке была интересная жизнь».
В издательстве, конечно, обрадуются. Скажут: «давненько мы ждём подобных творческих работ от современного поколения» — и станут меня хвалить. А я так скромненько отвечу: «Подумаешь. На самом деле никакой я не писатель, просто жизнь мне выпала выдающаяся».
А потом мои книги разошлют по всем библиотекам города и в нашу школьную тоже. Однажды придёт туда Верка Незванова, глупая девчонка из нашего класса, увидит книжку в яркой обложке с моим именем и удивится:
— Это ты, что ли, Клюшкин, в писатели заделался? Вот уж никогда бы не поверила. Сочинения-то всегда на двойки писал. Или это твой однофамилец расстарался?
Тут бы я, конечно, не выдержал и врезал ей линейкой… А может, и не врезал. Не знаю, надо подумать.
Короче, так меня мысль о дневнике захватила, что я, придя домой, только о нём и думал. Вечером родители с работы вернулись.
Мама, конечно же, первым делом спросила:
— Ну что, Миша, сделал уроки?
Уроки делать я и не брался, однако ответил, что делаю. Быстро достал учебники, тетрадки и, как попало, условие задачи переписал. Тут в комнату вошла мама:
— Что, задача трудная попалась?
В этот момент я вспомнил, что для дневника мне нужна тетрадь и желательно толстая. Потому что не люблю читать тонкие книжки. Только расчитаешься — бац! — уже конец. И не известно, что будет дальше. В общем я сразу попросил у мамы толстую тетрадь.
— А зачем тебе? — удивилась она.
— Понимаешь, — принялся я ей объяснять, — с сегодняшнего дня я заведу дневник. Буду записывать туда всякие важные события, интересные мысли.
Мама внимательно посмотрела на меня и сказала:
— Как быстро ты взрослеешь.
Мне показалось, что глаза её блеснули слезой. От этого я почувствовал большую важность задуманного мной дела. Мама быстро вышла из комнаты и вскоре торжественно внесла большую синюю тетрадь.
— Вот, — сказала она, — в таких тетрадях я когда-то записывала лекции в институте. А одна оказалась лишней. Как раз тебе и пригодится.
Я открыл тетрадь и вывел на первой странице большими красивыми буквами слово «Дневник», а чуть пониже: «Михаила Клюшкина». Потом перевернул лист, написал вверху число и задумался. Если рассказы у меня будут документальными, то надо всю правду писать. Взять, к примеру, вчерашний день. В семь утра я проснулся и позавтракал молочной рисовой кашей и какао с булочкой. Правда, булочку я не доел и мама сказала:
— Доедай, а то так скелетом на всю жизнь и останешься.
Но папа за меня заступился и сказал, что заставлять ребенка есть нельзя. На что мама обиделась и спросила:
— А голодным оставлять можно?
И ушла в прихожую красить губы.
У папы тоже испортилось настроение, и он сказал мне:
— Ну что рассиживаешься? Давно уже в школе пора быть.
В школе первым меня встретил Лёшка Трубач и обрадованно сообщил, что последнего урока не будет. Учитель физкультуры уезжает со школьной сборной на соревнования по баскетболу. Поэтому занятие отменили. Я тоже обрадовался и сказал, что давно мечтал отдохнуть и сегодня пойду в библиотеку, чтобы набрать хороших книг.
— Да ну тебя, — расстроился Лёшка. — Нет чтобы в футбол погонять, так он книжки сядет читать. Как какой-нибудь отличник.
Тут я обиделся и сказал:
— Может, я и не отличник, но зато и не двоечник, как ты.
Тогда обиделся Лёшка и дал мне по уху. Я ответил ему тем же, и мы сцепились. А Верка Незванова тем временем взяла и наябедничала учительнице. Пришла Наталья Борисовна, разняла нас и сказала, качая головой:
— Ай-я-яй, я думала вы исправились, а вы опять за старое. Придётся снова родителей вызывать.
Мы с Лёшкой испугались и стали в один голос просить, чтобы она родителей не вызывала. Кое-как уговорили. Учительница у нас старенькая и очень добрая.
— Ну хорошо, поверю вам и на этот раз, — уступила она.
Я торжественно пообещал, что никогда в жизни больше Лёшку не трону. Но тут Лёшка ни с того, ни с сего разозлился и сказал, что ещё не известно, кто кого не тронет. А я ему ответил, что лучше бы он помалкивал, раз такой отпетый двоечник. Тогда он как закричит:
— Подумаешь, какой отличник выискался! А сам у Верки Незвановой всё списывает.
Здесь я испугался по-настоящему. Вдруг, думаю, Наталья Борисовна ему поверит. Взял и стукнул ему по башке.
— Ах ты, — говорю, — ещё и врун! На честных людей наговариваешь!
Лёшка не ожидал нападения в присутствии учительницы и даже остолбенел.
— Ничего я не наговариваю, — оправдываясь сказал он. — Ты же сам мне говорил.
Тут я ещё больше испугался и снова ему по макушке треснул.
— А ты видел? Не знаешь, так и не говори!
Лёшка сделал такое зверское лицо, что мне не по себе стало.
— Наталья Борисовна, не верьте ему, — закричал я. — Это он от зависти на меня наговаривает. Потому что сам ничего не умеет.
— Сейчас ты узнаешь, что я умею, — сказал Лёшка, засучил рукава и ко мне.
Хорошо, что Наталья Борисовна была рядом.
— Вот что, Трубач, — остановила она Лёшку. — Вижу, ты никак не успокоишься, придётся всё-таки вызвать твоих родителей в школу.
— Он первый начал, — возмутился Лёшка.
Я выглянул из-за Натальи Борисовны и сказал:
— Сам выпросил.
Лёшка не выдержал и отвесил мне оплеуху. Тогда Наталья Борисовна взяла его за руку и отвела в учительскую. Их долго не было. А потом. Лешка вышел красный, как мой портфель, и, ни на кого не глядя, прошёл в класс. Там сел за свой стол и насупился.
Я подошёл и виновато спросил:
— Ну что, сильно ругали?
Лёшка отвернулся к окну и ничего не ответил. Тогда я сказал:
— Ты меня, конечно, извини, но зачем же ты меня выдал? Про контрольную?
— Иди отсюда, отличник липовый, — огрызнулся Лёшка. — Наподдал бы я тебе, да учительницу жалко. Живи уж.
На третьей, самой большой перемене Лёшка даже в столовую не пошёл. А я купил себе пирожок с повидлом, но потом подумал и купил Лёшке точь-в-точь такой же. Принёс ему и сказал:
— На, ешь.
Лёшка нахмурился: