Страница 5 из 7
И что сейчас могло происходить в голове у мальчика? Что обо всём этом, мог сейчас подумать маленький мальчик? И что этот мальчик знал о нашей жизни и какой она для него была, эта самая наша жизнь? Ведь с самой колыбели мальчик затаив дыхание, переживал в своём раскрывшемся воображение впитываемые им рассказы о небывалых царствах, и неизведанных землях, и воображение вновь и вновь переносило малыша на палубу подталкиваемого лёгкими дуновениями ветерка весело рассекающего голубые волны морей и океанов неутомимого искателя приключений маленького и юркого кораблика Арго, и малыш уже не раз стоял у его штурвала, а его бесстрашный капитан Ясон, не раз указывал малышу своей могучей и огрубевшей от непрерывной борьбы с бурей и ветром рукой, верное направление, и каждый раз, малыш и Ясон, изо всех сил вглядывались в глубь горизонта в поисках столь вожделенного Золотого Руна, и малыш, стоял тогда приложив свою крохотную ладошку чуть выше его щурящихся глаз, а отражающийся в прозрачных волнах океана солнечный свет, тогда так настойчиво впивался в его глазки, всеми силами препятствуя малышу привести Арго к намеченной цели. И вот в этом мире, вынесенным им из сказочных приданий и стародавних былин, в этом мире, что он усвоил из народных эпосов и из древних мифов, так вот в нём были и меч клодинец, в нём были и скатерть самобранка, и шапка невидимка, и она тоже из этого мира, а ещё в нём были и Медуса Горгона, и пёс Цербер, и вообще неизвестный науке зверь Сфинкс, и они тоже все были в этом мире, и маленький мальчик, в этом мире был и сам маленький мальчик, и для маленького мальчика и этот мир был настоящим, и он не знает второго такого настоящего мира, для мальчика есть только один лишь мир, и именно в этом мире мальчик и живёт.
И для мальчика теперь это несомненно, для него это несомненно, что всё то, что вокруг него, всё это не просто так, и всё то, что вокруг него, у всего этого есть своё объяснение, и несомненно к этому приложена чья то рука, и мальчик, он уже и не сомневается кто приложил к этому руку. Ведь всё происходящее с ним, ведь всё это происходит несомненно по благой прихоти бессмертных Богов, и ведь это именно Боги рассудили проложить его путь именно так. А если не Боги, то кто ещё иначе? Иначе и не может быть, и это несомненно были именно Боги, и в этом то уже мальчик и не сомневался. И его воображение, словно по неуловимому сигналу, подхватило вновь формируемый в его юном сознание мир, и уже вне всякого сомнения, недосягаемые, для бренного люда, границы этого затаившегося в тесных застенках растущего восприятия малыша мира, стали с неиссякаемым энтузиазмом расчерчивать свои новые особенности. И теперь, когда они высвободились наружу, теперь и мы смогли стать незримыми свидетелями всего завораживающего торжества детской фантазии. И где-то в потаённых комнатах детского воображения, где-то из этих недосягаемых для нас с вами комнат, пристально следили за вверенным в их управление миром и вновь ожившие, восстав из запылившихся страниц древних книг, Всевидящие Небожители.
И с новым приливом фантазии, мальчиком теперь завладели и новые чувства, мальчиком теперь завладели и новые эмоции, и теперь он заново разглядывал созданный уже не своим воображением, а созданный Олимпийскими Богами мир. И словно златая диадема, украшающая прекрасный лик невольницы, в кровавом разбое вырванной из объятий ласковых рук своих родителей, одним из всесильных покровителей многолюдного бранного града, столь же одновременно чудесным и непривычным, смотрелся Акрополь, полонивший угасающую природную чистоту долины.
С четырёх сторон света зазывал он, утомившихся в изнуряющих странствиях путников, приглашая гостей разделить с ним бремя вечного одиночества. Торжественные врата, вздымающиеся над землёй в высоту нечеловеческого роста, безустанно готовы были поглотить, в ненасытное бездонное чрево града, лишённых воли, пред грандиозностью узренных чудес, завороженных, в смятении от доселе невиданного, странников. Вырывающиеся, словно языки из пасти хищного зверя, умащённые гладким камнем дороги, жадно вытягивались до необозримых пределов непостижимого нашему сознанию мира, коварно заманивая в, охваченные забвением и небытиём, владения изнемогающего от невыносимых посягательств времени старика, истлевающего в песках забвения Акрополя.
Каждые из сих врат, представали пред нашим взором в облике много чтимого и заповетного существа, с незапамятных времён прибывающего под покровительством без бренных Богов, неустанно служа в усладу их нескончаемой сути, за что и постигшего несметного поклонения и восхвалы от, чтящего Всевидящих Небожителей, благодарного люда, некогда удостоившегося божественной привилегии стать частью этого невообразимого града.
Нет счёта вратам открывающим, перед измотанными после долгого и изнурительного путешествия странникам, путь в сей град, как нет и счёта всем дорогам, которые в неисчислимом количестве долгой вереницей тянуться к звериным вратам Акрополя. И наконец, как и нет ничего общего между этими неисчислимыми вратами. Каждые из них по-своему неповторимые, как впрочем и в каждом из них заточён образ своего особенного зверя.
Пронизывающие хладные ветра, своими леденящими прикосновениями, несут в себе, безмолвные и невозмутимые странники, чей шлях, по предначертанным временем заветам, неуклонно блюдёт злой рок, неукротимо ведущий сих людей к неотвратимым забвению и забытью, простилая их нелёгкий путь, к последнем вратам, призывающим гостей, уверенной поступью, проследовать в угасающее чрево Акрополя.
Недоброжелательным взором, навеки, в скованном камнем намерении растерзать, кожного, позарившегося приблизиться к пределам подвластного ему мира, взъерошив, в праведном негодовании, свою благородную гриву, предостерегает, безбоязненных странников, о небытие, скрытом за кроваво-красными стенами града, бесстрашный слуга всемогущих Богов, непоколебимый лев.
И так, для каждого путника, занесённого судьбой под стены Акрополя, были уготовлены свои врата, и если бы судьба забросила бы и тебя под стены сего града, то и для тебя были бы уготовлены эти врата, и эти врата были уже уготовлены и для маленького мальчика, и эти врата, они уже ждали маленького мальчика, они уже манили к себе маленького мальчика, и в этом, видно может быть в этом и была его судьба, видно может быть в этом и есть его судьба, но нет, этого не видно, нет, там видно другое, нет, там видно совсем другое.
И теперь мы уже видим, и то что видим мы, это видит и маленький мальчик, но и это не правильно, ведь это то, то что видит маленький мальчик, ведь это и есть то самое, что и видим мы, а он, он, маленький мальчик, он сейчас видит не много, но то что он сейчас видит, для него сейчас и этого много, и мальчик видит, как прямо на его глазах, в тон тусклого свечения, подобного тому, что в глухой и непроглядной тёмной мгле испускает от себя всевидящее бледное око ночного светила, пересохшими обескровленными артериями, пронизывают истлевающее тело старика Акрополя безжизненные улицы града. И эти улицы, они как и в годы расцвета и процветания сего града, они всё так же тянутся своими высохшими от времени обезвоженными руслами к обессиленному сердцу града, и оно, потускневшее и съёжившееся, обречённое на мучительную пытку обездоленностью и одиночеством, отстукивает последние часы вверенного ему времени. Но даже обречённое на затухание, и в борьбе с безжалостным временем оставленное наедине только с собой, сердце Акрополя по-прежнему держалось обособленно от иных прозябающих органов истлевшего тела старика, сердце Акрополя, это источник его не утихаемой жизни, это его центральный дворец, и оно и как и прежде, и ныне остаётся вечным символом могущества и богатства Властелинов сего града, и оно как и прежде, и ныне напоминает о многочисленности и разноголосие его необъятного народа. Но вот только не осталось ныне в этом граде больше Властелина, и нет ныне в этом граде и народа, и теперь, теперь сердце отбивает свои последние часы, прежде, вот только теперь прежде, чем остановиться, и такого, прежде здесь ещё не было. И ныне, и ныне здесь уже и не будет так как было прежде.