Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 79 из 90

Поэтому, когда зашла речь о ликвидации рудника, никто долго голову не ломал. Солдатиков у нас в стране всегда хватало, не говоря уж о зэках, и Донцов получил шибко секретный приказ: рудник ликвидировать, лаборатории уничтожить, все приговоры привести в исполнение и обеспечить сохранение полной секретности любыми доступными методами, после чего со своей группой срочно убыть к новому месту дислокации для получения очередного боевого задания. Ну, вы сами подумайте, какой тут можно придумать способ — чтобы и быстро, и просто, и эффективно? Особенно когда под рукой у тебя каменная штольня и целый склад взрывчатки для горных работ…

— Господи, — сказал Холмогоров.

Участковый высказался короче, но намного энергичнее.

Завальнюк опять болезненно усмехнулся, бросил окурок прямо на пол и растер его подошвой сапога. Он порылся в пачке, но там, видимо, ничего не осталось, и подполковник, смяв пачку в кулаке, швырнул ее под кровать. Петров протянул ему свою, и Петр Иванович снова закурил, как будто табачный дым придавал ему сил для продолжения страшного рассказа.

— Я вас предупреждал, — сказал он, куря короткими, злыми затяжками, — не жалуйтесь, сами напросились… Словом, как вы понимаете, штольня была взорвана вместе со всеми, кто находился в лагере. С рудника уехали только Донцов и его группа — не то шесть, не то семь человек. Оружие, остатки продовольствия, вещевые склады, запчасти, механизмы, горючее — все это тоже было, согласно отчету Донцова, утилизировано, то есть попросту похоронено в штольне. Вывозить весь этот хлам на Большую землю показалось дорого, да и секретность, опять же…

Холмогоров и Петров одновременно покосились на инвентарные списки, что до сих пор лежали на табуретке в углу.

— Да-да, — кивнул Завальнюк, — это они самые и есть. Секретность секретностью, а бюрократия бюрократией, этой заразе любая секретность нипочем. Вот эти два ствола, которые Петров, спасибо ему, добыл нынче ночью, по идее, должны сейчас лежать под сотнями тысяч тонн каменной породы. Только вы меня, Христа ради, не перебивайте, а то я собьюсь.

Короче говоря, Донцов с полудюжиной головорезов отбыл к месту назначения на тентованном армейском «Урале» повышенной проходимости. Местом назначения, согласно полученной мной информации, был учебно-тренировочный лагерь под Чечней, а может, и в самой Чечне. Остаток зимы и почти всю весну они там тренировались, восстанавливали форму и входили, так сказать, в курс событий, после чего получили задание и покинули лагерь на том самом «Урале». А буквально через пару дней «Урал» — вернее, то, что от него осталось, — случайно обнаружили на горной дороге. Кто-то врезал по нему прямой наводкой из «Стрелы»…

— Ого, — сказал Петров.

Холмогоров не знал, что такое «Стрела», но по реакции участкового догадался, что речь идет о каком-то мощном оружии — пожалуй, даже чересчур мощном, чтобы использовать его против такой мишени, как грузовик.





— Ну да, — усмехнулся Завальнюк, — это как раз то, что называется «из пушки по воробьям». Те, кто расследовал данное происшествие, — если это можно назвать расследованием — пришли к выводу, который напрашивался сам собой: полевой командир, устроивший засаду, очень хорошо знал, с кем придется иметь дело, и позаботился, чтобы эти самые «воробышки» не разлетелись из своей корзинки в разные стороны и не выклевали ему жизненно важные внутренние органы. А они запросто могли это сделать, если бы их всех не уложили одним махом.

Опознать удалось всего двоих или троих из всей группы, но общее число трупов совпадало с численностью подразделения Донцова, и именные медальоны соответствовали тем, что его люди получили перед выходом на задание.

Генерал Никольский, который в тот момент курировал группу Донцова, поспешил закрыть дело, хотя в нем уже тогда было очень много белых пятен. Похоже, Донцов со своими головорезами уже давно стоял ему поперек глотки, и он втайне обрадовался, когда их буквально размазало по дороге ракетой, которая способна сбить реактивный штурмовик. Но его заместитель, полковник Панин, почему-то не удовлетворился официальной версией. В ту пору, как я понимаю, им двигало очень простое соображение: он хотел отыскать крысу, которая продала чеченцам информацию о группе Донцова. Он думал, что предатель засел в Управлении, в Москве, потому что на месте про группу и поставленную перед ней задачу никто просто не знал. В этом, кстати, не было ничего нереального, и Панину действительно удалось добиться снятия с должностей двух полковников и одного генерала, так что хоть какая-то польза от его работы в этом направлении все-таки получилась. Но свет на судьбу группы Донцова ему пролить так и не удалось. Наоборот, все еще больше запуталось, когда один из экспертов, едва ли не лучший специалист в своей области, осмотрев остатки грузовика, заявил, что мощность взрыва и характер повреждений наводят на мысль не столько о «Стреле», сколько о нескольких килограммах тротила, заложенных где-то между кузовом и кабиной, чуть ли не в самом бензобаке. Впрочем, с уверенностью подписаться под собственным заключением эксперт не рискнул, тем более что дело было уже через два или три месяца после взрыва, и все это время остатки грузовика ржавели на обочине под открытым небом.

Это означало новый поворот дела — для Панина означало, а больше ни для кого, потому что никому это не было интересно. Панин же сообразил, что если грузовик и впрямь был заминирован, то предатель, погубивший группу Донцова, засел вовсе не в Управлении, а был членом самой группы. Тут он, конечно, вспомнил взрыв шахты и прочие меры по обеспечению секретности, но эта версия в ту пору ничем не была подтверждена, и разрабатывать ее полковнику пришлось на свой страх и риск, в порядке художественной самодеятельности, в результате чего расследование затянулось на годы.

Однако уже тогда, буквально по горячим следам, ему удалось сделать одно открытие. Случайно удалось, просто повезло, наверное… Он рассуждал следующим образом: если группу уничтожил кто-то из ее членов, то это был скорее всего сам Донцов. Его подчиненные… Ну, это были не совсем люди в нашем с вами понимании этого слова, а что-то вроде боевых машин — неподкупные, нерассуждающие, превыше всего ценящие товарищество, чувство локтя… Перевербовать их — дело немыслимое, в мусульман они стреляли раньше, чем те успевали открыть рот, и стреляли точно — добивать, как правило, не приходилось, хватало одного патрона. Словом, это были бойцовые псы, и посторонний, решивший приманить их кусочком колбаски, рисковал остаться без головы. Какой-то свой интерес за пределами группы мог быть только у командира, и интерес этот вполне мог обнаружиться где-то вблизи взорванного рудника. Полковник Панин понятия не имел, что это может быть — золотая жила, алмазный прииск или еще что-нибудь, — но другой зацепки у него не было, и он отправил нескольких своих агентов тщательно отработать возможные пути, какими из Чечни можно попасть сюда, в эти края.

— Иголка в стоге сена, — презрительно проворчал Петров. — Капля в океане…

— Ценю ваш профессионализм, коллега, — съязвил Завальнюк, и участковый ответил на этот укол пренебрежительной гримасой, явно не желая видеть в подполковнике ФСБ своего коллегу. — Это действительно была безнадежная затея: выследить на просторах огромной страны человека, который обучен бесследно исчезать на совершенно открытом пространстве, непревзойденного мастера оперативной работы, оборотня с тысячей лиц, призрака…

Но то ли нам действительно невероятно повезло, то ли он слегка расслабился, инсценировав свою гибель, — не знаю, но след за ним остался. Есть такая железнодорожная станция Ручей, это километрах в трехстах отсюда, на железнодорожной ветке, что ведет в Барнаул, уже в предгорьях Салаирского хребта. Вот именно там он и наследил. Дежурный милиционер на станции его заметил (такого да не заметить!), заинтересовался и проверил документы. Ну, и, естественно, запомнил… Во-первых, внешность, а во-вторых, не совсем обычную фамилию — Концов. Этот самый сержант отвел его в дом некоего гражданина Быкина, у которого Концов купил мотоцикл марки «Днепр». Сержанту Концов сказал, что вернулся из Москвы в родные края насовсем. А родные края, по его словам, находились, заметьте, примерно в трехстах километрах от станции Ручей и как раз в нужном направлении.