Страница 31 из 90
А уж когда заросшая мелколесьем да кустами старая просека вывела к заброшенной узкоколейке, тут и вовсе жарко стало, даже пот на лбу выступил. Как обычно, не устоял Гришка перед соблазном подняться на насыпь и поглядеть на утонувшие в лесном разнотравье рельсы, дивясь, как это надо было исхитриться, чтобы такие длинные да ровные железки из одного куска выковать. Да, чудес на свете хватает, да только правильно умные люди говорят: незачем это все, ни к чему, особенно тут, в лесу…
Солнышко еще далеко до полудня не дошло, когда заступили Гришке дорогу дозорные — разрисованные, страшные, в пятнистых тряпках, а у одного так и вовсе куст какой-то к голове присобачен, чтоб, значит, никто его в лесу не заметил. Да только листья пожухли, завяли уже, книзу поникли, обвиснув, как тряпочки, так что Гришка кустик этот странный на краю дороги чуть не за полверсты углядел. Ну, да что с них возьмешь? Уж сколько лет в лесу живут, а как были городскими, так городскими и остались. Это тятька сказывал, что они городские, да Гришка бы и сам догадался, уж больно они все чудные, будто и впрямь не от мира сего.
Гришка спал и видел, как, в возраст войдя, выйдет на охоту либо в дозор с полосами на щеках, в комбинезоне маскировочном и с настоящим автоматом. Вот вещь-то — автомат! С ним в лесу ничего не страшно, да и не только в лесу. Погодите, дайте только срок, Гришка Егорьев вам покажет, что такое настоящая охота да как в дозор ходить надобно! А то, вишь, веток в волосы понатыкали и думают, что их не видно…
С дозорными разговор у Гришки был короткий, потому что знали они его как облупленного и понимали, что объявился он тут не забавы ради, а по делу. Однако обязанности свои блюли и для порядка спросили у Гришки пароль. Гришка пароль сказал, ни разу не запнувшись, хоть и далось это ему нелегко — уж больно мудреные словечки Кончар для своих паролей выдумывал, никто из местных таких сроду не слыхал. Сегодня пароль был — «эксгибиционизм», Гришка чуть язык не сломал, покуда выучился эту бессмыслицу выговаривать. Весь вечер учился, а тятька водку сосал да по шее давал, если собьешься или запутаешься.
Дорога вдоль насыпи была ровная, укатанная, и Гришка пустил лошадь рысью, чтоб успеть дотемна в оба конца обернуться — до места, значит, доехать, сказать, чего было велено, и сразу назад. И верно, чего канителиться? Дома дел невпроворот, а тятька непременно сызнова гвалт подымет: где, мол, тебя носит, бездельника, спиногрыза захребетного? И, как водится, по шеям…
Оттуда, где Гришка с дозорными повстречался, до места уже совсем недалеко было — верст пять, а то и меньше. Часу не прошло, как показались впереди железные решетчатые ворота в три человеческих роста, а по бокам — вышки с пулеметами. Гришке, как всегда, смешно сделалось: ворота стоят, хоть и незапертые, вышки стоят, а забор деревянный — тоже, видать, когда-то высоченный, чуть ли не выше самих ворот, — давно уже завалился, сгнил и в труху рассыпался.
Правда, тут хитрость одна была. За деревянным-то забором, Гришка знал, проволочный стоит, да не один, не два даже, а целых три. Столбы бетонные, верхушками внутрь загнутые, а на них колючка ржавая — поди-ка, пролезь! И то было Гришке удивительно, что люди тут жили лесные, вольные, а забор свой колючий берегли как зеницу ока — чинили, когда надо, подновляли, и не бывало такого, чтоб не бродили меж рядов колючей проволоки часовые с автоматами. Ну, зато и не знал про них никто из посторонних. Тятька Гришкин, Степан Егорьев, да сам Гришка — вот и все, кто сюда со стороны безбоязненно захаживал и живым назад возвращался. А кого сюда не звали, кого тут не ждали, с тем разговор у Кончара короткий — обернется медведем, задерет дурака в яме, а после голову его безмозглую на кол насадит, чтоб вороны клевали…
Про головы на кольях Гришка зря подумал, сдуру, потому что отца Михаила было чуточку жалко. Вроде путный был мужик — здоровенный, как медведь, и работать умел, а главное — добрый, мухи не обидит, не чета Тришкиному тятьке. Что сказки глупые рассказывал, так это ему не в укор — мужики-то в поселке, как напьются, такого нагородят, что куда тому отцу Михаилу! Да если призадуматься, такие ли уж это сказки? Эвон, сколько на свете всякой всячины! А откуда все взялось? Ветром, что ли, надуло? А ветер тогда откуда?
Кончару-то, конечно, больше верилось — оно и привычно, и тятька велит, и вообще… Вот отец Михаил говорить мастак, а пускай бы попробовал хоть разок, как Кончар, в медведя перекинуться! Куда там! Правильно тятька говорит: нету за ним силы, болтовня одна, а на болтовню кто угодно горазд, языком брехать — не топором махать…
У ворот встретил Гришку еще один дозорный, а у первого ряда колючей проволоки — еще один. Оба раза Гришка исхитрился четко, без запинки выговорить непонятное слово «эксгибиционизм» и остался собой очень доволен — этакую чепуховину с лёту отбарабанить не всякому по плечу!
За последним рядом утонувшей в кустах, заплетенной вьюнками колючки открылся поселок — старые бараки под шиферными крышами, вытоптанный, выбитый ногами до голой земли пыльный плац, заброшенные мастерские, склады, мертвая котельная, двухэтажное кирпичное здание на отшибе — по Гришкиным понятиям, чуть ли не небоскреб, про которые ему мамка из книжки читала, покуда была жива. Ржавые рельсы узкоколейки тянулись мимо складов и упирались в каменный завал, закупоривший дыру в почти отвесном склоне. На рельсах, как и раньше, стоял старый, ржавый локомотив с выбитыми стеклами. Долгие годы ветер забивал пыль во все его щели и впадины, так что теперь трава и даже молодые деревца росли не только под ним и вокруг него, но и на нем.
Была у Гришки Егорьева мечта — посмотреть хоть разочек, как эта штука по рельсам катится, не говоря уж о том, чтобы самому на ней проехаться. Про двигатели он, как всякий деревенский пацан, все очень даже хорошо понимал — солярка там, цилиндры, клапана… Но это в машине. Грузовик — штука обыкновенная; Гришка, хоть читать еле-еле, с пятого на десятое, выучился, с грузовиком да с трактором был на «ты». А локомотив — совсем другое дело! Интересно, есть там руль или его вовсе нету? Ведь как-то же должна эта махина поворачивать, рельсы-то — они же не прямо положены, а вдоль склона вьются, изгибаются…
Но тут Гришка поравнялся с ямой и думать забыл про локомотив. Яма — это тебе не железо ржавое, это — яма, с ней шутки плохи… И не хотелось смотреть, да голова сама повернулась, скользнула глазами по длинному ряду вкопанных в землю ржавых железных шестов. Гришка до того уверен был, что увидит на шесте с краю знакомую бородатую голову, что поначалу даже не понял, чего там не хватает. А потом вгляделся внимательнее и сообразил: а поповой-то головы нету!
Вздохнул Гришка с облегчением: выходит, жив отец Михаил, хватило, значит, ума от сказок своих бабьих отречься, Кончару в ножки поклониться и в настоящих богов поверить — в тех, которых не только увидеть, но и пощупать иногда можно. Оно и к лучшему. Значит, встретятся они еще, потолкуют по душам, как, бывало, на крылечке магазина толковали, когда Гришка за хлебом да за папиросами для тятьки туда прибегал.
Народу в поселке, считай, и не было, только в сторонке, возле заброшенной котельной, кто-то колол дрова да старый колдун Грыжа сидел в пыли посреди плаца, скрестив под собой ноги, из стороны в сторону качался, слюни до земли развесив, и что-то непонятное бормотал — не то пел, не то выл, не то с чертями лесными совет держал. Дело было самое обыкновенное: Грыжа, как водится, напился отвара из мухоморов, и говорить с ним сейчас было без толку. Не ответит, а если ответит, можно такое услышать — сам потом пожалеешь, что с разговорами к нему полез. Духи — они все знают, все могут, их сердить нельзя. И Грыжу сердить нельзя, потому что он с духами знается. Осерчает — такую порчу напустит, что небо с овчинку покажется, сам смерти просить станешь…
Остальных было не видать — разошлись по делам. Кто на охоту — мясо на всех добывать, кто по дрова, кто рыбу удить. Бабы, известно, на кухне, да с детишками, да травы собирают все в том же лесу — самое для этого сейчас время, трава как раз в силу вошла… Словом, пусто было в поселке, однако же Гришка знал наверняка, что за ним прямо сейчас следит не меньше десятка внимательных глаз — кто просто так глядит, а кто и поверх прицельной планки. Такой здесь был порядок, чтоб людям со стороны не доверять и все время держать их на мушке. Гришка на такое недоверие не обижался — привык. Одно ему было непонятно: зачем тятька до сих пор в Сплавном торчит, ежели душой к этому месту, к Кончару с его братьями лесными прикипел? Что до Гришки, так он давно уж хотел сюда перебраться, да Кончар пока не позволял. Погоди, говорил, в возраст сперва войди, сопляков у нас и своих хватает. Подрасти, присмотри себе девку, а после за волосы ее да и к нам, в лес. Девок в поселке мало, нужны девки позарез, да и батяне твоя помощь покуда требуется…