Тайна храма

— Не знаю, — расстроено констатировал Максимов. — Я по большей части теоретик, сидящий в пыльном кабинете. Полагаю, что надо либо каким-то образом опровергнуть, либо подтвердить теорию о создании Сталиным портала. Я постараюсь разобраться с записями, возможно, они прольют свет на наши с вами поиски, а вы приходите завтра. Советую вам посетить «Театр Красной Армии», проникнуться его атмосферой. Помните, что все скрытое на виду, но не каждому дано это узреть.

— Мы не предполагали оставлять вам содержание записей, — извиняясь за сказанное, покраснел Дорохов.

— Но вы же просите меня помочь, — обиженно воскликнул Максимов. — Забирайте! У меня, к слову, фотографическая память. И в таком случае делайте то, что вам заблагорассудится, но уже без меня…

— Вы не так поняли Виктора! — бросилась спасать положение Эмма. — Мы, действительно, договорились не оставлять никому записи, это правда. Но мы и не предполагали, что вы отнесетесь к нам с таким участием. Конечно, мы оставим копию для вашего дальнейшего изучения.

Максимов, насупившись, молчал. Он демонстративно отвернул свою коляску к окну и неподвижно уставился в него.

— Ну, право же, профессор, простите, — извинился Дорохов. — Записи не мои, а Эммы и только она может ими распоряжаться. Оставить их вам записи — ее решение, и я к нему с радостью присоединяюсь.

Максимов, словно оттаяв, мягко произнес:

— Правильно, что не оставляете рукопись в чужих руках, а я несколько погорячился. Но мне, конечно, можно доверять. В качестве примирения дам вам одну наводку. Несколько лет назад от своего давнишнего приятеля я услышал одну любопытную историю. В Театре Российской Армии, о котором я вам рассказывал, работает один человек. Как напьется, а делает он это регулярно, так рассказывает всякие небылицы про это сооружение. Но его рассказы похожи на правду, на ту правду, о которой мы сегодня говорили. Если мне не изменяет память то фамилия его Стешин, точно, Кондрат Стешин. Возможно, он до сих пор работает там разнорабочим.

В десять часов утра следующего дня Виктор и Эмма были уже на Суворовской площади перед зданием Центрального Академического Театра Российской Армии.

— Ух, вот это да! — выпалила Эмма, едва выйдя из машины. — Античный храм, да и только! Невероятно красиво!

— Пойдем искать окно во вселенную, — шутливо предложил Виктор, обнимая ее за плечи.

Войдя через главный вход театра, они оказались в небольшом холле, где располагались билетные кассы. Виктор подошел к кассирше и попытался выяснить, где можно найти Кондрата Стешина. Кассирша ответила, что знает такого, и согласилась позвать его. Некоторое время спустя появился пожилой человек в потрепанной телогрейке. Несколько минут они с Дороховым шептались, после чего рабочий театра быстро удалился.

— Все в порядке, — подойдя к женщине, шепнул Дорохов. — Это и есть Кондрат Стешин. Да что с тобой, ты меня не слушаешь.

Эмма молча указала пальцем на пол. Виктор в изумлении отступил на несколько шагов и, едва шевеля губами, произнес:

— Не может быть.

Его взору предстали два коловорота, направленные друг навстречу другу, окруженные стилизованными лилиями. Наличие этого орнамента в холле билетных касс самого большого театра новой большевистской империи казалось невероятно странным. Вместо большой пятиконечной звезды или других символов революции в главном центре советской пропаганды на самом видном месте такой замысловатый рисунок.

Едва выйдя из театра, Эмма в восторге затараторила:

— Вот видишь, все как на «Карте Рома», как на рисунках из дневника, неужели Максимов прав…

— Похоже на то, — подтвердил Дорохов. — Все это действительно странно. Кондратий согласился со мной поговорить, и ждать его надо с другой стороны театра.

Обойдя несколько раз театр, они остановились в противоположном конце от входа в здание.

— Мы стоим на том самом главном луче пентакля, лежащим на горизонте? — скрывая волнение, спросила Эмма.

— Похоже, что так, — фотографируя, отозвался Виктор.

Эмма и Дорохов стояли перед высокими грубо сделанными железными воротами. И эти ворота явно не вписывались в идеальный облик театра. Расположены они были по направлению к главному лучу пентакля. Из них «выезжали» металлические направляющие, похожие на рельсы. И они вели как бы в никуда, упираясь в два столба, в две колонны. Точнее сказать, рельсы обрывались на полпути к ним.

— Что такое громоздкое и тяжелое выезжало из чрева этого огромного храма? — начал рассуждать Виктор. — Это не похоже на транспортный въезд, сюда неудобно вносить даже среднегабаритные грузы. Более того, мы видели три удобных технических въезда с красивыми деревянными воротами в нижнем основании этого громадного сооружения.

— Немного странно, что к этим рельсам нельзя подъехать, — подхватила Эмма. — Но можно подобраться сбоку, справа и слева.

— Вот именно «подобраться», — продолжил Дорохов. — Но кому бы пришло в голову сделать подъездные пути между колонн, которые легко повредить при выгрузке? Три больших удобных въезда в театр исключают любые повреждения. Зачем понадобился этот?

— Это, конечно, странно, — согласилась Эмма. — Но как объяснить еще одни ворота между колонн в нескольких метрах от этих?

Женщина, понимая, что Дорохов упустил из вида безобразные, сколоченные из досок ворота, сделала несколько шагов по направлению к ним. Неожиданно ворота открылись и из них вышли трое рабочих, неся с собой потрепанные стулья. Кондрат Стешин, очевидно, был старшим из них не только по возрасту, но и по положению. Он двигался первым и с явным неудовольствием отметил присутствие женщины. Виктор нежно подтолкнул Эмму, давая понять, что хочет поговорить с рабочими без ее участия. Женщина прошла немного вперед и остановилась, наблюдая за действиями своего спутника.

— Здорово мужики, — приветствовал их Виктор.

— И тебе не болеть, — ответил старший из них, жестом приглашая Дорохова следовать за ними.

Мужчины вошли в небольшое сооружение, собранное из листов ДСП, сели на стулья и закурили. Импровизированный деревянный домик, примыкающий к железным вратам, едва вместил четырех взрослых человек. Виктор прислонился к стене и со смехом сказал:

— Вот гуляю и коленку расшиб о ваши рельсы, споткнулся, не ожидая подвоха.

Мужики рассмеялись, а Стешин добавил:

— Не ты первый! Народец и носы расшибал! Некоторые возмущение имели, да что толку!

— Так зачем вам рельсы? — попытался пошутить Дорохов. — У вас там, что бронепоезд часа своего дожидается?

— А ты не шути, мил человек, — оборвал его Кондрат. — Мы сами удивляемся. Поезда никакого нету, конечно, но место это странное. Мой отец Василий Федорович работал тут до меня и много удивительных историй рассказывал.

— Так что за истории? — с надеждой спросил Дорохов.

— А ты не спеши, если хочешь нам компанию составить и побазарить, то мы не возражаем. Рабочий день, точнее сутки, у нас закончились, и мы не против отметить это дело. Как мы с тобой давеча и договаривались. Раз тебя истории мои интересуют, то и ты прояви уважение. Работали мы давеча сверхурочно и сильно устали.

Дорохов понимающе улыбнулся:

— Чего не хватает для разговора?

— Пятьсот рублей, — оскалился своим белозубым ртом старший. — Петька сбегает, он место правильное знает.

Младший из мужчин выхватил пятисотрублевую купюру из рук Виктора и скрылся во дворах.

— На сатаниста ты не похож, — степенно продолжил рабочий. — Они тут частые гости. Немытые, злые и наглые. Мы им регулярно морду бьем. Они то мышей режут, то перья разбрасывают, а за ними убирать! Тунеядцы, одним словом! А ты вроде не такой, и девка с тобой опрятная, улыбается, вроде как на фотографию позирует. Ихнии девки другие, с сальными волосами и под ногтями у них сплошной чернозем.