Страница 25 из 26
Из вагонов выскакивали люди и бежали к длинному прилавку вдалеке. Потом поскорее возвращались в вагон. Я подошел к прилавку не торопясь. Там торговали редиской и мочеными яблоками. Купил три яблока в газетном кулечке и продолжал неторопливо гулять вдоль вагонов.
Мне, честно говоря, уже начинала нравиться такая жизнь. Я тоже смогу кое-что рассказать, вернувшись, Мишке и Вовке.
Какая-то чужая проводница сердито приказала мне кончать гулять и подняться в вагон. Но я снисходительно показал ей на станционные часы и спокойно пошел к будке телефона-автомата, как будто мне обязательно было нужно кому-то позвонить.
Я вошел в вагон за секунду до отправления. Не раньше и не позже. Никто не мог бы упрекнуть меня в нарушении правил. Я не прыгал на ходу и не вис на подножке.
Я еще постоял минут десять в тамбуре, где курили и беседовали несколько мужчин. Один из них несколько раз заинтересованно смотрел на мой ремень. А меня так и распирало от гордости.
Когда я вернулся к себе, дверь в купе была прикрыта. Значит, Наташка и старуха еще спали. Я нажал ручку. Наташки в купе не было… Не было и старухи… Неприятное чувство кольнуло меня. Но я успокоил себя:
— Наверное, умыться пошли. Или в коридоре у окна стоят, а я не заметил.
Но в коридоре их не было. Проводив глазами станцию, люди постепенно разошлись по своим местам, и коридор был уже совсем пустой.
Я заглянул в купе капитана. Но, конечно, там тоже давно сидели новые пассажиры и с удивлением смотрели на меня. Я заметался по вагону.
— Нашли время в прятки играть!
Вернулся в купе, нарочно плотно уселся на полку.
— Надоест, и вылезут. Думают, я тут их ищу. А я вот буду себе спокойненько читать книжечку.
Но буквы прыгали перед глазами.
А может, они отстали? Из-за меня! Наташка проснулась, испугалась, что меня нет, они пошли искать. И отстали.
Где-то сейчас на незнакомой станции стоят маленькая Наташка и старуха, без еды, без денег… А поезд летел все дальше и дальше. Словно нарочно он набирал и набирал скорость, хотя до этого всю дорогу тащился, как черепаха.
Я еще раз обвел глазами купе. Нет, спрятаться они никак не могли. Негде.
И вдруг я увидел, что на полке нет ни Наташкиной маленькой корзиночки с разными ее ленточками-бантиками, ни клеенчатой старухиной сумки! Страшная догадка озарила меня.
Они вовсе не отстали! Остались специально! Хитрая старуха разведала у Наташки, что я ей не брат, а просто сын маминой знакомой и… Недаром ома говорила: «Вот бы мне такую внученьку!»
Усатый проводник заглянул в купе:
— Чай будешь?
Я чувствовал, как мои коленки противно дрожат. Странно, я почему-то совсем не думал в эту минуту о себе. С том, будут или не будут меня ругать дома. Я представлял, как старуха воровато и торопливо тащит Наташку по перрону, норовя поскорее скрыться. А Наташка, глупенькая, ничего не понимает, всему верит. Почему я не заставил ее запомнить хотя бы наш домашний адрес? Ведь если она и знает свой, у них дома сейчас никого нет.
«А чему ты вообще ее научил, о чем расспросил? — вмешался в мои мысли чужой противный голос. — С ней разговаривали по дороге чужая старуха, капитан, но только не ты…»
Проводник снова открыл мою дверь.
— Через две станции — ваша, — зашуршал он билетами.
Поглядел на пустую полку старухи:
— Где соседка?
Колючие усы проводника сердито зашевелились:
— Выходить скоро, а они разгуливают. Никакого порядка! — Он протянул мне билеты и двинулся к выходу.
— Дяденька! Товарищ проводник… — я кинулся ему вслед и, путаясь, залепетал: — Я, они…
— Защемило? — буркнул проводник. Он сосредоточенно начал что-то рассматривать в дверной защелке.
— Чего там защемило! — закричал я. — У меня, у меня… сестренка пропала.
Проводник не то слышал, не то не слышал меня. Потянул к себе кулек с мочеными яблоками.
— Это ты им, что ли, купил? Ядреные! Я б тоже взял, да ведь мы при обязанностях, не отлучись. Вагон заправь на остановке, вас посади-высади как следует.
«Как следует, как следует. А Наташку — увели!» — Мне стало немного полегче, как будто это не я один виноват в случившемся.
Но проводник, словно угадав мои мысли, укоризненно покачал головой.
— Нет, парень, у нас-то все как следует.
Потом положил мне на плечо тяжелую ладонь:
— Ну, ладно. Утрись. Все слезы сразу не выливай, пригодятся.
Он повел меня в свое купе. Постоял минуту в раздумье перед большим серым ящиком, утыканным рычажками и кнопками. Наверное, хотел объявить по радио. Потом повернулся:
— Нет, лучше идем.
Мы вышли в тамбур, перешли в соседний вагон.
«К бригадиру или начальнику поезда ведет, — догадался я. — Самому неохота связываться».
В соседнем вагоне проводник в самом деле постучал в купе с надписью: «Служебное».
— Можно к вам, барышни? Убрались?
— Можно, можно, — раздалось из-за двери.
…Посреди купе стояла Наташка, живая и невредимая! Кудрявая девушка-проводница вплетала в ее косу отглаженную ленту. За столиком сидела знакомая старуха и развязывала балку варенья.
— В самый раз поспели, чаек настоялся, — сказала она.
Я не знал, смеяться мне или сердиться.
— Садись, — подтолкнул меня в спину проводник. — Что было, то прошло. И на ус намоталось. Защемило у тебя, я видел, — он показал рукой себе на грудь, — значит, хорошо. А сейчас с праздничком всех вас, с Первомаем. Попьем чайку, а там молодежи нашей и выходить.
— Я проснулась, испугалась, тебя нет, — щебетала Наташка. — Мы тебя ждали, ждали, — голосишко ее дрогнул. — Я плакала. И бабушка тоже.
…Когда через две остановки мы сошли с поезда, я сразу взял Наташку за руку. Не хватало снова потеряться! Но Наташка сама жалась ко мне. Мы были, как два землепроходца, встретившиеся после долгой разлуки.
Со станции в Горенки нам нужно было добираться автобусом. Едва отъехали от железной дороги, как сразу попали в настоящее озерное царство. Со всех сторон блестели большие и маленькие озера, пруды, ерики.
Это, как говорили в автобусе, уходила после разлива речка и оставляла следы.
Наташка никогда ничего подобного не видела. Вопросы так и сыпались из нее один за другим. Мне даже стало интересно отвечать, она оказалась сообразительной.
Вдруг автобус остановился. Что-то случилось впереди.
— Похоже, дамбу размыло, — заговорили пассажиры.
Но через минуту к автобусу подошел старик с длинным шестом в руках.
— Не размыло, я мы сами ее немножко потревожили. Малька надо спустить. Уходит вода, погибнет малек. Солнышко нынче слишком работящее, не глядит, что праздник. — Руки у старика были красные-красные, как клешни у вареного рака. Наверное, долго возился в холодной воде.
— Кто, граждане хорошие, может помочь, милости просим, — сказал старик. — Мы — команда пенсионная, маленько своих сил не подрассчитали.
Трое или четверо мужчин поднялось за ним. Остальные в автобусе были женщины с детьми, старухи.
— Все, что ли? — выглянул из кабины в автобус шофер. — Маломощные остались? Ну, сидите, не озоруйте. Я тоже спущусь, подсоблю малость. Может, рыба вырастет, говорить научится и нам спасибо скажет. — Он засмеялся, а я подумал, что, ловя рыбу в пруду, мы с ребятами никогда не думали, что кто-то весной, может быть, заботился о ней.
— Подождите, — крикнул я. — Я — тоже…
Шофер с сомнением поглядел на меня:
— В полуботиночках? Сиди!
Мне показалось, сейчас все женщины в автобусе засмеются надо мной, и Наташка вместе с ними. Я упрямо рванулся к двери.
— Погоди, не злись, — шофер снова залез в кабину и вытащил из-под сиденья пару резиновых сапог.
Наверное, целый час мы загоняли мальков. Старик, как командир, расставил нас всех полукругом и велел кричать, шуметь и хлопать ладонями по воде. А потом, постепенно сжимая полукруг, гнать мальков к узкой горловине ерика.
Наконец старик довольно произнес:
— Ну, шабаш. Нам праздник, и рыбе тоже.