Страница 136 из 143
— Не спешишь рассказать? — спросил он.
— Она знает, — ответил Гален.
Мужчины немного помолчали. Ростан хмыкнул и нарушил молчание.
— Я готов признать свою ошибку. Ты был прав. Принцесса стала бы тебе хорошим подспорьем сейчас, я ведь даже приглядел тебе нескольких невест, приготовил множество советов и увещеваний, но ты оказался умней меня и дальновидней. Ослабленный Валимар — лакомый кусок, но я верю, что ты сможешь восстановить его и укрепить без сторонней помощи.
— Иностранная принцесса принесла бы мне союз с ее родным королевством, — согласно кивнул Корвель. — Но я не хочу зависеть от союзника сейчас. Будем дружить с соседями иначе. Займись последними посольствами, хочу знать, чем занимался Сеймунд.
— Прочие бумаги тоже готовить? — спросил Гудваль.
— Да, все о чем говорили. Закончим все насущные дела и приступим к государственным. Пока же… — он обернулся назад и улыбнулся, — пока же я хочу побыть с моим воробышком. Вот только решу, чем задобрить ее.
— Уж не обманывают ли меня мои глаза?! — воскликнул Ростан, расплываясь в насмешливой улыбке. — Выходил из залы Совета с одним господином, а поднялся наверх с другим. Грозный волк стал милей котенка, стоило лишь заговорить о лаиссе Катиль.
— Что б ты понимал, Лис, — усмехнулся Гален. — Впрочем, желаешь увидеть волка? Могу явить его тебе.
— Готов и котенком любоваться, — рассмеялся Гудваль, но тут же напустил на себя серьезный вид, из-за поворота показались придворные дамы, склонившиеся перед новым господином.
Корвель кивнул им, прошел уже мимо, но остановился и обернулся, глядя вслед двум лаиссам.
— Нужно почистить двор, — задумчиво произнес он. — Мне знатные шлюхи и лизоблюды Сеймунда без надобности. Подбери мне сведения о добропорядочных лассах, их женах и детях. К обитателям дворца тоже присмотрись, дельные люди мне нужны. Двор должен быть достоин моей королевы.
— Как будет угодно моему господину, — поклонился сайер, оглянулся, высматривая случайного свидетеля и не выдержал. — Кис-кис…
— Р-р-р, — рыкнул на него князь, и мужчины рассмеялись.
Катиль Альвран застыла, прижимаясь к стене. Она так и осталась незамеченной князем и сайером. Благородная лаисса приложила руку к сердцу, словно стремясь унять его громкий стук. Иностранная принцесса принесла бы союз с ее родным королевством… Девушка невесело усмехнулась и вернулась в свои покои, из которых вышла, когда услышала голоса Корвеля и его верного советника Гудваля. Она хотела поздравить нового короля, но ее не заметили, и лаисса услышала часть беседы двух мужчин.
Катиль закрыла за собой дверь и прошла в опочивальню. Ведиса появилась на пороге, держа в руках склянку с мазью, которую дал лекарь.
— Госпожа, — позвала женщина. — Нужно смазать ваше лицо и руки.
Лаисса Альвран кивнула и присела на ложе, позволяя служанке обработать следы от ожогов. Когда она закончила, Катиль придержала женщину за руку.
— Ежели кто-то захочет войти ко мне, скажи, я не здорова, — попросила она. — Хочу побыть одна.
— Слушаюсь, госпожа, — склонила голову служанка.
Уже выходя из опочивальни, она обернулась и бросила испытующий взгляд на лаиссу, но та сидела, глядя на свои, лоснящиеся от мази, руки, и на взгляд служанки не ответила. Ведиса прикрыла за собой дверь и потерла лоб.
— Ой, не нравится мне настроение госпожи, ой, что-то будет, — прошептала она и удалилась заниматься своими делами.
Катиль так и не вышла из опочивальни, она долго стояла у окна, глядя на Фасгерд, и напряженно думала. Лаисса Альвран слышала, как приходили ее братья, сначала по одному, затем вместе, слышала, как заглядывал сайер Гудваль, как приходил отец Бальдур и долго что-то бубнил, разговаривая с Ведисой. Затем женщина взвизгнула, обозвала отца-служителя нехорошим словом и выслушала целую проповедь о сквернословии. После приходили придворные дамы, уже знавшие о трепетном отношении нового короля к лаиссе из захолустья. Они спешили подружиться с ней, чтобы удержаться при дворе. Кати это прекрасно понимала и отказывала лаиссам в приеме, лесть ей была неприятна.
Один раз заходил Гален Корвель, о чем-то негромко разговаривал с Ведисой, а после ушел. Его вежливость расстроила Катиль, хотя из желания избежать встречи именно с ним, она отказала остальным. Девушка хотела видеть его, хотела слышать, с какой невыразимой нежностью он произносит ее имя, хотела видеть его глаза, наполненные светом, когда он смотрел на нее. Но в этом и начиналось противоречие. Показывать себя ей хотелось меньше всего. Лаисса Альвран ощущала себя на распутье, и это нервировало ее.
Она представляла себе, какой ужасной станет, если шрамы от ожогов не сойдут, и тогда ее сердечко захлестывала жгучая ревность, стоило лишь подумать, что ее любимый господин будет видеть, как уродлив его воробей, и как красивы остальные женщины. А ведь он достоин того, чтобы рядом с ним стояла лучшая из лучших! Но вместо истинной королевы, Гален получит ее, дочь простого мелкопоместного ласса, уродливого карлика с тщедушным телом.
Никогда ранее не страдавшая из-за подобных мыслей, более того, считавшая их глупостью, Катиль Альвран теперь не находила себе места, и объяснить все это Корвелю у нее не хватало слов. Кати видела, как хмурится чело князя, когда она отталкивает его, знала, что печалит его своим поведением, но никак не могла сознаться в своем малодушии.
Там, в горах, пока он был изгнанник, мятежник, князь без земли и подданных, они были словно на равных, и дать согласие на брак оказалось проще, чем сейчас сдержать слово. Но теперь это уже был не изгнанник, теперь рядом с маленькой лаиссой стоял властелин Валимара, а она так и осталась простой лаиссой, уступавшей возлюбленному и в знатности, и в силе духа. Маленький уродец, имевший ценность, лишь благодаря своему дару. В какой-то момент Катиль даже подумала, что было бы неплохо, если бы покойный ласс Фольгер все-таки увез ее. Быть может, вдали от Галена Корвеля ее душа нашла бы покой, придя в лад с самой собой. Быть может…
Но она была здесь, и он, властелин ее снов, помыслов и сердца, находился рядом, терзая своей бесконечной нежностью и любовью, вдруг начавшей приносить боль. Катиль так хотелось всегда быть подле него, и так хотелось бежать без оглядки, что девушка в конец извела себя. Гален тревожился, переживал, спрашивал. Он опасался, что слова, сказанные в том злосчастном доме, куда Сеймунд привез ее на встречу с Марфалем, ранили благородную лаиссу, но Катиль сразу поняла, что холодностью и безразличием князь пытается защитить ее. Нет, хоть и неприятно было слышать то, что она сказал, но истинную суть Кати поняла и одобрила.
А потом Гален ревновал, ища причину явного охлаждения в покойном Годрике Фольгере, но и тут Кати отрицательно покачала головой. Нет, ласс Фольгер не смог задеть ее сердца, но тронул душу своей самоотверженностью, с которой неоднократно защищал лаиссу перед королем, рискуя расстаться с жизнью в любой миг. Катиль была благодарна ему за заботу, за доброе отношение, но не больше. Сердце девушке принадлежало только одному мужчине — Галену Корвелю, ее похитителю и ее спасителю.
Кати подошла к зеркалу, в который раз заглянула в него и поморщилась, глядя на свое отражение. После дохнула на гладкую поверхность и вывела пальчиком «Король Гален Корвель Возлюбленный».
— Гален, — прошептала Катиль и вздрогнула, когда на плечи ей легли широкие мужские ладони.
— Я здесь, Кати, — негромко ответил мужчина, притягивая девушку спиной к своей груди. — Я всегда рядом. — Затем посмотрел на исчезающую надпись на зеркале, улыбнулся и спросил. — Значит, Возлюбленный? Необычное прозвище.
— Подглядывать неблагородно, — проворчала лаисса, опуская голову.
— Прятаться от своего жениха еще хуже, — возразил пока еще князь.
— Я не велела никого ко мне пускать, — заметила Катиль, бросая осторожные взгляды на отражение Галена в зеркале.
— Подсвечник Ведисы сломался о мою голову, — усмехнулся мужчина. — Я сильней и подсвечника, и Ведисы вместе взятых.