Страница 45 из 56
Он поймал брата врасплох, и Кровавый Ангел почувствовал, как от удара звенят его кости. Аркио исторг задохнувшийся вопль возмущения, когда они взлетели в густые серые облака. Из маслянистых скоплений облаков, дождь и ветер хлестал их по лицам. Они обменивались ударами, Аркио боролся, чтоб вернуть себе преимущество, неспособный из-за близкого расстояния ударить агрессора копьем. Рядом с ними сверкнула молния, раскаленный озон измученной атмосферы иссушил легкие Рафена. В этой вспышке освещения он увидел новые очертания черных зерен-нарывов вдоль скул Аркио, выступившие подобно ритуальным шрамам. Его глаза потонули в чистейшей и темнейшей ненависти.
Рафен боролся, чтоб навести свой болт пистолет на цель, выпуская очереди. Шипящие снаряды безумно рикошетили от Аркио, некоторые срывали покровы омертвевшей плоти, другие отлетали от кусков брони, которая все еще цеплялась за измененную грудь брата. Аркио издал бессловесный крик чистой ярости и схватился за пистолет, его пальцы сжались в кулак вокруг увесистых металлических очертаний. Он сжал оружие, и когтистая хватка растерла его в порошок. Рафен взревел, когда его пальцы сломались.
Вялым ударом слева, Аркио отбросил его в сторону, посылая Рафена по дикой траектории, так как ракеты его прыжкового ранца боролись, чтоб удержать того в воздухе. Крылатая фигура развернулась вслед за своей целью, в облачных тенях его вид был подобен ангелу смерти. Он пытался нацелить Святое копье на Рафена, но оружие сопротивлялось. Оно скручивалось и уклонялось, когда он тянул его, как будто копье замерзло в воздухе.
— Подчиняйся! — Орал он, свирепо дергая древко. — Я твой хозяин!
В гневе, тьма, спрятанная внутри Аркио, выплыла на поверхность, мрачная красота его облика изменилась до грозовой, подобно облакам над ним. По нему пробежались изменения, вплоть до молекулярного уровня, чернея, гудели клетки крови в его венах. Укрытая в древке могущественная технология копья Телесто протестировала его, беря образцы генными сканерами, вплетенными в резное древко орудия. В копье пробудилось древнее мастерство, настолько далекое от изобретений Империума, что граничило с магией. Раньше оно узнало Аркио, когда тот впервые возложил на него свои руки — но в этот раз копье сочло его неполноценным.
Оно восстало. Запах хаоса в Перерожденном Ангеле был черным и густым, и орудие Телесто раскалило добела свое древко, расплавляя мастерски изготовленную латную рукавицу до грязного золотого шлака. Боль была мгновенной и заставляющей сердце остановиться и, управляемый животной реакцией, Аркио отпустил обжигающее копье, сверхперегретый пар шипел, исходя от его горящих покровов руки. Бесконечно кувыркаясь, Копье Телесто падало на землю, молнии отражались на клинке в форме капли крови, ветер трепал печати чистоты.
Орудие приземлилось подобно брошенному дротику, тупой конец древка раскрошил камни церковного пола, ударившись в них. Потрескивая от мощи, копье осталось стоять вертикально, обнаженным штандартом вызова силам, которые пытались оскорбить его. Наверху Аркио несся к своему брату со своей искореженной рукой, превращающейся в когти, безумие жажды убийства светилось в его взгляде. Теперь его гнев был колоссальным и с ним он разорвет своего родного брата в клочья, с копьем или без копья.
Рафен стряхнул головокружение, угрожающее окутать его в своих объятьях и поднял свои кулаки в боевую стойку. Его качнуло, когда прыжковый ранец кашлянул и подавился. Кровавый Ангел не осмелился взглянуть на шкалу ретранслятора на манжете запястья, боясь, что она подтвердит то, что он и так уже подозревал — у ранца кончалось топливо, и он был поврежден. У него было только несколько секунд для драки до того, как он упадет обратно, в объятья гравитации Сабиена.
Он сморгнул дождевую воду с ресниц, когда Аркио налетел на него и затем, два родных брата снова сомкнулись в кувыркающемся захвате, борясь среди шторма, в окружающих их бездонных залах воздуха. Аркио злобно пнул Рафена туда, где копье порезало плоть на бедре, снова открылась рана, в которой уже начала сворачиваться кровь Астартес. Он завыл и ударил брата в лицо, получив в награду потоки брызг маслянистой крови из разбитого носа Аркио. Вихрь ударов пробежался по грудной клетке Рафена, вминая керамит его пластины доспеха. Он почувствовал горячий медный привкус своей собственной крови, один из ударов расшатал зубы.
Рафен сжал своего брата, схватившись пальцами за толстую шкуру над безволосой грудью. Бронированные красные пальцы его боевых перчаток оставляли шрамы на бледной и изможденной плоти; ручейки испорченной крови собирались в ранах, где выпирали твердые шарики оттенков космоса. Он крутился, так как Аркио прижал его к груди калечащей, медвежьей хваткой.
Рафен слышал, как от давления ломаются его кости. Физиология космодесатника давала ему уникальную осведомленность о своем собственном теле, так что Рафен точно ощущал как внутри него разорвалась бископея, когда ребра сдавили ее. Во множестве мест у него открылось внутреннее кровотечение.
Вспышка огромной белой молнии превратила его мир в размытый скетч, только линии и оттиски затмевали его улучшенное зрение. Оправившись от ослепления, он увидел искореженное злобой лицо Аркио, обрамленное ореолом вокруг шеи и в него ударили волны ветра от запятнанных серым крыльев. Шум и ярость грозы уносила слова его младшего брата, но Рафен все еще мог прочитать его полное ненависти заявление по губам: Ты умрешь.
Было одно слово, которое ни один Кровавый Ангел никогда не произносил. Это было прозвище, которое враги и хулители использовали с тех пор, как Сангвиний присягнул общему делу Императора. Оно было старо как сама Терра, рожденное во времена, когда человечество еще не шагало по звездам, придуманное страхами суеверных сердец. Оно вызывало в воображении глубочайший ужас перед зверьми, которые питались жизнями и обнажали клыки ради кровопускания. Вампир.
Рот Аркио раскололся в улыбке, шириной во все лицо, лес острых как иглы собачьих зубов вырос на его челюсти. Он превратился в аватара Кровавого Ангела в его темнейщем и самом ужасающем обличье, чудовищная пародия из легенд о хищниках. Брат Рафена выжимал из него жизнь, его последний вдох хрипя захлебнулся в удушье. Пока ветер и дождь хлестал по кувыркающейся паре, Рафен почувствовал, что буря усиливается, когда его кожи коснулось горячее дыхание Аркио. Крылатый Ангел сжимал его, его красная пасть жаждала вцепиться в плоть шеи Рафена и полакомиться горячим потоком пульсирующей жизни внутри.
— Нет! — Сопротивляясь, заорал он. Зрение затуманивалось, клубились серые туннели, Рафен снова колебался на краю пропасти смерти, и снова он отказывался сдаваться перед ней.
Его руки переместились, хотя это было заученное многочисленными тренировками, бесчисленными повторениями вложенное в его мышечную память, движение, его пальцы нащупали и сжали рукоять боевого ножа с фрактальной заточкой. Нож космодесантника по своей схеме мало изменился с самых ранних дней Империума, мономолекулярные режущие кромки орудия выполненного по шаблонам Солнечной системы, были так же знакомы Рафену, как и первому Адептус Астертес десять тысяч лет тому назад. Даже не смотря на преклонный возраст, он не растерял своей смертоносности.
Рафен неистово ударил, загоняя лезвие меж ребер его брата. Нож без труда вспорол гладкую, матовую кожу и попал в разлагающуюся рану, нанесенную Аркио на площади. Он воткнул клинок в извивающийся личинками порез по самую стальную рукоятку.
С побагровевших губ Аркио сорвался крик полный боли, который рассек небеса вокруг них своей мощью. Внезапно он перестал ощущать бьющиеся крылья Аркио, которые держали пару в воздухе, а только дрожащие, умирающие толчки прыжкового ранца. Серо-белые крылья дернулись и свернулись, когда пальцы Аркио вонзились в броню Рафена, соскальзывая с мокрого от дождя керамита.
Сверкнувшая молния оставила на сетчатке Рафена стробирующую картинку, замершее мгновение оттенков белого, оранжевого и пурпурного. Он видел агонию на лице Аркио, с которой он никогда не сталкивался ни на одном поле боя и слово, единственное слово, сорвавшееся с губ.