Страница 68 из 268
– Не должны бы… - пробормотал Митро. - Илья мне обещал…
– Ну, так где он, твой Илья?! - взорвался хоревод, и Митро на всякий случай переместился поближе к двери. - И сестрица его где? Купцы в ресторане уже голоса посрывали, Смоляковых требуют! Кто "Глаза бездонные" петь будет? Паршивец, ну пусть явится только! Сколько раз тебе говорить – доглядай за ними, доглядай!
Митро сердито сверкал узкими глазами, ерошил пальцами и без того взлохмаченные волосы, молчал. Если бы Яков Васильев не был так сердит, он заметил бы, что племянник украдкой поглядывает на молодых цыган, сидящих возле двери, и те отвечают ему такими же встревоженными взглядами. Но хоревод ожесточённо мерил шагами комнату, хмурился, тёр пальцами подбородок и, думая о своём, ничего не замечал.
Марья Васильевна оказалась права: через час гроза унеслась за Москвуреку, и над городом опрокинулось чистое небо, подсвеченное на западе розовым закатом. За Таганкой ещё погромыхивало, мокрые ветви сирени роняли в палисадник капли, вся Живодёрка блестела лужами, но дождя больше не было. Пора было идти в ресторан на работу. Митро, стоя у рояля, уже настраивал гитару.
– Не мучайся, всё равно по дороге от сырости спустят. - посоветовал Яков Васильев. - В ресторане настроишься. Эй, Маша! Ну, где там Настя, добудиться, что ли, не можете? Так я пожарников из части в помощь вызову! Та-а-ак… Ну, что ещё?
Последние слова хоревода относились к Стешке, которая спускалась по лестнице, ведущей с верхнего этажа. Спускалась Стешка неохотно, цепляя ногу за ногу, и на её физиономии было выражение крайнего замешательства.
– Ну, что? Где Настя? - нетерпеливо спросил Яков Васильев, подходя к лестнице. Стешка прижалась спиной к стене, зажмурилась и выпалила:
– Нету!!!
В комнате разом стихли разговоры. Все головы повернулись к бледной Стешке. Яков Васильев одним прыжком оказался рядом с племянницей.
Стешка приоткрыла один глаз, тут же зажмурилась снова и пропищала:
– Нету Настьки… Только постеля разобрана, а её самой… Яков Васильев сел, как подкошенный, на ступеньки и сделал то, чего не видел ещё ни один хоровой цыган: схватился за сердце. Хриплым шёпотом сказал:
– Свят-господи, так и знал… - и тут же рявкнул, - Кто её последним видал?!
Митро! Маша! Стешка! Говорите, собачьи дети, чертей вам под хвосты!!!
Тишина - и взрыв голосов. Испуганные цыгане орали во всё горло, колотя себя в грудь и божась, что не видели Насти со вчерашнего дня. Стешка ревела благим матом. Марья Васильевна помчалась наверх - проверять, на месте ли Настины вещи. За ней ринулись цыганки. В общей суматохе не принимал участия только Митро, который стоял у дверей со скрещенными на груди руками и о чём-то напряжённо думал. Он даже не сразу почувствовал, что его дёргают за рукав. Но дёргающий не успокаивался, и, наконец, Митро вздрогнул, повернулся и сумрачно спросил:
– Чего тебе, Кузьма?
– Выйдем, Трофимыч… Разговор есть…
– Какой разговор, очумел? Не видишь, что творится?!
– Так и я о том! Идём, Трофимыч, пока не приметил кто… Митро ещё раз окинул взглядом комнату, но цыгане были слишком захвачены происходящим и не заметили, как двое из них украдкой покинули Большой дом.
На улице Митро взял Кузьму за плечо.
– Ну, говори. Увижу, что врёшь, - уши оборву!
– Очень надо! - обиделся Кузьма. - И не держи так, больно… Тут вот что, Трофимыч. Настьку я видал.
– Когда видал? -тихо спросил Митро. - С кем? Где?
– Да нигде! И ни с кем… Два часа назад ко мне влетела. - Кузьма кивнул на дом через дорогу. - Прямо из дома, вижу, прибежала, в платье своём чёрном, без шляпы даже. И давай выспрашивать - где да где Смоляко…
– Смоляко? - ещё тише переспросил Митро. - Илья?!
– Да Илья же!
– И что ты ей, каторжная морда, сказал?! - Митро снова с силой сжал плечо цыганёнка, но тот сердито вырвался:
– А что ты на меня-то?! Она, промежду прочим, реветь начала белугой!
В голос, как по-мёртвому! Кричала, что ежели я ей не скажу, она под пролётку бросится! И бросилась бы! Настьки ты, что ли, не знаешь?
– Так ты ей сказал!!! - загремел Митро на всю улицу.
– Ну, сказал… - буркнул Кузьма. - А куда деваться было? Она еле дослушала, за дверь кинулась, на извозчика вскочила, - и только и видели…
– Да что ж ты, нечисть, сразу-то ко мне не пришёл?! Господи, где ремень, я сейчас этого паршивца… - Митро в самом деле схватился за пояс, и Кузьма мгновенно, как уличный кот, вскарабкался на огромную ветлу у забора. Свесившись из развилки, пояснил:
– Вот потому и не пришёл. Шкура, небось, не купленная, а я ничем не виноватый…
– Тьфу, сатана… Ну, спустись только, не обрадуешься! - последние слова Митро крикнул, уже скрываясь за поворотом на Большую Садовую, где стояли в ожидании седоков несколько извозчиков. Кузьма, подождав на всякий случай немного, осторожно слез с ветлы, одёрнул рубаху, посмотрел по сторонам и побежал обратно в Большой дом, откуда уже на всю Живодёрку разносились вопли и проклятия.
Извозчик оказался человеком сговорчивым и за двугривенный повёз Митро через всю Москву в Таганку. Богатые, большие особняки Тверской, расписные дома замоскворецких купцов сменились понемногу низенькими одноэтажными домиками за покосившимися заборами, немощёные улочки утопали в грязи, мокрая листва звонко роняла в лужи капли недавнего дождя. Небо уже темнело, и Митро подумал, что обратно, к выходу в ресторан он никак не успеет.
– Станови здесь. - сквозь зубы приказал он извозчику, когда они свернули в тесный тёмный проулок, сплошь заросший яблонями и липами. - Да смотри дождись меня!
– Не бойсь, Трофимыч… - пробасил извозчик. И тут же залюбопытствовал, – А что у вас за баталья сегодня приключилась? Ажно на Садовой слыхать было, как Яков Васильич разорялися… Опять, что ль, кто из теноров запил?
Митро только отмахнулся и, широко шагая, пошёл прямо по лужам к дому.
Войдя во двор, он споткнулся о лежащую в грязи подкову, выругавшись, отшвырнул её сапогом, поднял голову - и остановился, встретившись глазами со стоящей на крыльце дома Варькой.
– Девочка?.. Фу-у, слава богу, здесь ещё… Где Илья?
Варька не ответила.
– Как башка у Ильи, зажила? - Митро поднялся на крыльцо, встал рядом с Варькой. - Говорил я, что ничего ему не будет. У конокрадов головы крепкие, лупи их хоть колокольней - нипочём… Да где он? Дрыхнет до сих пор?
Варька, ты чего ревёшь?!
Митро резко поднял за подбородок Варькину голову. Та немедленно отбросила его руку, но уже не могла скрыть бегущих по лицу слёз. Митро, нахмурившись, ждал, пока Варька вытрет глаза рукавом, высморкается в край передника и переведёт дух. Затем, глядя в сторону, глухо сказал:
– Ладно… знаю я. Настька к нему прибежала? Это правда?
Варька молча кивнула.
– Ты знала?
– Нет.
– Не ври! - повысил голос Митро. Варька ответила не поднимая глаз:
– Не приучена, Дмитрий Трофимыч. Не кричи на меня.
– Прости, девочка. - Митро невольно смутился. - Не хотел. Но… как же это так? И ты не знала, и я не знал… и никто?! Ну, что Илья от Настьки ошалел, это, конечно, вся улица видела. Но она-то, она!.. Когда только сговориться успели?! Да любила она его, что ли?! Ведь…
– Любила, Дмитрий Трофимыч. - вполголоса сказала Варька, и Митро умолк на полуслове. - Ещё как любила. А что не знал никто - так и слава богу.
Настька гордая… Они с Ильёй ещё зимой сговорились, только не сладилось.
– Не сладилось? - машинально переспросил Митро. Варька кивнула, прислонилась спиной к сырому от дождя косяку двери.
– Ты лучше сядь, Дмитрий Трофимыч, говорить мне долго… Митро выслушал рассказ Варьки молча, не меняясь в лице, глядя на садящееся за заставу солнце. Когда последний красный луч, прорезав листву, погас и вокруг сгустились сумерки, Варька закончила:
– … и они вдвоём в табор за заставу ушли.
– Так, может… - Митро, не договорив, вскочил. Варька спокойно потянула его за руку.