Страница 154 из 268
– Понравилось?
– Лучше тебя плясуний не видел.
Она счастливо рассмеялась, прижавшись к нему. Солнечный луч запрыгал по её лицу. Илья потянулся к ней. Маргитка, не открывая глаз, подалась навстречу, сама поцеловала его раз, другой, третий. Илья погладил её волосы, украдкой вздохнул, и Маргитка тут же открыла глаза.
– Что ты? Что не так?
– Всё хорошо, - отговорился он.
Что толку было ей объяснять? Самому думать нужно было, старому чёрту, а теперь чего ж… Ну кто бы мог подумать, что он, Илья Смоляко, вляпается в такое дело на старости лет? Расскажи кому в таборе - не поверят.
– Илья…
– Что?
– Люблю я тебя.
– Я знаю, чяёри. - Он не открывал глаз, чувствуя себя неловко.
– Ничего ты не знаешь! - Маргитка отстранилась от него. - И не понимаешь ничего! Я теперь, наверное, не скоро сюда опять приду. Это ты целый день шляешься где хочешь, а меня кто пустит? Сегодня вот удрала, а потом? Хоть ложись да помирай совсем.
– А к Сеньке Паровозу на Сухаревку кто бегал?
– И не надоело вспоминать? - кисло сморщилась Маргитка. - Надо же было от него, шаромыжника, отвязываться как-то.
– Он же с тобой не спал.
– Не спал, но собирался! Уже обещал за меня в хор тридцать тысяч отдавать! Обещал: подожди, богатого купца сработаю, уплачу за тебя, и поедем в город Адессу…
– Не захочешь - не поедешь. Кто тебя против воли отправит?
Маргитка нахмурилась, ничего не сказала. Минуту спустя сердито сказала:
– Кабы ты меня любил хоть на пятак, то взял бы меня в охапку, и уехали бы мы с тобой. Ты же таборный. Должен знать, как такие дела делаются.
Илья смутился.
– И что с того, что таборный?.. Думаешь, в таборах все лихие такие, как тебе надо?
– Ни черта мне от вас не надо! - огрызнулась Маргитка. И тут же вздохнула: - Ладно, леший с тобой. Думаешь, я не понимаю? У тебя семья. Мы цыгане, слава богу… Правда, Настька твоя… тьфу!
– Маргитка…
– А что "Маргитка"? Я, конечно, знаю, она красавицей была, по портрету видно. Но сейчас-то… Ведь задавиться легче! Как ты с ней в постель ложишься, морэ?
– Девочка!
– Страшнее смертного греха, побей бог! - Маргитка недобро усмехнулась. - Ты, Илья, мне только шепни, я из неё мигом слепую сделаю!
– Убью! - взорвался Илья, и Маргитка отпрянула, сообразив, что он не шутит.
Не удержавшись на краю плиты, она с писком повалилась в лопухи. Через минуту из-за мясистого листа выглянул перепуганный зелёный глаз:
– Илья, ты рехнулся?
– Прости, девочка, - с трудом выговорил он. - Не хотел.
Маргитка осторожно улыбнулась. Снова села на плиту, оправила юбку, хмыкнула - и вдруг рассмеялась в полный голос. Илья озадаченно смотрел на неё.
– Ой, Илья, а когда ты бесишься, я тебя ещё больше люблю! У тебя глаза, как у сатаны, синим огнём сверкают! Я в тиятре на Пасху видела Мифистофиля - точно ты, хоть портрет сымай! Правда, у того ещё искры из глаз сыпались…
– Скажешь тоже… - проворчал он, радуясь в душе, что разговор ушёл от Насти. Маргитка, смеясь, взяла его за руку - и вдруг, повернув голову, прислушалась.
– Отзвонили! Пойдём.
Илья не успел даже спросить - куда, а она уже вскочила и потащила его по едва заметной стёжке мимо крестов и оград.
Задняя стена кладбища выходила к оврагу. Здесь было совсем дикое место, кирпичная кладка была сплошь завита повиликой и душистым табаком, мох покрывал старые камни до самого верха, внизу буйно разрасталась лебеда и полынь. Лопухи были просто угрожающих размеров; под ними, не шевеля листьев, свободно шмыгали одичавшие коты. Вверху сходились ветвями столетние липы, солнце ни единым лучом не могло пробиться сквозь густую листву, и под липами царил сонный зелёный полумрак. Маргитка уверенно пробиралась сквозь эти дебри, таща за собой Илью. Тот шёл, удивляясь про себя, как до сих пор не пропала тропинка, которую он без Маргитки и не заметил бы.
– Да стой… Подожди ты… Куда ты меня тащишь, девочка?
– Пришли.
Маргитка остановилась, и Илья увидел прилепившуюся к кладбищенской стене избушку. Почерневшее, скособочившееся строеньице, казалось, вот-вот завалится набок, крыша её вся заросла травой, и даже две тоненькие берёзки раскачивались над старым тёсом.
– Здесь живёт колдун, - строго сказала Маргитка. Искоса взглянула на Илью - не смеётся ли? - и закричала:
– Никодим! Дома аль нет? Выходи!
– Иду-у-у! - отозвалось откуда-то с кладбища.
Илья, вздрогнув, повернулся на голос. Ему стало жутковато. Заросли крапивы и лебеды закачались, послышались шаги, и из сорняковых джунглей вынырнул сгорбленный старик с мощными плечами, чуть не разрывающими старую холстинную рубаху, с широкой нечёсаной бородой и обширной плешью.
– Чего верешшишь, как на пожаре, сикильдявка? - густым и хриплым басом осведомился он. - Всех покойников мне всполошишь. Покойник - он шум не обожает.
– Ничего твоим мертвецам не будет, - весело сказала Маргитка. - Я от Паровоза. Помнишь такого?
– Забудешь его… - Старик смотрел на Маргитку сощуренными слезящимися глазами, а стоящего рядом Илью, казалось, не замечал. - Чего Семёну надо-то?
Маргитка подошла к старику, поднялась на цыпочки, что-то торопливо заговорила, показывая на избушку. Илья наблюдал за ней с нарастающим недовольством, уже начиная понимать, в чём дело. Когда же дед молча кивнул и Маргитка полезла в рукав, Илья поспешно шагнул к ним. Не хватало ещё, чтобы за него платила девка!
– Получи, дед.
Никодим поднял голову. Поблёкшие глаза недоверчиво посмотрели на Илью:
– Ты-то что за молодец? Цыган, что ли?
– А она, думаешь, кто? - пробурчал Илья.
– Не знаю, - пожал старик могучими плечами. - Я, мил человек, ничего не знаю, ничего не ведаю и при живых глазах слепым хожу. Потому до девяноста годков и дожил. Хошь - плати сам, мне без вниманья. Благодарны премного, господа цыгане, за ваше неоставление…
Последняя фраза прозвучала с явной насмешкой, но Илья промолчал.
Молча проследил за тем, как Никодим прячет деньги за голенище сапога, подхватывает с травы свой заступ и бесшумно, как бродячий кот, исчезает в крапивных зарослях, и лишь после этого повернулся к Маргитке:
– Он кто?
– Говорю - колдун… Да сторож, сторож он при кладбище.
– А ты его откуда знаешь? И Паровоз тут при чём? - Маргитка молча улыбнулась, и Илья повысил голос: - Отвечай, раз спрашиваю! Была ты с ним здесь?
– А ты на меня не ори, серебряный мой, - спокойно сказала она. - Я тебе не жена - забыл? И не спрашивай ни о чём. От лишнего спроса голова болит.
Пойдём-ка лучше.
Маргитка выпустила руку Ильи и, наклонившись, быстро вошла в низенькую, держащуюся на одной петле дверь избушки. Ему оставалось только последовать за ней.
Внутри оказалось неожиданно чисто и даже просторно, словно стены старой избёнки раздвинулись, впуская гостей. Стоя на пороге, Илья осматривал проконопаченные стены, мрачного Спаса в углу, лубочные картинки возле окна, широкие нары, покрытые лоскутным одеялом, стол с потёртой скатёркой, ухваты и кочерги у белёной печи. За печью валялись какие-то узлы. Илья подошёл было посмотреть, но Маргитка поспешно оттащила его от них:
– Нет, ты туда не заглядывай, это лихими людьми положено.
– Краденым, что ли, Никодим твой торгует?
– А шут его ведает… - Маргитка, стоя к нему спиной, взбивала подушки на нарах. - Я не спрашиваю, здоровее буду. Мне, может, тоже хочется до девяноста годов дожить… Нет, вру, не хочется! На кого я тогда похожа буду?
Илья слушал и не слышал её болтовни. Стоя у порога, глядел на то, как Маргитка, управившись с постелью и откинув угол лоскутного одеяла, садится на край нар, закидывает руки за шею, расстёгивая крючки платья, как стягивает его через голову, как, ворча, распутывает застрявшие в крючках пряди.
Оставшись в рубашке и обеими руками встряхивая волосы, она посмотрела на Илью. Тихо сказала: