Страница 38 из 80
Упрямая до идиотизма. Подбородок вздернула. Что она там высмотрела во мне, неужели то, что я вытащил ее из того сарая произвело такое впечатление? Нет, девочка, зря думаешь, что мы с тобой вдвоем сможем побороть злого гения эрудитской сучки. Да еще она говорила… Что мой отец придумал долгую симуляцию… Если отец придумал, то нет от нее спасения.
«Я уже прошел точку не возврата. У меня теперь только один путь».
Эшли
Ааа, ну салют, надменная ухмылочка и презрительный взгляд. Что, лидер, сдался? Никогда не поверю! У каждого есть плохая сторона, дьявол, сидящий внутри человека, и первый шаг на пути к тому, чтобы полюбить кого-то — осознание того, что такой же дьявол есть и в нас самих. Ты делал такие вещи, после которых впору было пойти и удавится, а я сижу и рассуждаю, как мы с тобой будем мочить наших лидеров. Я медленно втягиваю в себя воздух, пытаясь собрать остатки самообладания. Он должен бороться. Он нужен мне. От него многое зависит, после того, что он натворил и через что, потом прошел, ему все по силам.
«Какого хрена, Эрик, пусть бы даже весь мир против тебя, не смей сдаваться!»
Эрик
«В одиночку у меня нет шансов. Я никому не доверяю, мне никто не доверяет…»
Эшли
«Ну спасибо, дорогой, а меня ты уже не рассматриваешь? Какого хрена звал тогда?»
Эрик
«Тебя... А как же то, что я хотел тебя убить? И не факт, что не захочу и впредь!»
Эшли
«Все равно у нас не так много вариантов. У меня их так вообще нет».
Эрик
«Нам придется быть против всех вдвоем. Ты готова к такому?»
Эшли
«Пффф, впервой что ли? За время инициации я успела и не к такому привыкнуть».
Эрик
«Но ведь ты боишься меня».
Эшли
«Ты меня сильно разочаровал, но не более. И Ворона я тебе никогда не прощу, а в остальном… Эрик, я с тобой. А там уж как кривая выведет».
— Приехали. Смотри, — нарушил наш молчаливый диалог Эрик, поднявшись на ноги, направляясь в кабину машиниста.
Поезд начал замедляться, а я бросилась отодвигать дверь. Ветер ударяет в лицо, заставив захлебнуться кислой вонью старого пожарища и чего-то еще. Сразу не объяснить. А потом перед взором вырастают покосившиеся и закопченные остовы каменных стен. Я замираю. Эрик молчит. Из груди рвется тихий стон, словно смертельно раненный зверек, по спине волнами пробегает противная дрожь, и я закрываю ладонью рот. Слезы подступают к глазам, если меня сейчас прорвет… Обгорелые останки, развалины, перекореженная груда блоков и бетона, черные, обугленные, обожженные языками безжалостного пламени, полуобвалившаяся, зияющая выбитыми оконцами ранее стеклянная крыша — вот и все, что осталось от штаб-квартиры. От моего дома, который уничтожили. Ведь другого у меня и нет… Проклятье! Под ребра протискивается мрачная безысходность. Ничего тут и никого не осталось… Вокруг царит запустение и хаос. Бесстрашные безнадежно рассыпаны по городу, разобщены. Нет больше никакого Бесстрашия… но оно часть меня, часть моей жизни.
— Чем же они так… взрывчаткой? — сипло роняю я, душа просто в комочек свернулась. Эрик напряженно разглядывает закопченые остовы стен, гоняя желваки по скулам. Злится. — На месте Ямы — одно крошево и обломки камней, как и на месте Отречения. Они уничтожили две фракции…
— Ты еще не знаешь, — начал мужчина, пристально глянув на меня так, словно я возьму сейчас и грохнусь навзничь. И выдохнул, — три фракции. Дружелюбие сровняли с землей, раскатав драгстерами в поисках бесстрашных.
— Что? — Воздух с присвистом ушел из легких… дышать, глубже дышать. Еще глубокий вдох. — Нет… — а сердце болезненно защемило, и в глазах поплыло яркими, ослепляющими обрывками, среди которых мелькают знакомые лица друзей, родных и близких, для которых меня, наверное, больше не существует. Обрывки из моих надежд и счастливой жизни, которые отняли. Обрывки из прошлого, собранного и окутавшего в одно долгожданное полотно безумия, которое накрывает меня с головы до ног, словно пытаясь отгородить и защитить от всего, что произошло.
А потом обрывки, вновь исчезают, превращаясь в руины, испещренные золой и пеплом… Я смотрю на них, и будто кожу жжет, что пришлось зубы стиснуть от отчаянной злости на весь тот полнейший крах, что творится в моей жизни. Они забрали у меня все, без остатка. И это жестокая явь! А что будет дальше? Только вечное бегство, страх и отчаяние. Никакого будущего. Неужели для нас и впрямь нет больше надежды?
Грохот выстрелов, режущих своеобразный от пожарища воздух, прозвучал настолько внезапно, что я просто не успела ничего понять и увидеть, кроме огромной фигуры, схватившей меня в охапку, укрывая от пуль, врезающихся в борт вагона. Черт, снова встряли! Эрик, затолкав меня за свою спину, налегает на дверь, закрывая ее. А на меня наваливается просто невозможная усталость, хочется упасть. И глаза закрыть. И чтоб не трогал никто пару дней. Мышцы начинает противно колотить дрожью.
— Эрик, кто это был, ты видел?
— Вольники, — взрыкнул мужчина, оттаскивая меня к противоположной стене вагона, подальше от окон. Крошка стекла рассыпается брызгами по полу, пули поганят обшивку, вгрызаясь в нутро состава. — Я же говорил, что они вокруг штаб-квартиры ошиваются. Мы слишком привлекли внимание, надо уходить из города. Тебя нигде не задело?
— Нет, — я морщусь от вспыхнувшей боли в подвернутой ноге, сползая на пол и охая. В глазах у меня на мгновение темнеет. — Похоже, спасать меня, опять входит в твою привычку!
— По-моему, не самый плохой вариант. Или ты против? — прищурился он, а сквозь сжатую линию губ, вдруг, дрогнула скупая улыбка. Не ухмылка, пестрящая презрением, окатывающая меня почти все время нашего знакомства, а очень-очень знакомая улыбка, почти настоящая, которой я уже давно не видела.
Какого это, уживаться с двумя борющимися сущностями в одной оболочке: светлой — человеческой, и тёмной, как полуночный сумрак, захватывающий изнутри? Сможет ли он, в самом деле сдерживать себя, не знаю, но хочется надеяться. А что мне еще остается-то… я и верю, и не верю, но стараюсь понять и принять его даже таким. Ведь еще не поздно, раз Эрик осознает в себе ту грань, за которой живет монстр. Он чувствует, ощущает… В конце концов, он не виноват, что оказался под влиянием эксперимента.
Это скверная идея. Даже больше, чем скверная! Самое главное, дайте мне оптимизма и вторую нервную систему, пожалуйста. С Эриком мне, несомненно, опасно, но он, не знаю даже, наверное, свой, а своих бросать нельзя. Хм… свой… Этот человек теперь мой, а я — его? Забавно. И как скоро мы переубиваем друг друга? В Эрудицию мне нельзя, но нужно найти способ связаться с Дином, хотя бы дать знак, что я жива. Если с моей кровью, и правда, что-то не так, хоть это и полнейшая чушь, то Дин сможет взять ее на анализ и проверить. Вот только, я идиотка, проболталась о брате Сэму, и за ним наверняка приглядывают. А больше никому я не нужна! Искать бесстрашных я не стану, тем более, я для них предатель и слушать меня они, стало быть, не захотят. Тьфу, придурки, какого хрена они сидят на жопах и ничего не делают, а? Почему не объединятся против Сэма, чего ждут? Многое из того, что наворотили наши лидеры, можно было попробовать предотвратить. Теперь поздно.
Эрик исчезает в кабине управления, пули все еще чмокают в стальной корпус, а потом состав набирает скорость и уносится вдаль от угадываемого большого пролома с неровными краями разрушенных, из-за подрыва, рельс, ведущих в депо Бесстрашия, и меня захлестывают обжигающие до физической боли, смешавшиеся воедино, ужас, гнев, непонимание, ненависть… Но самое отчетливое — это приторное желание мести, держащее на плаву, заставляющее еще дышать, двигаться, жить. Бороться. Мы же еще живые. Мы сильные. Мы бесстрашные! И не отдадим им больше ничего. Никогда. Это невыносимо-ядовитое чувства, рвущегося наружу при мысли о том, что они посмели все отобрать. Все разрушить. Ненавижу!
Вернувшись, мужчина пристраивается возле выбитого окна, закуривает, хмуро приглядывая за обстановкой, пока я ковыряю грязный бинт на ладони. Твою ж мать, как бы заразу не подцепить теперь, и нога разболелась, просто чертовски! Бл*дь, калека. Да к черту это всё душе*бство!