Страница 37 из 80
— Вот сука… — Я отвернулась, чтобы не показывать ему так уж явно свои переживания. Вдруг его это раздражает и он опять примется орать и палить во все стороны. Мда, влипла я по самые помидоры… Но разве у меня бывает по-другому? — И что теперь? Ты все время будешь желать моей смерти?
— Я не знаю. Джанин что-то говорила о том, что этот эксперимент вроде бы провалился, что я стал отторгать программу, но… Как видишь, что-то происходит, я не всегда могу контролировать вспышки гнева. Мне кажется, будто во мне живет монстр, жаждущий крови. И я не всегда могу его сдерживать. Я понимаю, что все это звучит как бред, но... — он пожимает плечами, делая вид, что ему все равно, но я-то вижу… Или мне хочется видеть? Ведь он объясняет мне все это, мог бы просто рявкнуть свое любимое «Заткнись!» и ничего не объяснять. Значит, для него это важно. Может быть еще не все потеряно?
Шесть лет, значит. Шесть лет он находится под моделированием, видимо и все эти провалы в памяти из той же оперы… Бл*, у меня сейчас мозги поплавятся, как же в этом разобраться, по полочкам разложить. Мысли путались, я попыталась зацепиться хоть за одну… Однако, уже поздно, раскаленная игла сочувствия воткнулась в сердце по самое ушко. В животе похолодело от ужаса, как будто вот-вот он выплеснется наружу, и этот взгляд, в котором было отчаяние… Шесть лет он борется сам с собой… Тут любой станет психом, самым настоящим… Они совсем его перекалечили. Сволочи. Паскудные вершители судеб.
— Зачем Джанин все это надо было? Делать тебя… вот таким? Какой ей резон?
— Да резон-то как раз не трудно понять, все то же — сделать себе армию послушных биороботов, которых можно напустить на любого и они с радостью пойдут убивать. У нее такие идеи были столько, сколько я ее помню. Одно время она хотела дивергентов сделать такими, но поняла, что ничего у нее с ними не выйдет. Потом... появилась эта сыворотка, симуляционная, та, через которую проходят наши пейзажи. И видимо примерно тогда и вот эта вся срань появилась, моделирование. Вырастить целое поколение бесстрашных, которые по одному щелчку пойдут убивать, это ж мечта всей жизни этой еб*ной суки!
Я его слушаю, и не могу поверить. Вместе с тем это все объясняет. Если эта уродская баба действительно придумала эту срань… и стала бы вводить ее детям Бесстрашия, чтобы когда они вырастут, они уже были вот такими… убийцами, без совести, без сожаления, злые, агрессивные… Покалеченные… Да эту ублюдочную стерву убить мало, вашу ж мать!
— Я хотел ее убить. — словно прочитав мои мысли, говорит Эрик. — Но Сэм опередил меня. — ну то, что хотел убить не новость, то, что ее убили, я уж поняла из разговоров изгоев, ряженных в форму Бесстрашия, уродов. А вот то, что это Сэм…
— Ты думаешь это Сэм убил ее?
— Конечно, больше некому. Когда я уходил с крыши, Джанин была жива. А Ворон нет.
— Ворона жалко, — слезы потекли сами собой, да уже и скрывать их не получается. Ворон, такой… лохматый… и такой хороший, друг! — Что ты дальше хочешь делать? — спрашиваю, лишь бы чем-нибудь забить эфир, только бы не разныться окончательно. Не ощущать себя полностью бессильной, слабой, сжимая от отчаяния кулаки, врезаясь ногтями в кожу, и осознавать, что ничем, абсолютно ничем, не можешь ни помочь, ни изменить. «Эрик, Эрик, что же ты наделал! Я видела, каким ты можешь быть. То, что сделала эта сука эрудитская, ужасно, но ты можешь избавиться от этого! Можешь, я знаю! Вижу! Чувствую!»
Эрик
— Что ты дальше хочешь делать? — спрашивает она меня сквозь слезы, а я уже начинаю жалеть, что заговорил с ней об этом. Она смотрит на меня с таким отчаянием, будто спрашивает, как же так вышло… Как вышло, бл*дь! Так же, как и вошло, твою мать! Через Джанин…
— Убить Сэма. И Ричарда. Попытаться прекратить то, что они заварили, вернуть ту жизнь, которую они у нас отняли. Я не мог помешать им на момент моделирования, но я мог перехватить управление. Однако, они меня переиграли, особенно Сэм. Я был лидером на побегушках и меня это не устраивало. Я хотел настоящего лидерства и у меня все получилось бы, если бы у Сэма не было бы его «Вольников». Он всех насадил на кукан и теперь остается только пытаться вернуть все как было. Вместе с тем, если я появлюсь открыто, участь мою решат быстрее чем я успею моргнуть.
Я знаю и отдаю себе отчет в том, что после того, как я бегал за ней с пушкой, между нами нет и не может быть никакого доверия. Но я вижу, что мои слова ей по душе, хоть она этого и не показывает. Благодаря мне, она теперь тоже предатель и у нее нет особого выбора, кроме как объединиться со мной. Девица пристально вглядывается в меня, будто хочет разглядеть то, чего давно уже нет.
«Нет, ничего уже теперь нельзя сделать. Я такой, таким и сдохну».
Эшли
До боли, до рези в глазах я всматриваюсь в него. Конечно, сейчас это совсем не тот монстр, который гонялся за мной по бункеру. Но и не тот Эрик, что вытащил меня из реки и трогал подушечками пальцев мои синяки. Взгляд его более человечный, в нем отражается некая… обреченность. Если все так, как он говорит, то он не может не понимать, насколько ужасно наше положение. Из которого нет выхода. Мы, даже если объединимся, должны будем выступить против целой армии…
На ребят надежды нет, после того, как Эрик убил Ворона, они его не примут, можно даже не рассчитывать на это. Только такая чокнутая, как я, может после всего вот так просто сидеть тут с ним, в вагоне и вспоминать поцелуи… И строить планы по убийству лидеров своей же фракции… пусть даже они этого и заслуживают! Хотя… кто я такая, чтобы приговаривать, но… так ведь нельзя жить! Нельзя вырвать человека из привычной ему жизни, навязав свое видение устоев… Ведь можно было спросить, или решить все это переговорами! Но не убивать целую фракцию, для перехвата власти! Нет, Эрик, как это и не странно признавать, прав. Но план у него, конечно…
— Дерьмовый план, — сообщаю ему, с вызовом. Если сейчас примется орать и выбросит из вагона, да туда мне и дорога. На каждом новом вдохе казалось, что сердце вот-вот разорвется, не выдержав напряжения, но что-то не давало покоя, словно подтачивало меня изнутри. Да, давай, Крошечка, доверься ироду и психопату, сама прекрасно знаешь, чем все это кончится, да ведь других-то вариантов как-то не до х*я… Эрик нахмурился, прищуренные глаза блеснули давно забытой холодной сталью. Слава богу, нет этих опасных безумных всполохов…
— У тебя есть получше? — спрашивает меня он, чуть наклонив голову. Чувства и эмоции, так тщательно утрамбованные и затоптанные в глубину души, снова пролезают сквозь намертво стиснутое сознание. Не могу, не могу я на него смотреть такого… Призрачно спокойного, уверенного, что все получится, вместе с тем от него так и прет силой. Мощью. Налет безумия все еще есть, но… Видно, что он изменился… Что его изменило?
Когда он бегал за мной по бункеру, мне показалось все, это конец. Финиш, дальше ничего никогда не будет. Но даже тогда, ясно было, что он борется, иначе бы убил. И теперь, если он сказал правду, понятно, что он боролся с программой, с самим собой… Поборол ли он того безумца? Зверя, жаждущего крови?
«Я знаю, вижу, что не все потеряно! Нельзя сдаваться! Ты же лидер, тебе как никому это известно!»
Эрик
— Надо все тщательно обдумать, — говорит она мне, а ее взгляд выжигает дыры во мне. Она ощупывает меня, будто рентгеном, пытаясь выискать остатки человека в той черноте, которую кто-то когда-то назвал душой. Нет, со мной все понятно, меня уже не спасти. Но сдаваться не в принципах Бесстрашия. Мне всегда было на всех плевать, да только…
«Уже поздно. Человека во мне не спасти, остался только зверь».
Эшли
Он качает головой, слегка прикрывая глаза ресницами. Ясно, он сам не верит в то, что он может побороть моделирование. А я верю? Я надеюсь. Пока есть надежда, вера приложится. Вот только…очень страшно. Но ему об этом знать не обязательно.
«Я верю, что ты справишься. Мои глаза и чувства меня не обманывают».
Эрик