Дэйви

Караульный у ворот крикнул:

— Я вижу его тень через щели!

Сэм сказал:

— Джексон, ты… допустим, ты пойдешь и скажешь этим людям, чтобы они оставались внутри.

Я неуверенно двинулся было к двери гостиницы, когда отец Делюн хладнокровно прошел мимо нас к воротам. Мне пришлось остановиться, оглянуться и узнать, что же намеревался делать священник. Он стоял прямо напротив бревен и молился, его руки распростерлись, словно он хотел защитить все село своим коренастым старым телом, и его голос мелодично звенел на жаркой улице. Ветерок, ясно доносивший до меня слова, также донес и запах тигра. «Поэтому, если ты слуга сатаны, либо антихрист, или ведьма, или чародей в зверином облике, мы заклинаем тебя уйти во имя Авраама, святой девы Матери Кары, во имя святого Андрея Западного, покровителя этого села, во имя всех святых и сил, которые обитают при дневном свете, уходи, уходи прочь! Но если ты слуга Бога, если послан взыскать искупление с одного из нас, неизвестного, тогда даруй нам знак, слуга Бога, чтобы мы распознали грешника. Или, если наказание должно свершиться, приди к нам, слуга Бога, и его воля исполнится! Аминь!»

Голос Йена Вайгоу прервал молитву:

— Он уходит прочь!.. может быть. — Его указующая рука следовала за движением тигра, который, очевидно, отошел от частокола и попал в поле зрения Йена. — Отошел на дорогу. Отец! Это самец, старый самец.

— Уходи! Во имя Авраама, уходи прочь!

— У него слева темное пятно, Отец, похожий на того, который напал на Хэннэбэг в прошлом году… Просто стоит там.

Потом — поручение оказалось мне не по силам — Джед вышел из гостиницы, и отец Фэй с ним, и, хотя я что-то пробормотал, ни один, казалось, не заметил меня. Вайлит стояла позади, у входа, уставившись на Джеда, а паломники в белых одеждах образовали за ней подвижное облако. Тогда отец Фэй отчетливо произнес:

— Нет, сын мой, я не могу согласиться, не могу благословить на такое дело, и ты не должен вмешиваться в деятельность моей паствы, которая обязана молиться. — Потом все паломники — Джерри и его отец и мать, и белолицая девушка, и пожилые люди вышли на улицу, и, прежде чем я смог задержать их, прошли бы сквозь меня, не отступи я в сторону.

— Отец, — сказал Джед, — если не хочешь ты, я должен попросить другого слугу Бога. — И он подошел к воротам, к отцу Делюну, проходя мимо Сэма, будто не замечая его.

Вайлит крикнула мне:

— Дэйви, он совсем не слушает, что я говорю. Не позволяй ему сделать это, Дэйви! — Что сделать? — я не понял. У меня было впечатление, словно мы все двигались в тумане, никто не слышал других — если бы малыш Джерри, вон там, в своей белой одежде, прекратил смутно улыбаться и сказал мне что-то, я, наверно, увидел бы только его открытый рот и не услышал бы ничего, кроме отраженного рева тигра и этого несуразного постукивания зубов.

Йен Вайгоу снова закричал вниз:

— Он уходит на запад. Не могу видеть — дом Кэйтона закрывает обзор. — Для того парня, там, вверху, на церковной колокольне, это был, вероятно, самый значительный день в его скучной жизни; вы могли бы услышать в его голосе веселье, как танцевальную музыку с другой стороны двери. Я недалеко ушел еще от детского воображения, чтобы не заметить зависть также и у Джерри, взглянувшем на колокольню.

Отец Делюн отошел от ворот, слушая Джеда. Несколько минут мы бесцельно толпились на улице — отец Делюн, Сэм, Джед, я и безымянный мужчина с улицы. Я не видел никого, кто был бы похож на настоящего охотника, не говоря уже о егере. Я свободно просматривал главную улицу на всю ширину до ее дальнего конца, где меньшие ворота были обращены к дикой местности. Дом егеря должен быть там, снаружи тех ворот.

Внезапно Джед упал на колени перед отцом Делюном.

— Так должно быть, Отец! Благослови меня выйти туда и навлечь его на себя, так чтобы спасти село и снять мое собственное бремя греха. Я никоим образом не испугаюсь, если смогу пойти с твоим благословением.

Сэм резко прервал его:

— Ты не больший грешник, чем любой другой, находящийся здесь.

Но отец Делюн остановил его морщинистой рукой, поднятой, чтобы попросить всех успокоиться и дать ему подумать.

— Это не годится, — сказал он. — Я никогда не слыхал о таком поступке, он неблагоразумный. В этом может быть греховная гордыня — мой дорогой сын, кто ты такой?

— Меня звать Джед Сивер, ужасно грешил всю мою жизнь, и кто скажет, что я не навлек тигра на село своими грехами. Отец, благослови меня выйти к нему. Я хочу умереть в надежде на прощение у трона Авраама.

— Нет, хотя… ну, мы все грешим, с момента рождения, но я не могу подумать, что ты такой, такой… — и отец Делюн посмотрел пытливо, обеспокоенно на Сэма, даже на меня, я думаю, желая получить что-то вроде поддержки от нас, но вряд ли осознавая, что мы могли дать и как просить нас об этом. — Грех, Джед Сивер, можно сказать, он сам написан на лице. Вы, незнакомцы, друзья этого человека?

— Это муж моей кузины, — сказал Сэм, — и добрая душа, самый лучший, Отец, но чрезмерно усердный. Его совесть…

— Ты не понимаешь, — сказал Джед. — Не обращайте на него внимания, Отец. Он не может видеть грех в моей душе. Зверь не уйдет, пока я не выйду. Я знаю об этом, я чувствую это.

— Ну, вот, — сказал отец Делюн, — может, он уже ушел и нет необходимости во всем этом.

— Где ваш егерь, сэр? — спросил Сэм.

— Ушел. Три дня охотится с нашими лучшими людьми.

Тигр взревел где-то за беспорядочной кучей старых домов на западной стороне села. Я услышал грохот, приглушенную вибрацию и треск ломаемого дерева. Сэм закричал вверх на колокольню:

— Парень, он внутри?

— Нет. — Высокий, словно девичий, голос Иена Вайгоу долетел к нам. — Думаю, он зацепил лапой за обвязку и что-то сломал, но его нет внизу. — Вайгоу имел в виду крепления, которые удерживали бревна частокола — кожаные ремни, их связывали мокрыми и, после высыхания, они усели, сделав крепление тугим. Только процветающие города могли позволить себе железные болты или проволоку. — Он движется в обход и направляется к тыльным воротам.

— Отец, благослови меня и позволь идти!

Я набрался храбрости и сказал:

— Отец, я метко стреляю из этого лука. Могу ли я попытаться с одной из крыш?

— Нет, сын, нет. Только поранишь его, и он полностью разрушит село.

Это было неверно, и я об этом знал. Тигр — всего лишь большая кошка. Если кошке неожиданно причинить боль, она убежит и совсем не будет драться, если не зажать ее в угол или если она не сможет убежать. Но я также знал, что бесполезно поучать священника. Я увидел, что паломники отца Фэя стали все вместе на колени на улице перед церковью. Несмотря на здравый смысл, я сделал еще одну попытку.

— Отец, я обещаю вам, что мог бы попасть одной из стрел ему в глаз. Я упражнялся попадать в дырки от сучков в досках с пятидесяти ярдов…

Это только привело его в раздражение.

— Невозможно. А что, если тигр посланец Бога? Я больше не хочу слышать об этом. — Он спросил Сэма: — Это твой сын?

— Мой племянник, и как сын. Это не пустое хвастовство, Отец. Я видел, как он пригвоздил о…

— Я сказал, что не хочу больше слышать об этом! Заберите у парня стрелы, сэр, и держите их, пока это не закончится.

Сэму пришлось забрать стрелы, а мне уступить их, у нас обоих были разочарованные лица. Паломники пели.

Гимн назывался «Христос»; он дошел к нам из Древнего Мира, обычный гимн, переживший столетия, тогда как погибло бесконечное множество нотных записей лучшей музыки. Я был изумлен голосом Джерри, невероятно чистым и мелодичным — да, я никогда не слышал хорошо поставленного мальчишеского дисканта, и ни разу не слышал его с тех пор, пока не попал в нуинский Олд-Сити, где мальчиков обучают в кафедральном соборе. Со второй строфы я услышал, что кто-то позади меня тоже запел — Вайлит, моя добрая пылкая Вайлит, она все еще плакала, но пела, болезненно сопя и, более или менее, в лад. Я не мог петь; не пел также Сэм, стоявший возле меня, расслабленно держа стрелы в ближайшей от меня руке.