Страница 20 из 23
– Вирусная кардиомиопатия возникает, когда вирусная инфекция вызывает состояние, называемое миокардитом, результатом которого становится утолщение миокарда и расширение желудочков сердца.
Я нетерпеливо затрясла головой.
– А можно простыми словами?
Я впервые увидела за белым халатом врача живого человека: взгляд его смягчился, когда наши глаза встретились.
– Если объяснять на пальцах, то ваш муж…
– Дэвид, – вставила я.
– Дэвид, – продолжил врач, – подхватил вирус, который поразил мышцы его сердца, разрушая их.
Я громко сглотнула.
– А как эти мышцы лечить? Что вы делаете, чтобы они снова пришли в норму? – Он молчал. – Что вы хотите мне сказать? Что их нельзя вылечить?
Доктор медленно наклонил голову, похоже, чтобы дать мне время вникнуть в слова, которым было суждено изменить мое будущее. Только тогда я этого не поняла.
– В реальной жизни Дэвид будет страдать от нарастающей одышки, утомляемости и головокружения. Нам необходимо провести дополнительные исследования и найти способы облегчить его состояние. Однако в данный момент вам нужно четко представлять себе, что ему придется радикально изменить свой стиль жизни в соответствии с его состоянием, пока мы найдем способ замедлить ухудшение его здоровья.
– А если вы не сможете его замедлить?
Врач посмотрел на меня так, словно мне не стоило задавать этот вопрос, но он, очевидно, знал, что я его задам.
– Давайте решать проблемы по мере их возникновения, хорошо?
Я решительно замотала головой.
– Нет, – заявила я, ошеломив обоих врачей своим напором. – Давайте решать их теперь. Я должна все знать. Он… У него… – Несмотря на всю демонстрацию силы, я так и не смогла решиться задать следующий вопрос одеревеневшими от ужаса губами. Я попыталась зайти с другой стороны: – Его… его жизни что-то угрожает?
Врачу понадобилось семь секунд, каждую из которых я отсчитала про себя, чтобы озвучить самую печальную новость, которую я слышала за всю свою жизнь.
– С большой вероятностью – да.
В течение последнего отделения я предпринимала огромные усилия, чтобы не смотреть в направлении его столика. Однако и тогда мне казалось, что я чувствую, как его взгляд буравит меня сквозь затемненный зал, словно лазеры. Во время пауз в своей партии я упорно впивалась глазами в пюпитр, старательно изображая сосредоточенность. Наш последний номер, «В настроении» Глена Миллера, являлся своего рода визитной карточкой оркестра, и не успели отзвучать финальные ноты, как все встали и устроили нам оглушительную овацию. Она не шла ни в какое сравнение с негромкими аплодисментами, к которым я привыкла куда больше, и, к моему собственному удивлению, эта мне нравилась. Ободренная приемом публики, я почувствовала, как щеки у меня раскраснелись, пока я кланялась вместе с остальными оркестрантами и сходила со сцены.
В артистическом фойе легко было затеряться среди громких похлопываний по плечам и бурных поздравлений. Я собрала свои вещи, уложила трубу в футляр, натянула куртку и уже потуже затягивала пояс, когда ко мне подошел руководитель оркестра и обнял меня за плечи. Его тревога полностью испарилась после успешного выступления, и он по меньшей мере пять раз (я считала) поблагодарил меня за то, что я их выручила.
– Мне на самом деле очень понравилось, – сказала я и с удивлением обнаружила, что это не просто вежливая отговорка. Возможно, Дэвид-из-ниоткуда оказался прав. Наверное, я действительно слишком серьезно воспринимала саму себя. Может, мне и вправду следовало вести себя раскованнее.
– Честное слово, вам обязательно надо прийти на наше очередное прослушивание, – напирал капельмейстер. – Вас непременно примут к нам в оркестр.
Я кокетливо пожала плечами, все еще в эйфории от выступления.
– Может, и приду. В любом случае очень рада, что смогла вас выручить. – Я повернулась к выходу.
– Слушайте, после выступлений мы обычно закатываемся в один из студенческих баров. Не хотите составить компанию?
Это было уже второе неожиданное приглашение за вечер, и, в отличие от первого, я поколебалась, прежде чем отказаться.
– Извините, но не смогу. Мне надо успеть на первый утренний поезд домой. Как-нибудь в другой раз.
Я вышла на улицу, отодвинув полотнище перед служебным входом в зал. За вечер сильно похолодало, и изо рта у меня вырывался пар, словно обледеневшие языки пламени из пасти дракона. Я оглянулась – вокруг, похоже, не было ни души, но я привыкла ходить одна поздними вечерами. Я поудобнее взялась за ручку футляра, пожалев о своем опрометчивом решении не брать перчатки, но не успела сделать и пары шагов, как голос Дэвида пронзил темноту, остановив меня:
– Я так и знал.
Я тотчас узнала его. У меня хороший слух, а у него выразительный голос. У меня не было причин для страха, как не было причин, чтобы сердце быстрее забилось в груди. Я медленно повернула голову и увидела, как он стоит, прислонившись к одному из подсвеченных иллюминацией деревьев, держа в каждой руке по бокалу с шампанским.
Я немного помедлила, прежде чем сделать шаг в его сторону.
– Что знал?
– Что ты не придешь. Что ты бросишься наутек, прежде чем пробьет полночь, словно Золушка, сжимая свой тромбон.
– Это не тром… – Я смолкла на полуслове и покачала головой. Он играл со мной, и я это ясно понимала. Я представлялась ему забавой, интересным развлечением, неким приятным приложением к вечеру, и я никак не могла понять почему.
– Ты не подошла к моему столику, – добродушно пожурил он меня.
– А откуда тебе знать, если ты поджидал меня здесь? – отрезала я.
– Туше! – восхищенно ответил он и протянул мне бокал. Я собиралась решительно отказаться, но вместо этого почувствовала, как мои замерзшие пальцы потянулись вперед и обхватили тонкую ножку бокала.
– Я так и знал, что ты не придешь, – тихо произнес он.
– Правда?
– Как и то, что в глубине души тебе очень хотелось прийти.
– Правда? – повторила я, даже не пытаясь скрыть сквозивший в моем голосе откровенный скепсис. – А ты, однако, очень в себе уверен, да?
Услышав это, он широко улыбнулся.
– Вовсе нет. Например, вот сейчас я совсем не уверен, выпьешь ли ты бокал дивного шампанского или же выльешь мне его на голову.
– Так делают только в книжках и в кино, – поучительно ответила я. – В реальной жизни так просто прекрасным напитком не разбрасываются.
Я поднесла бокал к губам, приготовившись сделать глоточек, но он протянул руку и остановил меня.
– Не так скоро, пьяненькая ты моя. Нам надо произнести тост.
– Может, кто-то из нас и пьяненький, вот только я уверена, что это не я, – отрезала я.
Верно, язык у него не заплетался, и он, похоже, совершенно твердо стоял на ногах. Однако за столиком они осушили далеко не одну бутылку, и с трудом верилось, что это обошлось без него.
В ответ на мое замечание он недовольно фыркнул, после чего высоко поднял свой бокал, кивком головы пригласив меня последовать его примеру. Я медленно приподняла руку, державшую тонкий высокий бокал.
– Смех, да и только, – пробормотала я.
– Т-с-с. Ты нарушаешь торжественность момента.
Я прикусила губу. Однозначно пьян, решила я. Ладно, подыграю немного. Один глоточек и быстро домой. До отъезда мне еще надо собрать массу вещей.
– За нас. За долгие и счастливые отношения.
– Я не стану пить за это, – запротестовала я.
– По-моему, это не накладывает юридических обязательств, – заговорщическим шепотом произнес он.
Я покачала головой, удивляясь тому, как вообще могла попасть в такую глупую ситуацию. Мне это было совершенно не свойственно.
– Ну, давай, – подбодрил он меня, явно не собираясь отступать.
– Ладно, так и быть, за нас, – скороговоркой выпалила я, наскоро сделала огромный глоток шампанского и вернула ему бокал. – Спасибо, а теперь мне действительно нужно идти.