Страница 39 из 69
— Кстати,— заметила Соня, когда все успокоились.—Вы ведь не слышали, а я стояла рядом, когда Север повел Ханторека переодеваться. Так вот, он сказал отцу-настоятелю, что если тот не научится держать себя в руках, то очень скоро превратится в простого настоятеля.
— Да ну?! — не поверила Лума.
— Чтоб мне сдохнуть! — задорно улыбнулась Соня.
В это мгновение торжественный удар колокола прервал их беззаботный смех.
— Вы слышали? — спросила бритунка, хотя не услышать звона было просто невозможно.— Много я слышала колоколов, но этот какой-то особенно мрачный.
— Да брось ты,— отмахнулась Соня.— Колокол как колокол. Ничего особенного — я в нем сидела.
— Не скажи,— неожиданно серьезно поддержала Альрику Лума.— Среди послушников ходят слухи, что звон этого колокола слышен на Серых Равнинах, хотя и очень слабо. Но тот, кто услышит его, может восстать из мертвых.
— Чушь,— возразила Соня, правда уже не столь уверенно.
— А вот и не чушь! — вмешалась Аванта.— Говорят, что делается это неспроста. Восставший из мертвых тут же попадает под власть жриц Ордена, и его используют для каких-то особых поручений, но только по ночам, когда смертные спят. А один из них бродит по коридорам, и его шаги можно услышать ночью,— закончила она зловещим шепотом.
На этот раз Соня промолчала. Она тоже слышала чьи-то шаги, но думала, что это стражник ходит у двери, чтобы не уснуть. А! Глупости все это!
— Пора расходиться,— с грустью сообщила Лума.— Сейчас разнесут ужин, а после него нам не разрешают выходить из комнат.
— Надо будет проследить, кто тут шляется ночами,— задумчиво проговорила Соня.
— Не смей и думать об этом! — замахала на нее руками Аванта.— Я уж и не рада, что сказала тебе. Пропадешь, как и те несчастные.
— Какие несчастные? — насторожилась Соня.
— Ну...— Девушка помялась.— Находились тут и прежде любопытные вроде тебя...
— И что?
— Пропали они все, понимаешь? Исчезли без следа! Отец-настоятель говорит, что их перевели в другую школу, в Гиперборее. И, усмехаясь, добавляет, что все желающие могут отправиться следом.
— Так это правда?..— побелевшими губами прошептала Альрика.
Соня только поморщилась в ответ, а Мила зашептала, оглядываясь на дверь:
— Вечером легли спать, а утром пропали, и вещи остались на месте.
— Что — все разом?
— Да ты что, не понимаешь? Аогову-то не один десяток лет! По одному пропадали, но все одинаково!
Дверь отворилась, и в комнату вошел молодой послушник с подносом.
— Ага! — воскликнул он.— А я-то думаю, куда все запропастились? Расходитесь, девочки, пора!
К удивлению Сони, все поднялись и, попрощавшись, вышли. Только Альрика задержалась ненадолго, чтобы забрать свою одежду и, пожелав спокойной ночи, тоже ушла.
Оставшись в одиночестве, Соня переоделась, потом подошла к зеркалу и с удовлетворением кивнула отражению. Хоть Ханторек и утверждал, что она и в рубище прекрасна, а так, что ни говори, гораздо лучше. Она с аппетитом поужинала и, быстро раздевшись, улеглась в постель. Как это ни странно, но собственная одежда вернула ей хорошее настроение и вселила уверенность, что все закончится благополучно. Затем она вдруг вспомнила Вожака и подумала, что, быть может, подруги правы и она действительно злится на него напрасно. Он просто хорошо сделал свое дело. Что же ее так разозлило? Не то ли, что он разгадал ее уловку? Девушка улыбнулась: ну конечно!
Она расслабилась, но тут же, как и прошлой ночью, услышала шаги за дверью.
Шаг, другой... Шаг, другой... Словно кто-то делал пару шагов и останавливался, прислушиваясь. Соня насторожилась и через несколько мгновений поймала себя на том, что старается не дышать. О, Бел! Неизвестный медленно удалился, и Соня вздохнула с облегчением.
Ханторек готов был выть от душившей его ярости. Все послушники видели, как он полетел на пол, вывалив на себя целый поднос еды. Он нисколько не сомневался, что это подстроила рыжая стерва, хоть и не понимал как. Теперь она расскажет всем послушникам, как поиздевалась над ним, а те — стражникам, а стражники — наставникам и настоятелям, и завтра мать-настоятельница узнает обо всем! Ханторек похолодел. Верно сказал Север: так можно очень быстро оказаться среди простых настоятелей. Если бы он не поссорился с Халимой, гирканка наверняка что-нибудь придумала бы. Так ведь и это еще! Что теперь делать?
За годы, проведенные в Логове, Ханторек привык считать послушников бессловесными рабами, а теперь наконец-то понял, что это не так. Конечно, он может распорядиться наказать провинившегося, но тогда придется объяснять, в чем вина этой наглой девицы.
К вечеру от гордости отца-настоятеля не осталось и следа. Сведи его сейчас судьба с Халимой, он на коленях молил бы о прощении. Он боялся лишь, что бывшая любовница просто расхохочется ему в лицо. Но страх несмываемого позора оказался сильнее, и Ханторек сам не заметил, как очутился в коридоре и лицом к лицу столкнулся с молодой настоятельницей.
Она хотела пройти мимо, но он схватил ее за руку:
— Халима! — Она брезгливо поморщилась и отшатнулась.— Халима, прости! Я сам не знаю, что на меня нашло!
Она посмотрела на него и расхохоталась, точь-в-точь как он боялся, но Ханторека это не остановило. Забыв о том, что находится в коридоре, он бухнулся перед девушкой на колени, плечи его затряслись и он разрыдался. Халима молча наслаждалась своей победой, однако скоро это развлечение надоело ей.
— Вытри слезы,— усмехнулась она.
— Прости! Прости меня, Халима,— запричитал он.— Это ведь случилось всего раз! И, клянусь, больше не повторится!
Однако плач бывшего любовника не разжалобил настоятельницу.
— И одного раза много,— скривилась она.— Возьми себя в руки, и, быть может, я попробую забыть о случившемся. Посмотрим,— бросила она на прощание и ушла к себе.
Ханторек, утирая слезы, вернулся в комнату, и никто так и не увидел, что же произошло между ними. Заплаканное лицо его озарила счастливая улыбка, словно он уже получил прощение, о котором умолял. Халима же остановилась у зеркала, всмотрелась в свое отражение, и ей пришла в голову неожиданная мысль о том, что, умело играя на чувствах человека, можно завлечь его в такую ловушку, из которой смерть станет единственным выходом.
Итак, Ханторек теперь целиком в ее власти, и она может делать с ним все, что ей заблагорассудится. Вот только что? Конечно, восстанавливать прежние отношения она не собиралась, а вот мысли о мести ни на миг не покидали ее. Однако Халима решила не торопиться и подождать, что предпримет эта рыжая. Сегодня она лихо сумела втоптать отца-настоятеля в грязь, превратила его в посмешище. Теперь даже интересно посмотреть, как расправится с ним шадизарская шлюха, ради которой он пренебрег Халимой. А там можно подумать и о том, как добить Ханторека, отомстить Соне и... Северу. Впрочем, Севера ей убивать пока не хотелось. Она и сама не понимала почему, просто не хотелось, и все.
Она вернулась мыслями к Соне, которая интересовала ее больше остальных. Почему? Наверное потому, что из-за нее у молодой настоятельницы начались неприятности- Но пока ее трогать нельзя.
Тут Кучулуг прав. Разара слишком благоволит к новенькой. И уж ни в коем случае нельзя действовать в открытую, так, как это пытался сделать сегодня идиот Ханторек. Размышляя о шадизарке, Халима вспомнила о кинжале. Она не верила ни одному слову воровки. Ясно как день, что Клык Волчицы выкрала она и спрятала где-то в парке.
Понятно, что рыжая не собиралась попадаться, а значит, держала при себе кинжал до тех пор, пока оставалась хоть малейшая надежда на спасение. Потом она его спрятала. Но где? Халима знала, что потерю искали целый день и ничего не нашли. Это плохо. А может быть, хорошо?
Не проглотила же она его на самом деле! Халима усмехнулась. Раз не нашли, значит, плохо искали. Или искали не там, где нужно. А где нужно? Наверняка неподалеку от того места, где пряталась воровка! Ведь она должна была хранить кинжал до конца!