Падение лесного короля

- А я с вами не согласен.

- Как не согласен? - опешил прокурор.

- Вот так... Не согласен. Вина Чубатова относительная. Главные виновники - начфин, председатель райисполкома и все те, которые развели эту липовую отчетность с лесом. А еще мы с вами виноваты, потому что глядели на это дело сквозь пальцы.

- Разговоры на эту тему считаю исчерпанными. Возьмите под арест подследственного. А предварительное расследование сдайте нам.

- Я возьму его под стражу, но расследование буду продолжать.

- Вы будете наказаны.

- Поглядим.

17

Сразу же после ухода прокурора Коньков позвонил председателю райисполкома и сказал:

- Никита Александрович, мне необходимо поговорить с тобой насчет лесных дел. Когда? Да хоть сейчас же. А лучше давай после обеда и пригласи к себе Завьялова. Обязательно!

Коньков чуял, что прокурор был раздражен неспроста; он и сам оказался в нелепой ситуации: уж кто-кто, а он, Савельев, был главным застрельщиком лесных заготовок после того, как вся его прокуратура и снаружи, и изнутри была обшита тесом. И вдруг - на тебе! Тес добывался по неписаным правилам. Прокурор хлопал ушами, а председатель исполкома знал, да помалкивал. Уж теперь-то между ними определенно черная кошка пробежала. Нельзя ли как-то раскачать председателя райисполкома, чтобы вопрос о нарушениях финансовой отчетности по лесозаготовкам решить как-то по совести, а не валить все на "стрелочника" Чубатова. Этот самый менестрель, как иронично обзывал его за глаза Коньков, понравился ему своей прямотой, вспыльчивостью и каким-то детским простодушием. Да и то немаловажный факт: и лесорубы, и сплавщики, и удэгейцы - все берут его под защиту. За проходимца не станут ратовать мужики, которые сами без денег остались. Так думал Коньков, идя к председателю райисполкома Стародубову.

Тот его встретил шумной речью - пиджак распахнут, лицо красное, ходит по кабинету и ораторствует. Завьялов сидел на диване и смотрел себе под ноги.

- Вот так, Леонид Семенович! Слыхал новость? - ринулся Стародубов к Конькову. - И я виноват, и Завьялов виноват, и Чубатов виноват... Только один Савельев у нас невинный. Он, видите ли, прокурор, он один радеет за соблюдение закона, а мы все сообща только и делаем, что нарушаем закон. Он взял под руку Конькова и подвел к дивану. - А ты садись, садись!

Сам опять гоголем прошелся по кабинету - и полы вразлет.

- Вы знаете, что он мне вчера наговорил? - спросил, останавливаясь перед ними, изображая на лице ужас и протест. - Мол, при нашем прямом попустительстве... Это надо понимать - при моем попустительстве! - ткнул себя пальцем в грудь Стародубов. - Из хозяйственных заготовок леса образовалась кормушка для коммивояжеров и проходимцев. Я ему - сперва еще надо доказать, что он коммивояжер и проходимец. А он кричит: весь город об этом знает, как он пятерки в ресторане разбрасывает направо и налево. Откуда-то они берутся? Понимаете, разбрасывает деньги Чубатов, а кричит на меня. Вы можете себе это представить? - Его сочные пухлые губы обиженно дергались.

Коньков усмехнулся.

- Еще неделю назад он из кожи лез, доказывая мне, что Чубатов золотой работник, что до него весь район щепки завалящей не видел.

- Во, во! - радостно подхватил Никита Александрович. - Я ему так и сказал: ты же сам упрашивал меня подкинуть премию Чубатову, когда твою прокуратуру тесом обшили! А он мне - не путай, говорит, эмоции с финансовой отчетностью. Ты, говорит, на эту отчетность сквозь пальцы смотрел. Все на такелаж списывал. Но, во-первых, не я списывал, а председатели колхозов. - Стародубов указал грозно, как Вий, толстым пальцем на понуро сидевшего Завьялова, потом этим пальцем ткнул себя в грудь. - Если ж я и рекомендовал, то лишь потому, в первую голову, что лес обходился дешево. Понимаете?

- Никита Александрович, а тебе лично известен был этот заведенный порядок отчетности? - спросил в свою очередь Коньков.

- Что? - Стародубов с удивлением глянул на Конькова, словно спросонья, крякнул и пошел к себе за стол, сел в кресло.

Раскрыл какую-то папку, бумагами пошуршал, потом ответил нехотя:

- Известен. - И проворчал: - А кому он не известен?

- Значит, и начфин знал об этом заведенном порядке?

- Да, конечно, знал!

- Отчего же раньше не протестовал наш начфин? Да и ты тоже?

- Лично я считаю Чубатова честным человеком. Потому и не протестовал.

- Так виноват Чубатов или не виноват?

- Леонид Семенович, ты не упрощай! Что значит - виноват или нет? С точки зрения начфина, конечно, виноват - отчетность у него хромает. Но лес-то заготовлен. И лес хороший. В это я верю. И в личную честность бригадира тоже верю.

- Ну, тогда спишите его расходы на заготовленный лес, и дело с концом.

- Да как же списать? Кто же спишет? Я ведь не могу приказать председателю колхоза, вон тому же Завьялову, повесить до весны семь тысяч рублей себе на баланс. Нет у меня таких прав. Не могу! А он принять их по своей воле тоже не может. Был бы лес - тогда другой разговор. А лес-то, вон он где. На Красном перекате.

- Лес-то на перекате, да человек тут. Что с ним делать, вот вопрос!

- Вопрос, как говорится, в вашей компетенции. Тут, знаете, ваше дело...

- Не только мое, но и ваше. И вы должны все взвесить и учесть. Он для вас не посторонний...

- Конечно, все надо учитывать, - поднял голову Завьялов. - Мужик он деловой, но и беспечный. В каждом деле, кроме выгоды, есть необходимая мера допуска, что ли, или дозволенного. Ты за выгодой гонись, но не забывайся. В этом смысле он виноват. Но...

- Да в чем его вина, конкретно? - спросил Коньков.

- Говорят, подымал топляк без наряда.

- А кто должен давать наряды на топляк, водяной, что ли?

Завьялов смущенно умолк.

- Топляк-то ничей, списанный, - говорил Коньков, накаляясь. - Другое дело - кто его утопил? Кто списал такой хороший лес? Вот бы чем заняться надо!

- Ну, я там не был и лесным делом не занимаюсь, - сказал Завьялов.

- Не был, не видал, а обвиняешь... Говоришь - виноватый Чубатов.

- Я знаю, что у него грешки по части такелажа. Трос покупал на стороне и прочее...

- Видел я твой ток, механизированный. Хороший ток! - стал неожиданно восторгаться Коньков. - А какой навес над ним! Правильно! Крыша битумом залита, подъездные пути - гудроном. Ни пылинки, ни капельки влаги... А где же ты достал битум и гудрон? На нашей базе их нет.

- Леонид Семенович! Какое это имеет отношение к лесу? - Завьялов зарделся до ушей.

- Никакого. Просто интересуюсь, где ты купил битум? Может, Никита Александрович скажет?

- Я думаю, он сам вспомнит, - отозвался тот хмуро.

- Ездил в соседнюю область... на завод, - выдавил Завьялов.

- По наряду?

- Нет, - Завьялов тоже нахмурился, глядя в пол.

- Ну, чего ты устраиваешь представление? - сердито сказал Стародубов. Что он тебе, подследственный? Не забывайся, понимаешь.

- Не нравится?

- Да, не нравится. Отчетность председателя колхоза не в твоей компетенции.

- Не надо сердиться, Никита Александрович. Я и не думаю ревизовать Завьялова, да и вас тоже. Вы правы - это дело не в моей компетенции. Хотя на каждый роток не накинешь платок. Это ведь не секрет, что порядки со снабжением в нашем районе лыковые: пока сухо - держится, где чуть подмочило - рвется. Достаем, где можем и как можем. А отчетность пришей-пристебни. Концы с концами сошлись - все покрывается. Прореха появилась - стрелочник виноват. Вот и валим теперь на Чубатова.

- Что правда, то правда, - сказал Завьялов, закуривая. - И отчетность, и снабжение - все поставлено на русский авось.

- Так вы же сами хозяева! Вы и отчитывайтесь как следует! - вспылил Стародубов.

- Да я это не про нас, а вообще насчет снабжения. И не дай бог попасть впросак.

- Именно! - подхватил Коньков. - Вот и попал Чубатов впросак. Но лес-то заготовлен. Я видел своими глазами. Хороший лес.