Нити Данталли

— О том и речь, — он прочистил горло, перебив спутницу, и поспешил сменить тему. — Что ж, мы так и будем стоять в воде? Или продолжим путь в Олсад?

Притворная улыбка вышла на удивление естественной и радушной. Аэлин кивнула, поджав губы, и вновь последовала за Мальстеном. Как ни странно, в его присутствии страх отступал. Рука, держащая ладонь охотницы, внушала уверенность, придавала сил. Аэлин невольно отметила для себя, что уже давно не испытывала такого чувства защищенности рядом с кем-то.

«Крипп издевается надо мной», — печально подумала она и напомнила себе: — «Он ведь данталли. Иной. С ним нужно держать ухо востро!»

Однако руки Мальстена охотница так и не выпустила.

Вскоре путники вышли из воды. Прохладный ветер ранней осени тут же заставил содрогнуться от холода.

Этот берег был выше предыдущего, пришлось приложить немалые усилия, чтобы подняться к тракту на Олсад. Аэлин выбралась, вновь приняв руку данталли, и с благодарностью кивнула.

— Спасибо, — несколько смущенно проговорила она. Мальстен улыбнулся, но от ответа воздержался: окружающий мир вновь сделал крутой оборот у него перед глазами, а чугунная слабость в ногах потянула к земле. Данталли устало привалился к дереву и потер глаза руками, ожидая, когда уймется головокружение.

— Мальстен? — окликнула Аэлин, приближаясь. — Вам плохо?

— Нет, все хорошо, — тут же покачал головой данталли. — Можем двигаться дальше.

— При подъеме рана могла снова начать кровоточить. Дайте, я посмотрю, — серьезно проговорила охотница. Мальстен нахмурился, но молодая женщина не позволила возразить. — Вид вашей крови для меня больше не будет неожиданностью. Так что не упрямьтесь, пожалуйста. Я хочу знать, с чем придется иметь дело в Олсаде.

Данталли тяжело вздохнул и послушно приподнял мокрую рубаху, демонстрируя испачканные темно-синим промокшие в воде бинты. Аэлин поморщилась.

— Проклятье! — прошипела она, осторожно осматривая рану. — Так не годится, надо зашивать… иначе вы опять рухнете без сознания по дороге.

Мальстен усмехнулся и опустил рубаху.

— Не рухну, — качнул головой он. — Если не будем медлить и доберемся до какого-нибудь трактира. Пока ноги держат, смогу идти в нормальном темпе.

Аэлин удивленно приподняла брови, но от комментариев воздержалась. Про себя она лишь подивилась, как данталли удается совершенно не реагировать на такую рану. Когда-то давно охотница неудачно увернулась от когтей спарэги и получила порез на бедре. Она, конечно, обработала рану, но еще неделю припадала на эту ногу. Мальстен же и не думает придержать бок, хотя травма у него куда серьезнее. И на лице его лишь следы бледности от кровопотери, но ни намека на гримасу боли. Что же он, получается, ничего не чувствует?

Спросить у данталли о его ощущениях Аэлин не решилась. Вместо того она кивнула в сторону тракта:

— Что ж, тогда идем.

Олсад, Везер

Семнадцатый день Матира, год 1489 с.д.п.

К полудню жрец Леон отобрал пятнадцать жрецов и собрал всех в своем кабинете для разъяснения инструкций. Старик вновь испытал небывалое раздражение, когда увидел на лицах своих последователей воодушевление и желание поработать под началом Бенедикта Колера. Трепет и уважение к этому человеку питали все: от стара до млада из пятнадцати отобранных кандидатов. Каждому из них не терпелось встретиться с жесточайшим палачом Арреды лично.

Сгорая от раздражения, Урбен Леон отправил последователей в трактир «Сытый Хряк», где Бенедикт обещался встретить их в два часа пополудни. Старик утешал себя только одним: возможно, фанатичное старание Колера все-таки сыграет на руку репутации олсадского отделения Культа.

Оставшись один в своем кабинете, Леон подошел к окну, выходящему на задний двор, и пригляделся к гостевому домику, где разместил братьев из Кардении. Несколько часов назад старик видел, что Бенедикт и Ренард, едва разместившись, тут же приступили к агрессивным фехтовальным тренировкам. Вышедший позже Иммар вскоре присоединился к ним. К удивлению Леона лучшим фехтовальщиком среди этой троицы оказался именно Ренард Цирон. Слепой светловолосый жрец бился, как демон! Казалось, ему и вовсе не нужны глаза, чтобы видеть, он чувствовал все вокруг настолько точно, что у Бенедикта не получалось нанести ему ни единого удара.

«Хоть в чем-то этот проклятый выскочка не совершенен!» — раздраженно подумал в тот момент Леон, увидев, как Колер терпит поражение за поражением в этом, пусть и ненастоящем, но бою. Однако когда противником Бенедикта стал Иммар, старший жрец Кардении начал с завидной частотой одерживать верх, что заставило Леона сделать вывод о хороших навыках своего соперника. А ведь это при том, что вся троица практически не отдохнула с дороги.

«Сколько же они спали? Часа три?» — не без зависти подумал Леон, которого обычно клонило в сон в течение всего дня даже после восьми часов отдыха — и лишь сегодня он от волнения и злости на приезд этой троицы не сомкнул глаз, после чего чувствовал себя совершенно разбитым и особенно немощным.

…Сейчас у гостевого домика никого не было. Тренировки давно закончились, и Леон не имел ни малейшего понятия, куда до условленной встречи с олсадскими жрецами мог направиться Колер со своими подчиненными. Впрочем, похоже, Бенедикт вовсе не относился к своим спутникам, как к подчиненным. Он воистину считал их именно братьями, что отчего-то ввергало Леона в еще большее раздражение. Старик устало потер глаза и отошел от окна. Сейчас он понял, что единственное, о чем он может мечтать, это о скорейшем отбытии знаменитой троицы восвояси.

Ренард Цирон недовольно хмурился, сидя за столом с напряженно сцепленными пальцами. Посторонние звуки вокруг: голоса, звон посуды, беспорядочные шаги, всегда заставляли его излишне концентрироваться и напрягаться, чтобы оценивать обстановку. Всюду витал отвратительный чуткому носу слепого воина запах алкоголя и не очень свежего масла, которым под шумок пользовался хозяин трактира. От подавальщицы, поставивший перед тремя жрецами Культа кувшин молока, сильно пахло застарелым потом, и Ренард не сумел сдержать гримасу отвращения при ее приближении. Женщина изумленно уставилась на него, однако слепой никак не отреагировал на ее взгляд, хотя и ощутил его всей кожей.

— Благодарю, — учтиво кивнул Бенедикт, намекая подавальщице, что ей лучше уйти. Она поняла его без лишних объяснений и поспешила удалиться.

Ренард раздраженно потер лицо руками и повернул голову в сторону старшего жреца. Если б не белесая пелена, закрывшая его глаза, можно было бы подумать, что он действительно пристально смотрит на Колера.

— Не понимаю тебя, — покачав головой, прошелестел Ренард, тут же услышав в выдохе своего командира улыбку.

— В чем именно, мой друг? — осклабился Бенедикт.

— Я думаю, дело в этой дыре, — равнодушно пожал плечами Иммар, разливая по стаканам молоко. — Ты же видишь, здесь все его нервирует.

Ренард с трудом сдержался, чтобы не зашипеть от злости.

— В трактире на другой стороне улицы, говорят, подают жареных крыс, — усмехнулся Бенедикт. — Хотя, уверен, набор продуктов и в «Сытом Хряке», и в «Сером Ухе» одинаково скудный. Как, впрочем, и фантазия хозяев на названия: ни одно не кажется мне приличествующим. Но трактир «Серое Ухо» приглянулся мне меньше.

Иммар разделил усмешку старшего жреца, и лишь Ренард остался хмурым.

— Зачем нам вообще ждать наших… — светловолосый жрец скрипнул зубами, — помощников в этой дыре? Проще было поговорить с ними на территории отделения Культа.

Бенедикт развел руками.

— Здесь взяла верх моя слабость, мой друг, — он сделал глоток молока и кивнул. — Не хотелось разговаривать с нашими новыми помощниками в присутствии их старшего жреца. У нас с Леоном зародилась взаимная неприязнь, и я решил избавить нас от общества друг друга. К тому же он, кажется, здорово тебя испугался. Не хочу навредить его здоровью.