Страница 20 из 74
Надо было раздобыть и карту района с обозначением транспортных магистралей, чтобы пометить на ней все организации, в которых побывали воры. Такая карта могла дать наглядное представление о масштабах их деятельности. Она могла помочь и в примерном определении места их жительства и работы.
К концу дня подготовка к изучению дел была завершена.
Оставалось свободное время, и я решил использовать его для поездки к родителям. Дом их стоял на берегу Серебряного пруда, в Лесном. Я поднялся на девятый этаж и позвонил.
— Кто там? — спросила мать.
— Мефистофель, — шутливо ответил я.
— Заходи, заходи. Мефистофель. Какой ты загорелый! Сразу видно, что с юга. Есть будешь или чайку попьем?
Мать стала накрывать на стол, а я — рассказывать, как провел отпуск. Из соседней комнаты вышел отец.
— Только приехал и сразу за работу? — спросил он.
— У нас без дела сидеть не дадут…
— Опять что-нибудь этакое, заковыристое?
'— Точно, папа, — ответил я и заговорил о службе.
От родителей у меня не было тайн. Они слушали молча, забыв о том, что чай остывает в чашках. Потом мать сказала:
— Убьют тебя, Димка, эти бандиты в каком-нибудь темном месте. Подкараулят и убьют.
— Ты хоть с пистолетом ходишь? — поинтересовался отец.
— Нет. Так спокойней.
Забарабанив пальцами по столу, отец сокрушенно вздохнул:
— Вот не стал геологом…
Он не мог смириться с тем, что я не пошел по его стопам, и периодически возвращался к больному для него вопросу.
— Что поделаешь, папа… Твой отец не был геологом, а твои братья и сестры — люди самых разных профессий.
Эти доводы не убедили отца.
— Хочешь, я подарю тебе свою книгу? — спросил он. Надежда на то, что меня еще удастся переориентировать, не покидала его.
— Хочу, с автографом.
Отец взял с письменного стола только что вышедшую из печати книгу и на титульном листе написал: «Сыну-следователю от отца-исследователя». Потом спохватился:
— Я не обидел тебя?
— Что ты! Напротив! Следователь — это всегда исследователь, но не всякий исследователь может быть следователем. И еще скажу тебе: если бы я и решил пойти по твоим стопам, то стал бы не геологом-палеонтологом, а разведчиком.
Отец улыбнулся. Как человек, одержимый любовью к своему делу, он не мог остаться равнодушным к проявлению этого качества в сыне.
— Желаю тебе успеха, — сказал он на прощание.
— Будь осторожен, сынок, — добавила мать.
Каракозов появился в прокуратуре ровно в девять ноль-ноль. Он принес с собой чемодан и, войдя в мой кабинет, доложил о прибытии.
— Много дел? — спросил я.
— Девятнадцать.
— Для полугодия немало. Выложите их пока на подоконник.
— Может, разложить их в хронологической последовательности? — спросил Каракозов.
— Да, так и раскладывайте. Сейчас я принесу столик, за которым вы будете работать… Кстати, как вас зовут?
— Сергей… Сергей Николаевич.
— Меня — Дмитрий Михайлович.
Я ушел за столом. Возвратясь, сказал:
— Берите половину дел. Вот вам перечень наиболее важных вопросов. По ним делайте выписки. Я займусь второй половиной.
Так началась работа, которую мой отец никогда бы не назвал исследовательской. Предстояло прочитать десятки, сотни исписанных разными почерками страниц, и не только прочитать, но и скрупулезно выбрать из них то, что могло представлять интерес. Я называл это анализом. За ним должен был последовать синтез — обобщение выбранных подробностей.
Работа оказалась не такой уж бесплодной. Удалось установить, что кражи выявлялись, как правило, по понедельникам, что для их совершения преступники использовали монтировки, домкраты, гаечные ключи, найденные ими в гаражах и на автобазах. Объектами преступных посягательств чаще всего были машины, поставленные у заборов, вдалеке от проходных и административных зданий. На этих заборах потом обнаруживались черные, «резиновые», следы. Наибольший интерес воры проявляли к покрышкам для грузовых автомобилей, количество похищенных в каждом случае покрышек колебалось от двух до восьми и не выходило за эти пределы даже тогда, когда взламывались кладовые. В трех случаях на месте происшествия были найдены пригодные для сравнительного исследования отпечатки пальцев, принадлежность которых осталась, однако, невыясненной.
Я нанес на карту района организации, в которых побывали воры. Они образовали неправильный круг между Обводным каналом и Московской заставой с центром около Новодевичьего монастыря.
— Ну, какие выводы можно сделать теперь? — спросил я у Каракозова.
— Все кражи — дело рук одной группы…
— Похоже. Еще?
— Группа эта состоит из двух-трех человек.
— Что можно сказать о них?
— Они имеют отношение к автоделу, являются либо слесарями, либо шоферами, живут или работают недалеко от Новодевичьего монастыря, транспортом предприятий, из которых совершают кражи, не пользуются и на дело идут, предварительно прозондировав обстановку.
— Все правильно. Ну а что пока остается за пределами наших знаний?
Каракозов улыбнулся: тон, которым я беседовал с ним, был ему по душе.
— Нам остается узнать, кто они, сколько краж совершили и кому сбыли похищенное.
— Только и всего, — вздохнул я и, намекая на материалы, которыми совсем недавно занимался Каракозов, добавил с иронией — К счастью, некоторое представление об этом мы имеем, а для того чтобы оно стало более полным, надо, наверное, взять для просмотра дела за второе полугодие прошлого года…
Утром оперуполномоченный привез еще пятнадцать дел. Снова мы поделили их между собой и снова засели за изучение объяснений и протоколов, чтобы проследить уже обнаруженные закономерности и попытаться выявить новые. Но добавилось только количество краж и организаций, в которых они были совершены, причем некоторые организации оказались обворованными дважды. В четырех делах имелись копии отпечатков пальцев, обнаруженных на месте происшествия.
Я уже кончил читать свои дела и положил их на подоконник, как вдруг Каракозов воскликнул:
— Дмитрий Михайлович! Кажется, аналогичная ситуация! Опять Октябрьский рынок, те же сторожа, только шофер такси другой — Серебров, и колхозник не Кононов, а Коновалов.
— Дай-ка сюда, — попросил я. — Неужели нам повезло?!
Забрав у Каракозова последнее, декабрьское, дело, я лихорадочно пробежал глазами первые страницы, и мне захотелось вскочить и крикнуть: «Да, повезло! Повезло!» Но я взял себя в руки, дочитал все до конца и только тогда сказал Каракозову:
— Сережа, немедленно, любыми средствами доставь сюда Сереброва…
— Там есть его рабочий телефон, — спокойно ответил оперуполномоченный. — Попробуем воспользоваться им.
Он набрал номер.
— Серебров у нас не работает, уволился еще зимой, — ответила диспетчер таксопарка.
Каракозов быстро вышел из кабинета. Часа через полтора он появился в прокуратуре вместе с длинным, как свеча, светловолосым парнем в клетчатом пиджаке и джинсах и доложил:
— Дома не было, пришлось ехать в таксопарк. Адрес дала жена. Там по рации разыскали.
Парень, ничего не понимая, хлопал глазами.
— Садитесь, — обратился к нему я, — и успокойтесь. Здесь никто не сомневается в вашей честности и порядочности. Вас допрашивали в декабре прошлого года?
— Да.
— Мне бы хотелось, чтобы вы вспомнили свои показания.
— Зачем? Они же были записаны.
— Я хочу сам послушать вас, постарайтесь не упустить ни одной детали.
Серебров, узнав о причине его внезапного вызова, несколько расслабился.
— Я работал тогда в ночную смену и возвращался по Московскому проспекту из Купчина, — начал он свой рассказ. — Около Дома пушнины увидел двух мужчин. Один из них поднял руку. Останавливаться мне не хотелось, но в ту ночь пришлось много поездить порожняком, план горел, и я притормозил. Они сели сзади. Тот, что поднимал руку, высокий и. худой, сказал: «На кладбище». Я подумал, что он шутит, засмеялся, а он придвинулся ко мне и говорит: «Что ржешь? Двигай. Там посмеешься, если охота не пропадет». От этих слов мне стало не по себе. Я тянул, хотел сообразить, что же мне делать. Тогда приятель этого мужика, толстый, как поросенок, ткнул меня кулаком в плечо: «Говорят тебе: трогай. Московский, дом сто». Я только что проехал этот дом и знал его как Новодевичий монастырь*. Пришлось развернуться. У монастыря длинный сказал: «Объезжай справа и во двор». Двор оказался пустым. Там горела только одна лампочка — на маленьком желтом домике. Она освещала прибитую к стене вывеску: «Кладбище» и низкую железную ограду с воротами, за которыми чернели голые деревья, засыпанные снегом кресты, надгробные памятники, склепы — жуть! «Глуши мотор, гаси свет», — сказал длинный и открыл дверцу. Он посмотрел по сторонам, вошел в ворота и скрылся в темноте. А маленький, толстый, остался в машине. Я почувствовал себя как в западне. Решил не рыпаться, ждать, что будет дальше. Когда привык к темноте, то недалеко, за оградой, увидел бронзовый бюст и прочитал выбитые на высоком постаменте стихи. Я их со школьной скамьи помню: