Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 94 из 104

- Это имеет значение? – темные разводы боевого раскраса можно было бы принять за застывшие следы слез. Босмерка встала, что бы уйти, но Вилкас схватил ее за тонкое запястье. Эльфийка круто обернулась, несколько осенних прядей выбились из-под банданы. Заостренные ногти на ногах царапнули пол. - Отпусти, Вилкас.

- Мы не договорили, - безжалостной скалой нависая над Тинтур. Каждое ее прикосновение, поцелуй, улыбка мелькнули в памяти, поманили радужными красками и призрачным ощущением счастья. Грань между желанием обнять и убить ее все тоньше и тоньше.

- Парень, - насмешливый голос вереницей колких мурашек пробежал по спине под доспехами, - девушка сказала тебе отпустить ее, - Хацутель озорно подмигнул, слегка сморщив нос, - советую послушаться барышню.

Тинтур недовольно поджала губы, но улыбка босмера только стала шире. Взгляд Вилкаса зацепился за заколотый рукав на левой руке эльфа, уголок рта презрительно дернулся.

- Ты еще кто такой?! – прорычал воин. Судя по коварному блеску раскосых глаз и повадкам уличной крысы, остроухий один из старых знакомцев Белого Крыла. Соратник угрожающе двинулся на него. Уж не этот ли косоглазый ее на убийство и побег из Вайтрана подтолкнул? Думает вернуть ее на кривую дорожку разбоя?.. тонкие полоски эльфийских губ сложились в неожиданно ласковую улыбку, хотя в глубине взгляда плясал разгорающийся огонек ярости. Гнев предназначался Вилкасу, а вот улыбка – стоящей в безмолвии эльфке. Северянин с хрустом размял шею, сжав зубы. Отголосок волчьей крови распалил жар в его груди.

- Ой, как страшно… боюсь, боюсь, крепыш-норд, - Хацутель затрясся в притворном ужасе, - а босмерка-то в три раза мельче тебя, а ты так сурово с ней. Не хорошо, знаешь ли.

- Не суйся не в свое дело, малявка-эльф!

- О, а это же мое дело. Ты даже представить себе не можешь, насколько оно мое, - жаль, что отверг Соратник дар Хирсина, разорвать бы этого эльфенка, рвать когтями и клыками, а ограничиться придется парой тумаков да пинков. Да еще и бить калеку… уголки губ Вилкаса дернулись в глумливой усмешке.

- Скажи богам своим спасибо, что ты однорукий. Не гоже Соратнику калеке ребра пересчитывать.

- Так, что я даже стоячий как лежачий? Не снизойдут Соратники своими кулаками благородными мне показать, что к чему, - босмер сунул в лицо юноше свой обрубок и ощерился. Бреши выбитых зубов зияли пустотой. Глухо зарычав, воин схватил эльфа за грудки, и взгляд остроухого полыхнул голодом. Подозрительно знакомый душный запах псины ударил его в лицо, звериная ухмылка исказила острые черты Хацутеля. - Это ты мать-луну бросить способен. Мы не такие.

- Вы? – воин повернулся было к Тинтур, но девушки уже и след простыл. Норд удивленно заморгал, и сидящая в углу Дженасса сипло хохотнула. Наемница постукивала каблуком сапога, будто отмеряя секунды с побега Белого Крыла, мозолистые пальцы поигрывали на боках кружки. Не взрослые мужи, а петухи задиристые как дело до бабы доходит.

Тинтур бежала под недоуменными взглядами стражников, несущих караул. Быстрее оленя, почуявшего хищника, пытаясь обогнать ветер, она неслась к конюшням, к телеге извозчика, а из груди рвался совершенно неуместный смех. Истерично-веселый, отвратительно похожий на хохот Цицерона, до обжигающих слез, до рези в животе, словно в нее даэдра вселился. Босмерка сбежала с холма, пронеслась мимо каджитского каравана, разбившего свой лагерь у стен Вайтрана. Вместо уже ставшего привычным жаром дикой крови, сердце отчего-то заливалось соловьем. Эльфка с разбега запрыгнула в телегу и хлопнула извозчика по плечу. Мужчина, пожевывающий травинку, бросил на нее меланхоличный взгляд через плечо.

- Куда ехать? – бросил он, сплевывая сквозь зубы.

- В Айварстед. На Семь тысяч шагов твоя кляча подняться может?

- Шутница, - фыркнул норд, стегнув лошадь. Кобыла весьма резво потрусила по дороге, и деревянные колеса грохотали по камням, возвращая Тинтур в тот день, когда ее с Джэлех и Подковой везли в Рифтен на казнь. Эльфийка запрокинула голову, подставив лицо теплым солнечным лучам, терпко пахнущим летом.

Ой не скоро восток солнцем ясным озарится,

не скоро прогонит мглу ночную.





Только юной девице в поздний час не спится,

Не уймет сон тоску ледяную.

И луны ей свет не мил, и теплом не напиться

В сумерках холодных объятьях.

И луны взгляд постыл, с неба серебро струится,

Ох и горькое печали проклятие.

Долго ль зореньки красной девице дожидаться,

Время ей считать по мгновеньям.

Чтоб с любимым девице наконец-то повидаться

Под рассвета благословенье.

- Хорошо поёшь, - усмехнулся мужчина, - только не думай, что за песни я тебе цену скину. Шельма остроухая… ну, чего замолкла-то? Давай-ка вместе «Рагнара Рыжего», а? Жил да был Рагнар Рыжий, героем он слыл…

***

Ларасс стояла, опираясь руками о стол, склонившись над конторской книгой. Зимние прищуренные глаза скользили по ровным столбикам цифр, хвост плавно покачивался из стороны в сторону. Каджитка была сама сосредоточенность… пока вдруг не шевельнула острыми ушами да не захлопнула книгу. Плюхнувшись в кресло, сутай-рат закинула ноги на стол и потянулась за пирожным. Бриньольф, спрятавшись в спасительной тени статуи Ноктюрнал, жадно наблюдал, как кошечка облизывается и забавно морщит нос, когда крем инеем оседал на усах. Мужчина сурово нахмурился, когда до него донесся звон ее золотых серег, воровка взмахнула хвостом, на кончике которого мелькнула золотая искорка. Так она что, браслет на него нацепила? Мерзавка. Норд усмехнулся, скрестив руки на груди. Дхан’ларасс тем временем поднялась на ноги и потянулась за кувшином, стоящим на другом конце стола. Не доставая до ручки какие-то несколько миллиметров, она, приподнявшись на цыпочках, поставила одно колено на стол. Уголки губ Соловья сами приподнялись в улыбке в ответ на такое шикарное представление. После той ночки у ног гор Предела, детка вела себя как ни в чем не бывало, и Бриньольф не знал, радоваться ему или злиться. Ладно бы хвостатая паршивка просто его игнорировала, избегала или шипела, в конце концов! Но нет, пушистая стерва предпочла откровенный саботаж! Изводила вора томными взглядами из-под ресниц, тихими вздохами, мимолетным касанием хвоста… схватить бы крошку за этот самый хвост и окунуть пару в канализационный канал, авось прекратит свои выкрутасы, притворщица проклятая! Северянин надменно хмыкнул, выступая из своего укрытия. Взгляд матовых глаз Ноктюрнал проводил норда насмешливым, чуть снисходительным взглядом. В неверном свете свечей казалось, что изваяние мягко поводит руками, баюкая сидящих на них воронов.

А представление и не думало завершаться. Сидя на столе, Ларасс доверху наполнила кубок игристым вином и аккуратно пригубила так, что бы несколько рубиновых струек пролились на шею и грудь. Бледно-алые бутоны клякс распустились на белом батисте ворота ее рубашки. Каджитка облизнула усы и сокрушенно покачала головой, хотя льдисто-голубые глаза сияли веселостью и самодовольством. Бриньольф учтиво кивнул боссу и, не оборачиваясь, строевым шагом направился к люку на кладбище. Воротник камзола отчего-то слишком туго перехватывал его шею, а прохладная сырость хранилища отозвалась легкой дурнотой. Не стоило вчера пить с Випиром и Руном столько меда. Удача удачей, а топить ее в хмеле все же не стоит.

Он затылком чувствовал обиженный взгляд детки, в котором постепенно разгорались гнев и обида, но даже шага не сбавил. Время… ему нужно время. Те несколько дней, когда сначала отмечали удачное дельце, а потом отсыхали после гулянки, не считаются. Прогуляться вору надо, голову прочистить. От Гильдии Соловей ни в жизнь не откажется, но бросить Ларасс, значит, отказаться и от Гильдии. Оскорбленная сутай-рат ему житья не даст, а подружки-воровки ей в том помогут, и беги тогда, Брин, от бабьей мести в Морровинд! Стоит объясниться с шефом… и что ей сказать? Что то утро было ошибкой? Тогда она ему и язык, и яйца отрежет, и права будет!

Северянин упоенно вздохнул, стоя на пороге ложного склепа, подставил лицо ветру. Выдул бы он из буйной головушки все лишние мысли, оставил только самые важные… оглушительно вереща, над головой пролетела какая-то пичуга и закружила, трепеща крыльями, над статуей Талоса. Пернатая нагло гадила прямо на голову богу, а жрица все монотонно бубнила себе под нос молитву, и хвалебные слова звучали в унисон с ехидным птичьим щебетом. Мужчина ухмыльнулся, с хрустом разминая шею, потер слабо ноющий затылок. Мысли беспокойным роем вились вокруг Дхан’ларасс.