Огонь и сталь

— Вы так щедры, сударь, — томно рассмеялась она, торопливо сгребая монеты и опасливо оглядываясь по сторонам. Кабы шахтеры не заметили такого богатства, — у меня здесь есть комната. Теплая, уютная. Если изволите подняться…

— Нет! — это прозвучало резче, чем хотелось бы скомороху, но, ее, кажется, его грубость даже не задела. Девушка улыбалась маняще и соблазнительно, и только сейчас Хранитель заметил на ее шее амулет Дибеллы, старый, истертый, но еще хранящий слабое сияние зачарования благодати богини. — Я… я живу здесь неподалеку. Там нам точно никто не помешает, — никто, никто, совсем никто! Ни колдуны, ни оборотни, никто! Только она, Цицерон… и его кинжал.

Девушка пошла с ним, не задавая вопросов. Очевидно, уже привыкла во всем повиноваться клиенту, тем более такому щедрому и хорошо одетому. Пусть и пахнет от него мертвечиной… кто знает, может, он жрец Аркея. Хотя раньше она никогда не видела, что б могильщики обряжались в шутовские костюмы. Сударь держал ее за руку, девушка сквозь бархат перчатки чувствовала, какая она горячая. Уж не в лихорадке ли он? Но одного взгляда на счастливое, улыбающееся лицо мужчины было достаточно, чтобы все ее тревоги развеялись. Нет, клиент здоров. Просто в нетерпении.

Беспокойство нахлынуло на нее с новой силой, когда шут подтолкнул ее к лодчонке и махнул рукой в сторону острова, окутанного туманом.

— Там мой дом, — пояснил он, с широкой улыбкой глядя в испуганные голубые глаза, — не бойся, красавица, я тебя не обижу. На острове так скучно, холодно и одиноко… ты же согреешь бедного Цицерона? — золотистые искорки в карих глазах клиента пляшут и манят. Вдруг, если она согласится, он еще щедрее окажется? Тогда она наймет повозку и уедет в Солитьюд! Купит красивое парчовое платье, серьги да кольца и будет греть постели благородным господам! Мысленно помолившись Стендарру, девушка осторожно ступила на борт раскачивающейся на волнах лодочки.

Со сводчатого потолка пещеры свисали сосульки. Будто скалится мерзлый камень ледяными клыками. Цицерон уверенно вел девушку по коридорам, уже обнимая ее за талию. Вдруг она испугается, побежит и все испортит! Вдруг она упадет и разобьет себе личико. Нет… Слышащая должна быть прекрасна.

В пещере Ингвильд тепло лишь в одном чертоге — в комнате за тронным залом. Раньше здесь жил некромант, Цицерону пришлось потрудиться, что бы навести порядок за тем глупым альтмером. Насорил он, ох как насорил! Всюду трупы, кровь и кости! Деметре… Слышащей бы это не понравилось. Ей нравится, когда все красиво, чисто, уютно… пришлось перетащить сюда некоторые его вещи из убежища, но это того стоило. Унылая комната теперь стала достойна служить вечной обителью его Слышащей.

Девушка не успела закричать. Беззвучно билась в руках Цицерона, силилась оторвать его пальцы от своей шеи, пыталась глотнуть теплого стоячего воздуха, но шут опытный ассасин. Ей не вырваться. Дура, не понимает, что в палатах Отца Ужаса ей не придется торговать собой! Она будет плясать вместе с сынами Матери Ночи, прислуживать им за столом, а об ее теле, о таком прекрасном нежном теле позаботится Цицерон. Когда она безвольно обмякла в руках имперца, серые глаза потускнели, и девушка мягко осела на пол, шут счастливо рассмеялся. Его радостный, горький от безумия хохот зловещим эхом разносился по коридорам пещеры. Подхватив безжизненное тело на руки, он закружился на месте.

— Теперь мы вместе! Вместе–вместе–вместе! Слышишь, Слышащая? Ты слышишь Цицерона? — кончиками пальцев мужчина провел по еще теплой щеке. Румянец на ней медленно таял. — Мы будем здесь вдвоем, только вдвоем! Слышащая и Цицерон, Цицерон и Слышащая! — резко остановившись имперец нахмурился. — Только платье нужно другое. Правда, Деметра? Синее–синее, синее синего! Цицерон сам, сам тебя переоденет! — ослепленному скомороху казалось, что девушка в его объятиях радостно улыбается и кивает, льнет к нему, пытаясь сохранить последние крохи живого тепла. Бережно уложив ее на крытую шкурами кровать, мужчина кинулся к дубовому сундуку. Он подготовился, подготовился! Его Слышащая будет красивой! Самой–самой красивой…

========== DINOK AhRK ASK (Смерть и любовь) ==========

Скьор, запыхавшийся, опустил щит и вытер вспотевший лоб, глядя на девушку из-под кустистых бровей. Босмерка, худая да рыжая, словно лисица, не отрывала от Соратника темно-янтарных глаз. В битве ли, в ярости глаза эльфки всегда темнеют. А так — искрятся, словно золото.

— Ох, загоняла ты меня, девочка, — выдохнул воин, и меч его описал дугу в воздухе, сверкнув серой сталью, поймав поцелуй солнечных лучей, — гляди-ко, тщедушная, в чем дух только держится, а в битве пляшешь не хуже многих.

Кодлак, наблюдавший за тренировкой, одобрительно кивнул. Она окрепла телом, но раны в ее душе и сердце еще кровоточат. Они никогда не заживут, останутся шрамами на всю ее жизнь, вечным напоминанием о жестокости и бессердечии… Предвестник видел, как стыдится Тинтур своих ушей, прикрывает их волосами и банданой, босмерскими узорами расшитыми, чтобы не увидел кто, что острые кончики отсечены. Левое ухо обрезано аккуратно, закругленно, будто кто жестокости ради придать хотел ему форму человеческого, а вот правое, очевидно, лишь надрезали, а затем грубо оторвали. Сердце старого воина кровью обливалось, когда он смотрел на нее, одинокую в своей пережитой беде и не желающей делить свою боль ни с кем. Вилкас, сидящий рядом, тоже не сводил серых глаз с босмерки. Юноша ревновал Предвестника к ней, не понимал, почему Кодлак так возится с остроухой дикаркой, но все же тянуло его к девушке. Словно корабль, жаждущий к местам родным причалить, все норовил парень возле нее оказаться. На ужине рядом садился, на охоту пару раз с ней ходил, но Тинтур только зверем глядела да в лес убегала при первой возможности. Вилкас злился, печалился, но насильно девке мил не будешь. И когда заговорил наставник, юноша вздрогнул.

— Тинтур доказала свое умение. Думаю, можно принять ее в Соратники. Она будет достойным пополнением наших рядов.

Северянин надменно фыркнул, скрестив руки на груди и щурясь на солнце.

— Лесные эльфы — дурные воины. Охотник она ловкий, спору нет, но как боец… труслива да капризна! Она никого не слушает, в разгар битвы может исчезнуть, а когда почти все закончится, выскакивает откуда–то из кустов и давай топорами размахивать! Настоящий воин всегда опасность лицом встречает!

Предвестник тихо рассмеялся. Вилкас истовый Соратник, отважный, доблестный, но слишком уж пылок. Не видит много и не желает видеть. Хоть и прав он, но гнать эльфийку прочь из Йоррваскра Кодлак не может. Да и не хочет. Так ли давно он был мальчишкой в Хаммерфелле?.. воспоминания поблекли, казались теперь не более, чем сном, далеким и зыбким. Словно и не было того юнца, служившего телохранителем благородному лорду…

— К тому же она не прошла испытаний, — продолжал Вилкас, сжимающий рукоять своего меча. Скьор холодно взглянул на него.

— Вот испытай ее! Давай, волк, покажи нам свою удаль!

— Что я, с женщиной драться буду, — напыщенно заявил норд. Скьор громко расхохотался, запрокинув голову.

— Женщина она под одеялом, а сейчас — сестра твоя по оружию! Так что не спорь со старшим, щенок, хватай меч да становись!

Вилкас метнул на старшего Соратника гневный взгляд и поднялся на ноги. Взяв тяжелый щит, он направился к Тинтур, размахивающей орочьими боевыми топорам. Лучница она неплохая, но вот при любом удобном случае хватается за железки. Юноша сглотнул вставший поперек горла колючий ком. Сам он сжимал рукоять стальной булавы. Не покалечить бы ее… и, судя по выражению ее острого лица, босмерка настроена отнюдь не так добродушно.

Она плясала вокруг него будто сама мать–дымок. Била не сильно, но часто и быстро — на латах Вилкаса красовалось уже не меньше дюжины свежих царапин. В своей тяжелой броне, со щитом и булавой Соратник казался совсем тяжелым и неповоротливым как мамонт. Каждый раз, стоило ему только замахнуться, как эльфка оказывалась за спиной или сбоку. Со всех сторон на норда сыпались ехидные шуточки да смешки, только сильнее распаляя ярость северянина. Что б его обошла какая–то остроухая?! Резко крутанувшись на месте, он сделал обманный выпад вправо, и когда босмерка метнулась влево, ударил ее щитом. Девушка, оглушенная, отлетела в сторону. Топорики выскользнули ее рук, бандана сбилась на бок, открывая изуродованное ухо. Тинтур, едва слышно застонав, прижала руку ко рту — меж тонких пальцев сочилась кровь.