Мечтатели

Mapия. И при этом вы беспрестанно смотритесь в зеркало!

Ансельм (застигнутый врасплох). Думаете, я себя вижу? Господи, ну да, конечно, как пятно в зеркале. Глаза - это руки, ни разу в жизни не мытые; оттого-то они сохраняют грязную привычку трогать все подряд. И воспрепятствовать невозможно! Иногда мне хочется прокалить их, чтобы, очистившись от всех прикосновений, они сберегали только ваш образ.

Мария. Господи Боже, Ансельм!

Ансельм. Да, вам смешно, по-вашему, это преувеличение, каких хороший интеллигентный вкус избегает. Экий спесивый блюститель. Ох и побледнеет этот сверхинтеллигентный вкус, коли глаза впрямь зашипят на раскаленной стали! И, разбежавшись каплями, испарятся!

Мария. Фу! Опять вы смакуете эти мерзости!

Ансельм (с жаром). Я бы, не дрогнув, повернул нож и в вашем сердце! Если б мог однажды вернуть вас с порога. Где женщины расстаются с корсетом. С заемной "опорой". Со здравым смыслом вьючного животного, который все сносит - детей и больных, мужчин и безрассудное убийство на кухне.

Mapия. Да читайте же наконец! У вас правда есть что обсудить, и срочно.

Ансельм (смягчившись от ее решительности). Как все-таки замечательно, что вам никогда не удается застать меня врасплох. Я заранее знаю все, что вы сделаете. Заранее ощущаю это в себе как болезненно набухшую почку.

Мария. Разумеется, простенькие идейки здравого смысла угадать несложно!

Ансельм. Я не хочу необыкновенных переживаний! Самые глубокие переживания - будничные, нужно только освободить их от привычности. (Тихо.) Вот этого он не знает. А вы теперь не знаете себя. Измельчали под его влиянием.

Мария. Вы уже слышали мой ответ: я люблю Томаса.

Ансельм. Я не спрашиваю, любите ли вы его; на этот вопрос ответа вообще нет!.. (Сдерживаясь.) Решайте сами, может быть, здесь то, о чем я вам сейчас расскажу. Однажды меня захватила, заворожила... ива. На просторной лужайке только и были - я и одно это дерево. И я еле устоял на ногах, ибо то, что так сиротливо сплелось и завязалось узлом в его сучьях, этот страшный ровный поток жизни, я чувствовал в себе, но мягким, податливым, текучим. И я упал на колени! (Секунду тщетно ждет от Марии отклика.) Вот и все мои чувства. И к вам тоже.

Мария. Ансельм... подобные преувеличения мало что стоят. Ну почувствовали вы это, так ведь даже ниц не пали по-настоящему.

Ансельм. Вот как?! Томас и вправду начисто лишил вас глубины.

Мария. Вы безобразно относитесь и ко мне, и к Регине.

Ансельм. Люди вроде вас, которых уже ничто не повергает ниц, не вправе делать упреки! Я бы многого в жизни мог достигнуть, но каждый раз приходилось от всего отказываться. Ведь когда веришь, неизбежно спотыкаешься. Но ведь и живешь, только пока веришь!

Мария (боязливо и тревожно). Читайте! Томас хочет с вами поговорить.

Ансельм. Лучше я расскажу вам одну историю: когда я был монахом...

Мария. Что-что? Вы были монахом?

Ансельм. Тише!! Томас ни под каким видом не должен об этом знать!

Мария. Но, Ансельм, вы же рассказываете небылицы.

Ансельм. Вам я никогда не расскажу небылицу. Это было в Малой Азии, у подножия горы Акусиос. В маленькое незастекленное оконце я видел из кельи море...

Мария (протестующе). Читайте, читайте!..

Ансельм не желает, но, слыша приближающиеся шаги Томаса, все же заглядывает

в письмо.

Чем вы только не занимались, пока мы все жили здесь. (Вновь принимается за свой туалет.)

Входит Томас.

Томас. Еще не закончил? Мария. Прочтите последний раз...

Ансельм пытается поймать ее взгляд, чтобы скрепить мир, заключенный через

эту крохотную поддержку, но она прячет глаза. Ансельм уныло пожимает

плечами, потом быстро просматривает письмо.

Томас хочет устроить Йозефу торжественную встречу и еще больше его разозлить. А я не хочу, чтобы мы себя так вели. В конце концов Йозеф наш близкий родственник, а там видно будет!

Томас (мнимо шутливым тоном). Я хочу послушать Ансельма! (Садится, смотрит на Ансельма.)

Напряженная пауза. Ансельм, все больше нервничая, медленно поднимает голову;

в глазах его теплится решимость.

Ансельм. Твое письмо все испортило.

Томас. Та-ак, мое письмо... Но ты же с ним согласился.

Мария. Тогда пускай Томас и попробует все исправить!

Ансельм. Нет, Томасу нельзя говорить с Йозефом, я не допущу!

Томас (настороженно). Значит... ты сам поговоришь с ним?

Ансельм (бросая письмо). Я не могу.

Томас. В самом деле? Не можешь? (Испытующе смотрит на Марию.)

Мария. Вы что же, всерьез намерены стерпеть все Йозефовы упреки?!

Ансельм. Не знаю, что вам ответить. Суть в том, что я обманщик, так?

Томас. Так.

Ансельм. А в самом деле... разве я не обманщик? Разве же всякий человек... который жаждет захватить другого... и захватить во много раз сильнее, чем руками, понимаете?.. и убедить его (с нажимом), хотя в своей правоте никто до конца не уверен... разве же всякий человек не обманщик?

Мария (нехотя, пока Томас невольно проверяет ее впечатление). Чрезмерная впечатлительность!

Ансельм (начиная нервничать). Я сам не знаю, чего я хотел - спасти Регину или насолить Йозефу. Иногда бываешь великодушным и дерзким, как во сне. Теперь я жалею.

Мария (завороженно). О чем вы жалеете, Ансельм? Говорите, пока не поздно!

Ансельм. Я не знаю, что ответить Йозефу. Правота, которая идет от сердца, необычайно заразительна. Оставьте вы меня.

Mapия. Да говорите же.

Ансельм. Дело сделано, окончательно и бесповоротно. Один раздавил другого, как вредное насекомое. Сапогом. И вдруг этот другой поднимается. А немного погодя стоит в нас на той же высоте, что и в себе, как в сообщающихся сосудах! Перетекает в нас и нас же оттесняет! Ни в коем случае нельзя недооценивать (как бы с опаской), ведь тут он себя и покажет, этот другой человек!

Томас (напряженно следивший за реакцией Марии). Тогда остается одно: не мудрствуя лукаво, сделать самую что ни на есть тривиальную вещь - оказать на Йозефа небольшой практический нажим. Наймем сыщика и хорошего адвоката; какая-никакая слабинка и у Йозефа найдется.

Mapия (с ужасом). Ты готов прибегнуть к таким средствам?!

Томас. В свое время Йозеф кое в чем мне признался. Давно-давно. Сыщик нужен исключительно для раскапывания подробностей, ну а если Йозеф даже и чист душой (с язвительным, намеком), факты можно сопоставить и увязать. Факты охотно свидетельствуют не в пользу души. Разве нет, Ансельм?